Алина Борисова - Край забытых богов[СИ]

• Название: Край забытых богов[СИ]
• Автор: Алина Борисова
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Магия, боги, духи, шаманы, коэры, порталы в иные миры и полеты в иной реальности, древние артефакты и тайны забытых предков… Что еще забыли до кучи? Ах, да, счастье. Простое, человеческое. Ну, с этим оно как-то… сложнее пока…

---

Не слушаю, не могу больше слушать. Зарываюсь головой под подушку, закрываюсь поверх одеялом. Первым — из них из всех, всех до единого. Они спят и видят, как я буду принадлежать им всем. По очереди ли, вместе, сегодня, через неделю — им не важно, они подождут. Они уверены, мне нужно только время, чтоб захотеть. Их всех захотеть. Им всем отдаться. Кровь и плоть. Все, что нужно вампиру. Кровь и плоть.

«Когда гастрономический интерес невозможен…» надо просто подождать. Просто выждать, прикинувшись другом…

— Уйди, Фэрэл, — рыдаю я. — Пожалуйста, пожалуйста, уйди…

Глава 7. Жажда

Дни сменялись. Один другим, но где–то за пределом шатра. Я лежала. Посреди призрачной степи, под слепыми звездами. И седовласый ковыль шелестел. А ветра не было.

Я никуда не стремилась, ничего не хотела. Страна Людей не манила, идти к родителям такой — растоптанной, сломленной — я не могла, пусть и во сне. Даже Анхена помню смутно. Я, вроде, проходила сквозь него серой тенью, но внимание не фиксировалось… не фиксировалось…

Я не хотела видеть его, даже призрачного, так же, как я не хотела видеть никого из реальных вампиров моего нынешнего окружения.

Им сказали, я поранилась там, в склепе. И эта рана — она воспалилась и не проходит. И мне от этого плохо. И я больна. Люди — они такие, они болеют. От всякого, чего нормальный вампир и не заметит. Я и правда поранилась. Наткнулась спиной на что–то. И кровь была, и воспаление даже… Небольшое. А с моей регенерацией так и вовсе быстро прошло.

А вот вкус пепла на языке — не проходил. Я сглатывала и сглатывала, а он не проходил. Я убеждала себя, что пепел не мог попасть мне в рот, я ж была в маске. И тут же видела маску. Древнюю, гипсовую. Она опускается мне на лицо, и я задыхаюсь, задыхаюсь…

И человека все время видела. Того, древнего. Который хотел выдать маску за свою внутреннюю сущность. И обмануть богов. Только вряд ли его боги были глупее тех, кто причислил себя к богам уже в наши дни. Их не обманешь маской. Они чуют кровь. Настоящую кровь. И жаждут.

Лоу ко мне приходил. И наяву, и во сне. Во сне красивый, а наяву… Сказал — заживет без следа. Я поверила. Я же доверчивая, что ни скажут — верю. В благородных вампиров верю. В уважаемых профессоров и научные исследования. В то, что когда гастрономический интерес невозможен — он невозможен. А все прикосновения — это просто симпатия. Но ты говори, говори еще. И я поверю и во все остальное.

Он говорил. Он многое мне говорил, но я, должно быть, не слушала — не помню ни слова. Только волосы помню. Белые. А ковыль седой…

А Исандра кричала. Не на меня — на Лоу. И не в степи, а в шатре, за тонкой перегородкой. У нее был удивительно резкий, пронзительный голос. От него не спрячешься под подушкой, не сбежишь в призрачную степь. А будешь слушать… слушать…

— Как ты мог???!!! — орала она. — КАК???!!! Из–за тупого соперничества, себялюбия, гордыни разрушить ВСЕ???!!! Ну что там такого страшного происходило? Он что, убивал ее? Светоч, да Нарданидэр тот еще человечий угодник, он в свое время весь университет у них там передегустировал, невзирая на пол и возраст, его за то из Страны Людей и поперли — вампир не может быть столь доступен каждому встречному, надо ж и честь знать. НО!!! Он никого из них не убил! Никого! Когда он уезжал, они рыдали хором, письмо коллективное писали, чтоб его им вернули, подписи собирали… Что, так невыносима мысль, что кто–то другой твоей деве удовольствие доставит? А ничего, что цена твоего жмотства — загубленный, считай, сезон, навсегда утерянные уникальнейшие вещи?! Что, так принципиально уесть Нарданидэра: «а вот не дам, не дам, и все»?

И снова слезы текут. А я думала — выплакала уже все. Я ведь считала ее подругой. Ну, хорошо, не близкой. Приятельницей. А она обо мне — как о вещи. О предмете, чья кровь дешевле древних сокровищ.

— Иса, а помнишь, в детстве… — голос Лоу негромок, но я его слышу. Видимо, очень хочу услышать ответ. — Ты мне рассказывала. Друзья отца… Если бы кто–то в том день пришел и унес тебя оттуда, что ты ценила бы больше: свое спасение, или все твои детские сокровища, утерянные в процессе?

— Это… это подло, Лоу, — ее голос непривычно тихий, осипший. — Это другая история, ты не можешь сравнивать. Я ребенком была, у меня либидо еще не проснулось, а она — половозрелая, опытная… да если бы мне… в той же компании… лет на пять хотя бы попозже… да я бы только благодарна им всем была, и уж тем более…

— У людей все немного иначе, Иса. У них нет безусловной чувственности. Они просто не могут — физически не могут — желать всех. Только некоторых, избирательно. А для всех остальных они навечно как дети, со спящим либидо.

— Может быть, у людей… среди людей. Но вампиров люди желают всех. Абсолютно. Любого, каждого. С той самой безусловной чувственностью, и потому не надо приплетать…

— Лариса ощущает нас как людей. У нее генетический сбой, она просто не чувствует нас иными, чем люди. И не может желать любого. Физически. Как ребенок.

Пауза. Долгая, задумчивая.

— Так она… просто больна? И ты поэтому никому не разрешаешь?.. Но ты должен был сказать, объяснить. Нарданидэр бы не стал… трогать ребенка. Он бы не стал…

— Но ведь тронул… Я что–то должен еще за утерянные сокровища? Лично тебе, — голос Лоу стал резче и жестче.

— Нет, ты мне…

— Я тебе… и вам всем… — его голос вновь становится тихим, вкрадчивым. Но искренности в нем больше нет. Змеиный шелест за каждым словом. — …плачу весьма существенную прибавку к зарплате. И та же шлюзовая камера… если ты вдруг забыла… за мои деньги куплена. И если я кому–то должен еще объяснять причины своих личных просьб, а просто моего слова не достаточно — придется вам поработать в этом сезоне так, как если бы меня не было. И прости, я все еще неважно себя чувствую. Устал.

Она ушла. И только ветер хлестнул пологом шатра.

— Надо как–то жить, Ларис, — донесся до меня голос Лоу. — Пока ты меня еще слушаешь: надо жить. Дальше. Бывало и хуже. Но ты ведь справлялась. Ты сильная, Ларис, очень. Ты ведь не позволишь какому–то жалкому вампиру сделать тебя слабой?

— Я наивная, Лоу, — вздыхаю в ответ. — Я такая наивная, и ничему не учусь. Каждый раз, прогнозируя что–либо, я верю в лучшее. Выбираю как данность самый идеальный вариант из всех вероятных. И все вновь и вновь сыпется в прах…

Шаги. Он подходит и садится рядом. Почти идеальный. Почти прекрасный. Вот только лицо все еще не симметрично, и глаз слезится. И садился он слишком уж аккуратно.

— Как ты сам? — привстаю ему навстречу, вглядываюсь внимательней. — Почему все не заживает? Столько дней уже пошло…

— Ну почему? Заживает, — он осторожно убирает спутанные пряди с моего лица. — Сегодня уже даже не кашляю. А то, что долго, так магические удары и рассчитаны на то, чтоб причинить сопернику максимальный вред. В том числе замедлив регенерацию. Ладно, профессор нынче тоже не летает. И взлетит не скоро… Пойдем гулять, Лар, а? Просто оттолкни от себя все плохое и пойдем. Ну не стоит он стольких переживаний.

— Идем, — почти соглашаюсь я. — Только туда, в сны. Уведи меня в сны, Лоу, ты же можешь. А то самой мне уже не уснуть.

— А ты позволишь лечь рядом?

— А когда я не позволяла?

— Не знаю. В последнее время я даже боялся спрашивать.

И мы бредем по степи, и тяжелые косы оттягивают мне голову, и его белые кудри летят по ветру, как и всегда — не связанные ничем. А под ногами — ковыль, и небо хмурится седыми облаками. И мы молчим. Но он держит мою руку в своей, а мне не хочется, чтоб отпускал.

— Знаешь, это неправильно, — Лоу останавливается, глядя в хмурое небо. — В небе должно светить солнышко, без него никак. Будем разгонять облака.

— Не надо. Оставь все так.

— Так жить нельзя, Ларочка, — он встает сзади, осторожно беря меня за талию, — Отпусти свою боль. Позволь ей пролиться дождем.

— Мы промокнем насквозь, — улыбаюсь печально.

— Мы промокнем. И будем растить цветы.

— Мне не нужны сейчас цветы.

— Они нужны этому миру, — не сдается он. — Подари их ему.

— И какие же цветы столь нужны этому миру?

— Самые простые, Ларис. Ромашки. Цветы прощения.

— Ромашки? Но мне казалось они… символ солнца… Светоча… божественной мудрости или чего–то подобного…

— Что может быть мудрее, чем простить… и не держать зла, — он шепчет мне на ухо. Так тихо. Но так настойчиво. — И освободившись, вновь увидеть красоту этого мира — в простоте полевого цветка… Отпусти облака, Ларис. Пролей дождем, не держи их в небе. И прости — Нардана, меня, себя, и весь этот мир, и каждого в этом мире — за наше бесконечное несовершенство.

— Я не смогу.

— Неправда, у тебя получится.

Мы долго стояли там — в седой степи, под хмурым серым небом. И его руки держали меня за талию, от его тела шло тепло… И дождь все–таки пролился — моей болью и моими слезами, страхами и обидами, стыдом и неприязнью. И мы вымокли насквозь, но потом засияло солнце, и в его тепле я послушно пыталась растить ромашки. Цветы прощения. Для всех. За все…