Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

• Название: Край забытых богов[СИ]
• Автор: Алина Борисова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Магия, боги, духи, шаманы, коэры, порталы в иные миры и полеты в иной реальности, древние артефакты и тайны забытых предков… Что еще забыли до кучи? Ах, да, счастье. Простое, человеческое. Ну, с этим оно как-то… сложнее пока…

---

Смотрю чуть недоуменно.

— Ты ведь впервые на раскопках. И это твое первое проникновение в древнее сооружение. Тем более, тебе повезло, оно столь грандиозное.

Не могу не согласиться.

— И первая встреча с неведомым должна быть без свидетелей. Только ты, материальные фрагменты прошлого, и твой опытный проводник. И тогда тебе, возможно, удастся коснуться душ тех, кому все это некогда принадлежало, — широким жестом он обводит вокруг, а потом касается маски у себя над носом. — Простите, ребята.

А затем в той же точке он касается и моей маски.

— Я выключил камеры, — сообщает в ответ на мой недоуменный взгляд. — Не сдались мне тут сейчас ни их ухмылки, ни их комментарии. Для них это все забава. Но это твои предки, твоя история. Та ее часть, что в учебники не попала. Но здесь, в этой долине, у этого народа, сложилась уникальная культура. Может быть, она и ничто с точки зрения развития Вселенной. Может быть, она совсем не важна для истории Страны Людей. Но все это было, а об этом уже никто не помнит. Ушедший мир, ушедшие эпохи, ушедшие верования. Тогда ведь было безумно важно, какой дорогой уйти в посмертие.

— Как именно умереть? — уточняю я.

— И как именно быть погребенным. А то попадешь еще не к тем духам или к чужим богам. А вот у них все было очень красиво. Погоди со скелетами, дай покажу одну вещь, — и он тянет меня к северной стене, где лежат лишь невзрачные кучки пепла с непрогоревшими костными останками, да ошметки каких–то… шкур? Тканей? Кожи? И что–то светлое, глиняное возле самой стены. Остатки посуды?

— Посмотри–ка сюда, — Нардан заставляет сосредоточиться на пепле. — Это то, что осталось от человека. Видишь, все лежит аккуратной кучкой, и остатки костей вперемешку. Это, видимо, часть бедра, — он берет один из фрагментов.

Приглядываюсь.

— Нет, это черепная. Вот эта, — показываю на себе, название ему едва ли что скажет. Тем более, на человеческом.

— Правда? — смотрит с любопытством. — А ты действительно разбираешься…

Так это что, проверка? Ой-ё, и зачем же я с этим вылезла, я ж историк, какая анатомия? Вот мало мне, что Фэрэл все знает… И Лирин уже, наверное… Еще немного, и Нардан. И что, далее — все?

— … они сжигали заранее, а все, что оставалось, собирали в мешочек, — выводит меня из задумчивости голос профессора. Он, оказывается, уже давно про этого покойника распинается, а я и не слышу. — Вот, видишь, тут сохранились фрагменты. Выделанная кожа. Смотри внимательнее, вот, здесь даже шов, — он выуживает из пепла довольно значительный фрагмент того, что именует остатками мешочка. — Но это не все, они делали куклу в рост человека: набивали одежду соломой, делали голову из мешка, а вот внутрь этой куклы уже и вставляли мешочек с пеплом. Куклы полностью сохраняются редко. Почти никогда, если честно. Вот, видимо все, что осталось от куртки, — его ловкие пальцы переместились к темному невзрачному куску неправильной формы, — она была меховая, видишь? Смотри, вот плечо, оно переходит в рукав… жаль, не полный… а вот смотри, на груди сохранились ремешки застежки…

Киваю. Но его энтузиазма не испытываю. Все же я не историк. Мне все равно, из чего была та куртка и какие там ремешки.

— Прости, тебе ведь интересней другое, — мое настроение он улавливает. — Я‑то привык, мне важно то, что сохраняется редко. Мех, кожа, дерево — вот истинная ценность для исследователя. А эта вещь сохраняется почти всегда. Вот, гляди, — и он направляет свой взгляд к самой стене. А вместе со взглядом и луч света со своей маски. И я, наконец, разглядела то, что приняла сперва за обломки посуды. Да, обломки, но не посуды. Лица.

Это был расколовшийся от времени гипсовый слепок лица.

— Им делали маски, Ларис, понимаешь? Чтобы боги в посмертии узнали их, делали маски. Просто накладывали гипс на лицо умершего и воспроизводили черты. Им казалось, зрительного образа хватит. Но важно не это. Важно то, что мы теперь, спустя две тысячи лет, можем видеть почти достоверные портреты тех… — он что–то еще говорил, а я смотрела на это лицо, и ощущала лишь горечь потери. Зачем он меня обманул? Зачем сказал, что это были мои предки? Гипсовый слепок просто кричал о том, что потомки его дикарями бегают теперь по лесам, да бездумно глядят на небо в огромных вампирских стадах. Это не мой народ. Да, тоже люди, но другие, не те…

Последнее, видимо, прошептала, потому как вампир услышал.

