Алексей Белянинов - Много дней впереди

• Название: Много дней впереди
• Автор: Алексей Белянинов
• Жанр: Прочая детская литература

---

- Однако, учёные они выйдут, - сказал Дмитрий Романович. - Даша хочет учительницей, Басыкан - геологом: он много книжек про них читал... Будет разные богатства под землёй искать и находить. Как твой отец, однако...

Отец?.. Первый раз называли так Фёдора Григорьевича, дядю Федю. "Твой отец..." Это значит мой.

Я посмотрел на него. Он сидел у борта и смотрел вперёд, хоть ветер, наверно, и обжигал ему лицо.

А Дмитрий Романович уже звал нас с Кристепом, в гости звал на лето. Он говорил, тут летом много чего хорошего есть в тайге. Купаться можно в озере, на лодке плавать, рыбу ловить... Брусники столько, что есть поляны совсем красные - за ягодами не увидишь зелёной травы. Полдня походишь, и можно тридцать вёдер набрать - сумей только дотащить!

Я подумал: а что, если всё обойдётся хорошо, можно будет к ним приехать. Купаться я люблю - могу хоть сколько из воды не вылезать. И рыбачить тоже люблю, хоть не рыбачил никогда, и ягоды собирать... Здесь было не так, чтобы очень далеко, - от Хара-Сайялыка до "Хотугу сулус"...

Я не успел заметить, как мы доехали. Машина, не сбавляя нигде хода, проскочила по всему посёлку из конца в конец, и шофёр круто затормозил возле конного двора.

Почему же он называется "конный"?.. Там и быки стояли: жевали свою жвачку и качали рогами. Мама всегда мне говорила, что я как жвачное животное, если я не хотел есть в обед и подолгу засиживался за столом.

Двор был обнесён вокруг изгородью из тонких и длинных жердей, чтобы лошади и быки не разбежались кто куда - они ведь не очень-то любят запрягаться... За изгородью, посередине двора, стояли две постройки хоттоны, куда загоняют скот, когда особенно холодно.

Возле одного из хоттонов нас поджидали двое мужчин и женщина в светлой беличьей шубке. Они поздоровались со всеми и повели показать тех лошадей, что сами пришли к ним сегодня во второй половине дня.

- Вот какое дело... - говорил один, невысокого роста, с толстыми губами. - Выхожу корма быкам дать - оксэ!.. Смотрю, чужие кони возле изгороди. Увидели меня, и гнедой заржал, точно помощи просит.

- Наши, больничные, - кивнул Пётр Тихонович, как только мы переступили порог конюшни.

Я их тоже узнал, хотя там, на площади, перед школой, недолго их видел.

Они были привязаны у кормушки отдельно, чтобы колхозные кони не дрались с ними. В полутьме конюшни глаза у лошадей отливали синим и казались прозрачными. А бока-то как впали! Особенно у гнедого, он и дышал как-то тяжело, с присвистом, а пегашка, чёрный с белым, выглядел получше, но и ему досталось...

Сейчас про них никак нельзя было сказать - хорошие кони, надёжные...

Оба они волосатыми губами хватали жёлтый овёс из кормушки и с хрустом его жевали. Здорово проголодались!.. На нас покосились, когда мы подошли, уши поставили торчком и продолжали себе хрумкать.

Умели бы они говорить!..

Кошева стояла тут же, у стены, с поднятыми оглоблями. Она была совсем разбита. Кони, видно, таскали её, таскали по бездорожью, и она ударялась о пни, коряги. Полозья совсем поломались, да и сама плетённая из лозы корзинка на чём только держалась!

Я сел на облучок, ноги спустил на разломанный передок... А ещё два дня назад... мама сидела сзади в кошеве, когда подъезжала к школе, чтобы попрощаться со мной, сказать, что она всё нам приготовила и обед надо только разогреть... А я ей не позволил поцеловать себя при всех. И даже не мог в окно посмотреть, как они поедут через площадь, потому что надо было бежать в класс.

- Пора трогаться, - нарушил молчание дядя Федя, когда они осмотрели кошеву и ничего в ней не нашли: всё выпало, сколько раз она опрокидывалась, пока кони вышли к жилью.

Дядя Федя предложил так:

- Будем двигаться по их следу, пройдём, сколько успеем до темноты. Заночуем в тайге. Будем жечь костры, время от времени стрелять в воздух. Кто знает, может быть, они идут нам навстречу.

- Хорошо бы так, - сказал Пётр Тихонович. - Надо идти, Фёдор Григорьевич...

Неужели он тоже собрался в тайгу?.. Ведь ему, старику, трудно будет. Не помешает ли он остальным быстрее двигаться по следу, не станут ли они из-за него задерживаться в пути?

Двое мужчин из колхоза, те, что нас встретили на конном дворе, тоже уходили с ними.

В конюшне стояли три осёдланные лошади. Лошадей вывели к машине и навьючили на них тёплую одежду, спальные мешки, привязали два небольших кожаных мешка с патронами, рюкзаки с едой. И когда только успели всё это приготовить?..

Недолгими были сборы. Дядя Федя подошёл ко мне, ухватил под мышки и высоко поднял.

- Я пошёл, - сказал он так, как будто просто собирался после обеда к себе в контору. Так он маме говорил, когда уходил. - Будь молодцом, Женя... Женя, слышишь? И вы с Кристепом, я прошу вас, больше ничего не предпринимайте, ждите нас здесь, а то ещё и вас придётся... Ну, будь молодцом!

- Буду, - сказал я, хоть это очень трудно - быть молодцом, когда у тебя всё так плохо.

Он опустил меня обратно на землю, закинул за плечо заряженную двустволку. Ружьё было не только у него одного, ружья были у всех, кто уходил в тайгу. Все пятеро надели лыжи. Дмитрий Романович и те двое колхозников повели лошадей в поводу.

Мы с Кристепом и женщина - здешняя учительница - проводили их немного по тропинке, протоптанной от конного двора в сторону тайги, которая синела совсем близко.

На снегу были хорошо заметны следы двух лошадей; следы шли рядом, а позади них - след сломанных, искривлённых полозьев. Уж его-то я бы ни с каким другим не спутал, сразу отличил бы!

И этот след вёл к маме.

По этому следу и направлялся дядя Федя со всеми остальными. Зря я боялся, что Пётр Тихонович будет им мешать. Он на лыжах шёл так, что не всякий молодой за ним угонится. Ну, а если даже и устанет, может верхом на лошади проехать, отдохнуть и снова на лыжи...

Последним мимо меня прошёл колхозник с толстыми губами. Он на ходу ухватил меня за руку, повыше локтя, и сказал что-то по-якутски.

Кристеп мне перевёл:

- Говорит, мы хорошо сделали, что приехали... Удача будет ждать их на тропе...

- Вот видишь, а ты хотел остаться в Хара-Сайялыке!

Кристеп ничего не ответил, шмыгнул носом.

Дядя Федя обернулся посмотреть, стоим мы ещё или уже ушли. Я закричал ему, им всем:

- Доброго пути! Доброй удачи!

Но они уже не могли услыхать - далеко отошли.

Мы не трогались, пока все пятеро и три лошади с ними не скрылись в тайге. Тогда мы тоже пошли, только в обратную сторону, назад к посёлку. Машина-то уехала, я забыл про это сказать. Она должна была перебросить ещё одну партию людей из соседнего колхоза: люди шли на поиски с другой стороны, в обхват. Ведь мама могла оказаться и там, - никто же не мог точно сказать, где её найти.

Учительница вела нас к себе домой. И что-то говорила, но я не слышал ни одного слова.

Я думал о том, сколько друзей - и знакомых и незнакомых - нашлось у мамы и у меня.

7

Все ушли.

А мне никуда не надо было собираться, спешить. Одно оставалось ждать. Я слышал, как говорят: ждать и догонять хуже всего... Но уж лучше догонять! А то оденешься, выйдешь во двор, походишь - и обратно в комнату. Вернёшься, а в комнате что?..

Кристеп от меня не отступал ни на шаг. Он звал в снежки... Звал к здешним ребятам - посмотреть школу, в которой они учатся. Я никуда не пошёл. Я сидел на широкой лавке возле окна и теребил бахрому тяжёлой скатерти, покрывавшей квадратный стол.

Смеркалось быстро. Окно, когда мы только пришли к учительнице домой, было сперва белое, потом оно стало сизым и, наконец, совсем чёрным. От этого сделалось ещё неспокойней. Времени прошло мало с тех пор, как они пустились в дорогу, - не успели далеко продвинуться по следу. А вдруг ночью потеряют след или ещё что-нибудь случится...

Учительница позвала ужинать.

Я люблю беляши, люблю жареную картошку с мясом, но сейчас мне кусок в горло не лез, и я больше на квас налегал - я такого не пил никогда, это был брусничный квас.

Учительница постелила нам на русской печке.

- Укроетесь этим ватным одеялом, ребятки, - сказала она. - Одеяло большое, вам двоим вполне хватит.

Мы сняли валенки, и Кристеп поставил их сбоку на плиту сушиться. Забрались наверх, и раздеваться пришлось в темноте - учительница погасила керосиновую лампу, и окно сразу поголубело - на улице была луна.

- Ты как думаешь? - спросил я Кристепа. - Если луна, может быть, они и ночью след не потеряют, всё равно будут идти? А?.. Светло ведь...

- В самой тайге темно... Если след по полянам идёт, тогда увидят его. От поляны к поляне можно искать. Однако, так и сделают, они знают... Ты спи. На печке всю ночь нам будет тепло, даже если раскроемся.

Нам-то тепло. А маме сейчас в тайге?..

- Спите, мальчики, - сказала учительница. - Знаете, есть поговорка о том, что утро вечера мудренее.

Я думал, что не смогу уснуть. Я лежал с открытыми глазами, думал о маме, о себе и потом как в чёрную яму провалился. Утром, когда проснулся, долго боялся пошевелиться и глаза не открывал. Рукой пощупал - Кристепа рядом нет. Значит, он ещё раньше проснулся и не захотел меня будить. Что будет?.. Я слез и увидел, что нечего и спрашивать.