Гюстав Флобер - 12 шедевров эротики

• Название: 12 шедевров эротики
• Автор: Гюстав Флобер
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2016

То, что ранее считалось постыдным и аморальным, сегодня возможно может показаться невинным и безобидным. Но мы уверенны, что в наше время, когда на экранах телевизоров и других девайсов не существует абсолютно никаких табу, читать подобные произведения — особенно пикантно и крайне эротично. Ведь возбуждает фантазии и будоражит рассудок не то, что на виду и на показ, — сладок именно запретный плод. "12 шедевров эротики" — это лучшие произведения со вкусом "клубнички", оставившие в свое время величайший след в мировой литературе. Эти книги запрещали из-за "порнографии", эти книги одаривали своих авторов небывалой популярностью, эти книги покорили огромное множество читателей по всему миру. Присоединяйтесь к их числу и вы!

---

Он воскликнул патетически:

— Разве можно приказывать чувствам!

Она повернулась к нему:

— Дорогой друг, для меня влюбленный вычеркивается из списка живых людей. Он глупеет, больше того — он становится опасен. С людьми, которые в меня влюблены или притворяются влюбленными, я прерываю всякие отношения, во-первых, потому, что они мне надоедают, а во-вторых, потому, что я их боюсь, словно бешеных собак, с которыми всегда может случиться припадок. И вот, я подвергаю их моральному карантину до тех пор, пока их болезнь не проходит. Запомните это. Я знаю, что для вас любовь — это нечто вроде телесного голода, для меня же, напротив, она могла бы быть средством… средством… общения душ, которого мужчины не признают. Вы понимаете ее в буквальном, а я в более высоком смысле… Ну… посмотрите-ка мне в глаза…

Теперь она не улыбалась. Лицо ее было холодно и спокойно, и она сказала, подчеркивая каждое слово:

— Я никогда, никогда не буду вашей любовницей, помните это. Поэтому совершенно бесполезно, даже вредно для вас упорствовать в этом желании… А теперь, когда… операция сделана… хотите, будем друзьями, настоящими добрыми друзьями, без всяких задних мыслей?

Он понял, что всякая попытка будет безуспешна после этого безапелляционного приговора. Поэтому он сразу покорился ему и, восхищенный возможностью приобрести такую союзницу, от всего сердца протянул ей обе руки:

— Располагайте мной, как хотите.

Она почувствовала искренность в его тоне и подала ему руки.

Он поцеловал их одну за другой, потом, поднял голову, сказал просто:

— Честное слово, если бы я встретил женщину, похожую на вас, с какой радостью я бы на ней женился!

На этот раз его слова тронули ее: есть комплименты, которые доходят до женского сердца, — и она бросила на него один из тех быстрых признательных взглядов, которые делают нас рабами женщины.

Затем, видя, что он не знает, как перейти к другой теме, она сказала ему мягко, дотронувшись пальцем до его плеча:

— И я немедленно приступлю к исполнению моих дружеских обязанностей. Вы недостаточно ловки, друг мой…

На мгновенье она замялась и спросила:

— Могу я говорить с вами откровенно?

— Да.

— Вполне.

— Вполне.

— Так вот. Сделайте визит госпоже Вальтер, которая вас очень ценит, и постарайтесь ей понравиться. Вот там ваши комплименты будут уместны, хотя она порядочная женщина, — поймите, вполне порядочная женщина. О, не надейтесь… сорвать там что-нибудь в этом отношении… Вы можете получить большее, если сумеете себя поставить. Я знаю, что положение ваше в газете пока очень скромное. Но не бойтесь ничего, они принимают всех сотрудников с одинаковым радушием. Послушайтесь меня, сходите туда.

Он сказал, улыбаясь:

— Благодарю вас. Вы ангел… мой ангел-хранитель.

Потом они заговорили о других вещах.

Он сидел долго, желая доказать, что ему приятно быть с ней; и, уходя, просил еще раз:

— Итак, решено? Мы друзья!

— Решено.

И, так как он заметил действие комплимента, сказанного им раньше, он подкрепил его, добавив:

— Если вы когда-нибудь овдовеете, я выставлю свою кандидатуру.

И поспешно вышел, чтобы не дать ей времени рассердиться.

Визит к г-же Вальтер несколько смущал Дюруа, так как он не был приглашен бывать у нее и боялся сделать неловкость. Патрон был к нему благосклонен, ценил его услуги, предпочитал его другим для трудных поручений; почему бы ему не воспользоваться его расположением для того, чтобы проникнуть к нему в дом?

И вот, однажды утром, он рано поднялся и отправился на рынок, где приобрел за десять франков два десятка превосходных груш. Старательно запаковав их в корзину, для того чтобы они имели вид привезенных издалека, он отнес их привратнику г-жи Вальтер вместе с визитной карточкой, на которой написал:

«Жорж Дюруа покорнейше просит г-жу Вальтер принять эти плоды, полученные им сегодня утром из Нормандии».