— Не подходит в качестве предка? — улыбнулся лукаво.

— Как вам сказать, Нарданидэр. Вот если бы вам обещали могилы ваших предков. А привели на могилы Эльвинов Селиарэ… И сказали: а что? Ведь эльвины и те, и те.

— Да, — кивает профессор. — Я бы тоже расстроился. Но я бы дослушал.

Смотрю ему в глаза, выражая готовность слушать дальше.

— Да, — повторяет Нардан. — Это другой народ. Это воины, завоеватели, пришедшие с востока, и принесшие из далеких земель обряд сожжения. Понимаешь, в чем его смысл? Рвутся все связи с земным, душа отпускается, полностью, навсегда. А тут — маска. Посмертный слепок. И это привязка. К этому телу, к этой жизни, к этому народу. Противоречие. Сочетание несочетаемого.

— И что это, по–вашему, значит?

— Не только по–моему. Смешение традиций. И смешение народов. Иди сюда, — и он тянет меня к скелетам. — Ты подумай сама, разве не странно — половину сжигали, половину так хоронили? И главное — в одном склепе, в одном доме мертвых — и то, и то. Вот, смотри, — мы останавливаемся возле самых костей. — Их тела не уничтожались, наоборот, их пытались спасти от рассыпания в прах. Металлический стержень в позвоночник вставляли, голову так и вовсе мумифицировали. Но, не удовлетворившись этим, лепили и посмертную маску. И вот именно частью местной традиции маски были всегда, здесь они логичны — сохранить как можно больше и точнее, словно боги иначе не узнают. А на куклы сожженных воинов их стали накладывать лишь спустя несколько веков после завоевания, и это неоспоримо свидетельствует…

А на меня смотрят маски. Много–много масок, и далеко не все из них разбиты или треснули. Есть и целые. А кое–где я и следы раскраски замечаю. Брови, губы, какие–то спирали надо лбом… Вот только все до единого «не мои».

— Но это тоже «эльвины селиарэ», профессор, — невесело констатирую я. Нет, все это тоже интересно. Вот только зачем он произнес это «мой народ»? Растравил только душу ожиданием чуда…

— А ты совсем не слушаешь меня, верно? Но хорошо, что хотя бы смотришь. Так посмотри–ка теперь сюда, — он наклоняется и снимает маску с лица одного из умерших.

Череп, обтянутый кожей. На всем скелете нет ни клочочка кожи, а здесь — полностью сохранившееся лицо. Да, высохшее и словно сжавшееся, но — лицо. И даже нос не провалился, ровный, острый… А не бывает у дикарей таких носов! И скулы такими не бывают, и глаза… Ну, глаза не сохранились, конечно, как и веки, но я могла представить его живым. И живи он в тот день, когда вампиры отделяли тех, кого они отныне будут звать животными от тех, кому позволят изображать людей, его записали бы человеком. Он мог бы быть моим предком, действительно мог.

— Но как же? — потрясенно шепчу, вновь и вновь обегая глазами лицо древней мумии. Потому что этот человек, умерший две тысячи лет назад — он совсем как я, моего рода. Мой единственный родственник на тысячи километров окрест. Вот только, — маска…Я же видела его маску…

— Во–от! — радуется профессор. — Теперь ты видишь, верно? Два народа. Жил один. Назовем их условно «людьми запада», раз теперь они только на западе у нас и сохранились. А потом сюда пришли и «люди востока». Пришли войной, и победили местных, и остались. Брали в жены местных женщин. Пользовались услугами местных ремесленников. Принесли свои традиции. И позволили оставить местные. И постепенно из двух разных народов получился один народ, а две противоположные традиции объединились в рамках одного государства, а два разных способа уйти в посмертие — под сводами одного склепа, постепенно проникая друг в друга. И вот уже на безликие куклы надевают маски, а тщательно замумифицированные останки предают очистительному огню, — у него аж глаза горят, когда он рассказывает об этом замечательном процессе. — А маска, — Нардан осторожно кладет ее рядом с черепом, давая возможность сравнить, — говорит нам о том, что иметь внешность «человека с востока» было в те времена значительно престижней. Даже в глазах их местных богов. Вот и лепили — почти портретно, но подчеркивая восточные черты и затушевывая западные, чтобы…

Вот значит… как понятно. Родился похожим на маму, а мечтал — на папу. И с детства ходил, старательно щурясь, чтоб быть как он, и красил рыжие волосы черной краской…. И даже посмертную маску ему заказали, чтоб боги увидели, что в душе–то он был как папа, совсем–совсем… Вот только престижного обряда кремации не удостоили, видно воином все равно не стал, не помог прищур.