Андрей Константинов - Бандитский Петербург. 25 лет спустя

• Название: Бандитский Петербург. 25 лет спустя
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096473-4

Бандитский Петербург 2012 — это самая полная криминальная история Северной столицы с момента ее основания до настоящего времени.

«…в каком-то смысле книга „Бандитский Петербург“ для меня — это бесконечная литературно-исследовательская каторга, отбывая которую с каждым годом все труднее находить в себе силы продолжать работу… И все-таки, как мне кажется, тема „Бандитского Петербурга“, будучи сейчас не столь „спекулятивно-актуальной“, как это было в девяностые годы прошлого столетия, по-прежнему остается интересной… Истории многих героев не завершены, а значит — не дорассказаны. Так что книга все еще не закончена».

Андрей Константинов

---

— С моей точки зрения, организованный характер наша преступность приобрела благодаря бывшим сотрудникам правоохранительных органов, — сказал нам один весьма крупный чин из параллельного ГУВД учреждения. — Блатные никогда бы не смогли создать такие замечательно организованные структуры, какие мы сейчас наблюдаем в бандитском мире — со своей агентурой, разведкой, контрразведкой и аналитическими подразделениями. Нынешняя борьба с преступностью — это выкашивание пехоты… Знаете, как на фронте: рота вся полегла, но на смену ей придут другие роты, потому что целы генералы, которые могут отдать соответствующие приказы и распоряжения…

— Неужели ментовская преступность — результат демократизации общества? — спросили мы одного из экспертов в ГУВД. Он подумал, вздохнул и ответил:

— Те, кто сейчас садится в камеры, родились задолго до перестройки. Те, кто не садится и не сядет никогда, — тоже. В июле 1992 года была обворована квартира бывшего заместителя начальника нашего ГУВД, генерала в отставке. Когда я прочитал ориентировку на похищенное, мне стало дурно. Поинтересуйтесь, ребята, этим делом, прикиньте, на какую зарплату можно купить все то, что вынесли из квартиры генерала…{ Наш интерес удовлетворен не был. Сама ориентировка странным образом «пропала» из компьютерных файлов. А те, на ком висит официально этот глухарь, устало посоветовали нам оставить генерала в покое и не искать неприятностей для себя и для других.} Сейчас, конечно, больше беспредела, больше озлобленности в людях, а менты — такие же люди, как и все… Больше путаницы и неразберихи, больше возможностей… Но, между прочим, менты садились всегда. И ментовские камеры в «Крестах», и зону ментовскую не год назад придумали…

В ментовской камере

В 1992 году в Санкт-Петербурге к уголовной ответственности было привлечено 137 сотрудников милиции, 77 из них — за грабежи, разбойные нападения и кражи. В мае 1993 года в «Крестах» содержалось 69 арестантов — сотрудников милиции, в основном сержантский состав. Это означает, что около десяти камер в СИЗО на Арсенальной набережной полностью укомплектованы теми, кто по долгу своей службы должен был сажать в это заведение других.

…Эта стандартная «крестовская» камера площадью в восемь квадратных метров, тем не менее, не совсем обычна. С известной долей условности и иронии ее можно назвать элитарной. Здесь сидят всего шесть арестантов, а не десять или тринадцать, как в других: двое из них иностранцы, остальные четверо — бывшие сотрудники милиции. Узнав, что к ним пожаловали корреспонденты, арестанты гостеприимно уступают места на койках. В камере душно; на стене висит приемник. Меланхолично-грустная музыка создает ощущение фальшивого уюта. На обшарпанных стенах — вырезки из дешевых журналов. Койки заправлены шерстяными одеялами; на тумбочке — книги, старые газеты… Арестанты — молодые мужчины — одеты по-домашнему: рейтузы, футболки, войлочные тапочки. Вопреки нашим опасениям, на разговор идут охотно и почти дружелюбно. Некоторые сидят здесь уже более полугода. За что? Не без юмора кто-то отвечает:

— Мы — коррумпированные элементы!

Бывший старший оперуполномоченный из области, сержант охраны, еще один опер из района. Четвертый — интеллигентного вида мужчина, по возрасту самый старший, — поясняет, что служил в МВД по канцелярской части. Все они горячо уверяют нас, что страдают невинно. Сержант охраны, арестованный по делу Малышева в числе многих прочих, считает себя незаслуженно обиженным вдвойне. Во-первых, потому, что связал свою судьбу с милицией. И во-вторых, потому, что его посадили, в то время как настоящие жулики гуляют на свободе.

— Вот вы пишете: Малышев, Малышев, а он не такая уж крупная фигура. Крупные воры заседают в правительстве.

— А за что конкретно вы сидите?

— За то, что охранял частную контору. Они там что-то натворили, а крайним оказался я.

— Меня попросили передать какие-то деньги, — вступает в разговор районный опер. — Я передал. Меня арестовали: взятка! Откуда я мог знать?

— Я понятия не имею, за что сижу; обвиняют по 146-й. Сижу уже несколько месяцев. На допросы не вызывают. Предъявили обвинение, а доказательств никаких. Разве это дело?

«Интеллигент», слушающий товарищей с понимающей улыбкой, веско добавляет:

— Понимаете, у меня семья: жена, дети. Я не убийца, не насильник. Сижу здесь уже несколько месяцев. За это время никаких следственных действий в отношении меня не проводилось. Спрашивается, зачем это нужно, кому? Даром едим хлеб. Хотя бы работу какую-нибудь предоставляли: тапочки шить, например. Коробочки клеить… Хотели потолок побелить, предлагали — нельзя, и все тут.

— У них тактика известная: парься, пока не расколешься. Расскажешь, что требуется, — изменят меру пресечения до суда. Нет — будешь гнить здесь год и больше. Вот и выбирай.

Тема «незаконного» содержания под стражей настолько близка и актуальна для арестантов, что в разговор вступают даже иностранцы.

— У нас такого нет, — решительно заявляет смуглый, усатый пакистанец, арестованный за нанесение тяжких телесных повреждений. — Сажают убийцу, насильника. Остальные ждут решения суда. Только суд может решить: заключать человека под стражу или нет. В вашей стране царит… — Пакистанец делает паузу и с удовольствием выговаривает выученные, вероятно, в «Крестах» слова: — Правовой беспредел!

Ясно одно: в предъявленных обвинениях ни зарубежные гости, ни наши блюстители порядка сознаваться не намерены даже в сугубо частной беседе. Хотя на первый взгляд все они относятся к своим бедам чересчур спокойно и рассудительно. Такое впечатление, что все они чувствуют себя проигравшими в той игре, правила которой они знали заранее.

ОРБ-РУОП здесь поминают с легким матерком. Оно и понятно: именно коллеги позаботились в свое время, чтобы некоторые из арестантов очутились здесь. Нам показалось, что, если бы это сделала прокуратура, арестантам было бы чуточку легче.

— Вы тоже хороши, — угрюмо бросает оперативник из района. — Напишете что-нибудь про кого-нибудь, а нас потом вызывают на ковер: так, мол, и так, у нас тут творится такой беспредел, что в газетах уже пишут — прямо по именам называют главарей. Надо их, значит, упаковать. Вперед, за дело! Опер всегда крайний, всегда виноват.

Интересно, что несмотря на стопроцентную «невиновность», все четверо свято убеждены: на одну честную милицейскую зарплату содержать семью по нынешним временам невозможно. Охранник вновь поминает систему и начальство недобрым словом:

— Ты сидишь сутками, как проклятый, не знаешь, уйдешь домой живым или нет с этого поста, а львиную долю процентов с оплаты получает РУВД. Разве это справедливо? Приходится крутиться.

Выясняется, что у одного — трое детей, у другого — двое… Практически оставлены без средств к существованию. Винить в этом можно кого и что угодно: ОРБ, прокуратуру, начальство, систему… Наконец, самих себя. Беседа заканчивается на характерной ноте.

— Вот погодите, — уверенно говорит охранник, — будет очередной переворот, и вы сядете сюда, к нам.

Что ж, от сумы да от тюрьмы, как говорится…

Час оборотня{ Обращаю внимание, что этот термин был использован мною ровно за десять лет до разворачивания показательной государственной чистки в милицейских рядах под условным наименованием «Оборотни в погонах». Видимо, все это время государство либо было не в курсе проблемы, либо активно занималось заготовкой необходимого стратегического запаса серебряных пуль и осиновых кольев.}

Мы живем в такой стране, где, кажется, никого и ничем уже удивить нельзя. Устали люди удивляться и возмущаться. Скандалы происходят каждую неделю на самых высоких уровнях. Реакция общества на новые разоблачения и срывание масок напоминает реакцию на удары долго избиваемого человека. Отупев от боли, он уже даже не вскрикивает и не пытается защищаться.

В 1993-м в Петербурге к уголовной ответственности было привлечено около 150 сотрудников правоохранительных органов. В любой нормальной стране это вызвало бы бурю. У нас все тихо.

Разные высокие начальники из правоохранительной системы открыто муссировали вопрос о том, что мафия может на определенном этапе стать союзницей милиции в борьбе, например, с уличной преступностью. Вновь обсуждался всерьез тезис о том, что, ввиду малоэффективности прямой борьбы с организованной преступностью, нужно «управлять» ею изнутри, регулировать направления ее деятельности и стравливать группировки между собой.{ Ведь действенный, между прочим, метод. Так, в свое время по Москве ходили упорные и, как утверждают сведущие люди, отнюдь не беспочвенные слухи о том, что лидеры измайловской группировки имели тесные контакты с представителями ФСБ. Говорят, что с помощью бандитов силовики тогда выживали из столицы конкурентов измайловских — чеченов.}