На следующий день он нашел в редакции, в своем ящике для писем, конверт с ответной карточкой г-жи Вальтер, «сердечно благодарившей господина Жоржа Дюруа и принимавшей у себя каждую субботу».

В ближайшую субботу он отправился с визитом.

Вальтер жил на бульваре Мальзерб, в собственном доме, часть которого, как человек практический, он отдавал в наем. Единственный привратник, помещавшийся между двумя входными дверьми, отворял дверь и хозяину и жильцу, придавая обоим входам вид важного богатого особняка благодаря своей выправке церковного швейцара, белым чулкам, плотно обтягивающим жирные икры, и ливрее с золотыми пуговицами и ярко-красными отворотами.

Приемные комнаты находились во втором этаже; в них вела передняя, обтянутая материей, с портьерами на дверях. Два лакея дремали, сидя на стульях. Один из них взял у Дюруа пальто, другой завладел его палкой, отворил дверь, опередил гостя на несколько шагов и, прокричав его имя в пустую залу, отступил в сторону и пропустил его.

Молодой человек в замешательстве смотрел во все стороны, пока не заметил в зеркале несколько человек, сидевших, казалось, где-то очень далеко. Сначала он ошибся направлением, введенный в заблуждение зеркалом, потом, пройдя две пустые залы, вошел в маленький будуар, обтянутый голубым шелком с лютиками, где четыре дамы беседовали вполголоса, сидя вокруг круглого столика, на котором стояли чашки с чаем. Несмотря на самоуверенность, которую Дюруа приобрел благодаря жизни в Париже и в особенности благодаря своей профессии репортера, постоянно приводившей его в соприкосновение с важными липами, он почувствовал себя смущенным обстановкой приема и странствованием по пустым залам.

Ища глазами хозяйку дома, он пробормотал:

— Сударыня, я позволил себе…

Она протянула ему руку, которую он, поклонившись, пожал, и сказала:

— Вы очень любезны, сударь, что пришли навестить меня.

И указала ему на кресло, в которое он почти упал, так как оно показалось ему значительно выше, чем было в действительности.

Некоторое время все молчали. Затем одна из дам возобновила начатый разговор. Речь шла о том, что стало холодно, но все же недостаточно для того, чтобы прекратилась эпидемия тифа или стало возможным кататься на коньках. И каждая высказала свое мнение о наступающих в Париже морозах; затем все стали обсуждать вопрос о том, какое время года предпочтительнее, приводя при этом те обычные банальные доводы, которые застревают в умах, словно пыль в комнатах.

Легкий стук отворяемой двери заставил Дюруа обернуться, и сквозь два стекла без амальгамы он увидел приближающуюся толстую даму. Когда она вошла в будуар, одна из посетительниц встала, пожала всем руки и вышла; и молодой человек следил взглядом, как удаляется через несколько комнат черный силуэт ее платья с блестящей отделкой из джета.

Когда движение, вызванное перемещением лиц, улеглось, разговор внезапно, без всякой связи с предыдущим, перешел к вопросу о Марокко, о восточной войне и о затруднениях Англии на юге Африки.

Обсуждая эти вопросы, дамы, казалось, разыгрывали хорошо выученную благопристойную комедию, принятую в свете и повторяющуюся очень часто.

Вошла новая гостья — маленькая завитая блондинка; появление ее вызвало уход высокой дамы средних лет.

Заговорили о Лине и о его шансах попасть в Академию. Вновь пришедшая была твердо убеждена, что его побьет Кабанон-Леба, автор прекрасной стихотворной переделки «Дон-Кихота» для театра.

— Знаете, эта вещь будет поставлена в «Одеоне» этой зимой.

— Вот как! Непременно пойду посмотреть, как ему удался этот литературный опыт.

Г-жа Вальтер отвечала любезно, спокойно и бесстрастно, ни на минуту не задумываясь над своими словами, так как у нее обо всем было готово мнение.

Заметив, что становится темно, она велела подать лампы, продолжая слушать разговор, журчавший, как ручеек, и думая о том, что она забыла зайти в литографию за пригласительными карточками на предстоящий обед.

Она была несколько полна, еще хороша собой, в том критическом возрасте, когда закат женщины уж близок. Она еще держалась, но только благодаря тщательному уходу за собой, гигиене и различным кремам для кожи.

Она производила впечатление благоразумной, сдержанной и рассудительной женщины, — одной из тех женщин, суждения которых напоминают ровный, подстриженный французский сад. Гуляя в нем, вы не встретите ничего неожиданного, но в этом есть своя прелесть. У нее был тонкий, тактичный и верный ум, заменявший ее воображение, доброта, самоотверженность и спокойная благожелательность ко всему и ко всем.

Она заметила, что Дюруа не произнес еще ни слова, что никто к нему не обращается и что он, по-видимому, чувствует себя не вполне свободно, и, так как дамы все еще были заняты Академией — излюбленным предметом их беседы, — она спросила: