Иван Кратт - Великий океан

• Название: Великий океан
• Автор: Иван Кратт
• Издательство: Военно-морское издательство Военно-морского Министерства Союза ССР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1951

Историческая дилогия «Великий океан», написанная русским советским писателем И. Ф. Краттом (1899–1950), рассказывает об отважных землепроходцах, вышедших в конце XVII века на берега Аляски и пытавшихся закрепиться в Северной Калифорнии, где в 1812 году было основано русское поселение под названием «Росс» (т. е. «русский»), нынешний Форт-Росс в штате Калифорния США. Писатель создал колоритный образ Александра Андреевича Баранова (1746–1819), первого правителя русских поселений в Америке. Роман состоит из двух книг: «Остров Баранова» и «Форт Росс».

Текст романа приводится в ранней редакции (1951 год, Военно-морское издательство Военно-морского министерства Союза ССР) и отличается от более поздних изданий.

---

— Я хотела вас видеть, синьор, — повторила она.

Только теперь Алексей спохватился.

— Синьорита… — сказал он чистосердечно, — я знаю, кто вы, я уже давно догадался. Мы никогда не забывали вас, наш священник каждое воскресенье упоминает вас в своих молитвах. И я знал, что вас встречу!

Большой, мужественный, смелый, он не мог лгать.

Конча быстро повернула голову. Тяжелые локоны соскользнули на грудь. По лицу словно пробежала тень.

— Не надо говорить об этом. Надо говорить о другом!

Она немного помедлила, посмотрела в сторону занавески, прикрывавшей вход в коридор, прислушалась. Затем, подойдя ближе к Алексею, решительно заявила:

— Я хотела вас видеть и сказать, синьор… Падре Микаэль узнал вас. Он был в горах, когда вы убили лошадь солдата. Но он вам ничего не скажет. От бешенства он сейчас лег больной… Он ненавидит русских. И он не один… Будьте осторожны, синьоры!

На секунду она умолкла, нахмурилась.

— В этих местах у вас мало друзей, и я хочу, чтобы вы знали.

— Спасибо! — Алексей сразу стал серьезен.

Минуту назад он забыл, что существуют друзья и враги, дела и опасности, сейчас он об этом вспомнил. Подсказала девушка, на которую он так бесцеремонно пялил глаза и которая, может быть, рисковала многим, чтобы произнести эти слова.

— Спасибо, синьорита, — повторил он как можно учтивее и сердечней. — Мы никогда не забудем вашей доброты!..

Ему хотелось сказать еще какие-нибудь хорошие слова, но он не мог их подобрать.

— Вы приезжайте к нам! — заговорил он, наконец, досадуя на свою неуклюжесть. — Посмотрите, как мы живем. Скоро к нам придет корабль из Ситхи. Такой, на каком когда-то приезжал господин…

Алексей чуть было не назвал имя Резанова, но, не зная, как отнесется к этому собеседница, удержался и начал говорить о постройке форта и еще раз пригласил Консепсию навестить колонию.

Однако девушка не заметила его обмолвки. Она слушала внимательно, нахмуренные брови ее разошлись. Когда же Алексей повторил приглашение, она вздохнула, покачала головой и, неожиданно взяв Алексея за руку, легонько подвела к окну.

Это была та самая амбразура, которую он заметил в западной стене. Отсюда виднелась прерия, голая и бугристая, облитая лунным светом. Тени невысоких холмов делали ее похожей на безводную пустыню.

— Здесь мой мир… — сказала Конча. — Теперь совсем… Он большой и немножко бедный… (Она говорила «немнёжко», да и вся ее почти правильная русская речь была по-детски мягкой.) Когда-то и я думала уехать отсюда и увидеть все. Теперь уже нет. Но я знаю, что время идет быстро-быстро… — она прислонилась к косяку окна, раскрыла веер. Маленькая ее головка была освещена луной. — Может быть, прошло уже сто лет… Я тоже хотела славы своей patria… Я была девочкой и плакала над словами епископа Монте Пелоза к письму Колумба: «Уже не осталось ни одной страны, которую можно было присоединить для торжества Испании, и земля слишком мала для таких великих дел…» Потом я подросла и увидела, что красивые слова очень далеки от великих дел… Но я всегда думала о вас!

Консепсия замолчала. Она ни разу не упомянула имени Резанова, и Алексей догадался, что ей трудно его произнести.

Он многое не понял, но грустный тон, горечь и печаль последних слов окончательно расстроили Алексея. Может быть, ей не с кем сказать и слова?.. Он молча комкал поля своей шляпы.

Прошло несколько мгновений. Неяркий огонек свечи озарял скудную обстановку комнаты, узорчатый от виноградных листьев вырез окна, темную фигурку возле него…

— Прощайте! — наконец, произнесла Консепсия. — Мне надо уходить… Я была рада вас увидеть… Не забывайте, что я сказала, остерегайтесь всего. И очень — Гервасио. Он тоже был здесь!

Еще раз кивнув головой, она отодвинула полог и исчезла в коридоре. Стук каблучков по каменным плитам гулко отдался под сводами…

Девочка-индианка снова повела Алексея через все здание. Проходя крытой галереей, чтобы спуститься вниз, в комнату, где спали Лука и Манук, он невольно остановился и посмотрел на равнину. Она была по-прежнему тихой и пустынной, но далеко, возле освещенных луною песчаных холмов, двигался всадник. Косая тень переползала бугры. Это, очевидно, был Гервасио, о котором говорила Консепсия.

Однако Алексей не думал сейчас о предостережении. Он с искренней жалостью думал о Конче.

Глава восьмая

Весь ноябрь шли дожди. Порой они переходили в ливень, и тогда за мощной стеной воды не видно было ни гор, ни прерий. Потоки размывали суглинок, бурлили на камнях, уносясь в океан, тоже не видный, укрытый завесой дождя. Пропитывались сыростью стены, протекали крыши, дым застревал в трубах, бессильный пробиться сквозь водяную препону.

В казармах и доме Кускова было сыро и холодно, люди ходили злые, беспрестанно чинили и затыкали промоины. Лазурное горячее лето не требовало тщательности работы, зимой здесь раньше никто не бывал, и теперь строители не успевали штопать прорехи.

А потом вдруг ветер разметывал тучи, срывал траву и кустарник, бил мелким щебнем по палисаду, швырял в вышину чаек и, пригнув вершины поникших мокрых лавров, с воем уходил в ущелья. День-два светило солнце, дымился берег, серый океан кое-где отдавал голубизной, но тяжелые чугунные валы говорили лишь о передышке.

Во время таких затиший Иван Александрович снаряжал людей в лес продолжать заготовку бревен для будущей верфи, закладываемой верстах в пяти от форта. Весной собирался строить два небольших судна из калифорнийского дуба: одно для сношений с испанцами и ловли морского зверя, второе для плавания на Аляску. Шхуна «Вихрь», выделенная Барановым обслуживать новое заселение, до крайности нужна была самому Ново-Архангельску. Готовил правитель колонии и посылку промысловой партии на Ферлонские камни. Там думал поселить надежную артель котиколовов. Только на этих скалистых островках да в заливе Святого Франциска еще водится драгоценный зверь.

Часть людей Кусков поставил на пахоту небольшой ложбины, загороженной от ветров холмами. Здесь Иван Александрович собирался сеять пшеницу. Дон Риего сдержал обещание. Из Сан-Францисской президии прибыло с десяток коней и несколько пар быков. Правда, ни письма, ни даже словесного извещения от коменданта не было. Двое солдат и пастухов пригнали скот к воротам форта, что-то покричали и уехали обратно. Кусков тщательно записал коней и быков на первой странице книги, предназначенной для расторжек с испанцами. Время подарков кончилось, пора заводить торговые дела. Пора и самому побывать в президии, познакомиться с комендантом, с отцами-францисканцами. А заодно оправдаться перед ними и за вмешательство Алексея не в свои дела.

Три дня Иван Александрович не хотел видеть помощника после того, как Алексей, вернувшись, рассказал о результатах похода, о стычке с солдатами и о посещении дальнего монастыря. Давно уже не видели правителя таким разгневанным.

— Сколько раз говорил тебе, что не политикою заниматься сюда прибыли, — сказал он, грохая кулаком по столу. — Пускай гишпанцы хоть всех своих диких переловят. Мы — торговые люди, и не бонапартовцы, а подданные государя императора! Сеять, пахать приехали, промыслом заниматься! Может, и Василий там драку затеял…

Алексей молчал. Он знал исключительную преданность Кускова русскому народу, понимал его осторожность и боязнь столкновений, особенно теперь, когда в Европе творилось бог знает что! Перед отъездом сюда ходили слухи, что Бонапарт опять поссорился с царем, русские войска собираются у польской границы… Видел, как Иван Александрович терпеливо мучился, ведя переговоры с офицерами губернатора, занимаясь пересылкою всех этих писем, и вместе с тем знал, что переубедить его нельзя никакими силами. Но согласиться не мог. Выслушав до конца сердитые фразы, Алексей повернулся и вышел из горницы.

Вслед за ним прошмыгнула Фрося, подслушивавшая у дверей по просьбе Луки. Сам промышленный, ожидавший вызова в сенях, услышав гневный голос правителя и стук кулаком по столу, на всякий случай скрылся в казарму.

— Лексей Петрович… — зашептала Фрося сочувственно. — Я шанежки горячие испекла… Ты не слушай, что раскричался. Без тебя тут прямо туча тучей ходил. А Лука… — Фрося не выдержала, фыркнула и затрясла крепкими крутыми плечами. — Почитай, посинел от страху. Убег в казарму…

Но Алексей поблагодарил Фросю и пошел к морю. Тогда еще не наступила пора дождей, но лето уже кончилось. Небо было пасмурное, серое, океан гнал тяжелые волны. Однотонный грохот и шипенье воды успокаивали, Алексей долго ходил по мокрой гальке. В уме складывались горячие ответы Кускову, и не Кускову только, а всей компании, денежным вельможам Санкт-Петербурга. Для них интересы заключались в морских котах и бобрах, а люди пусть хоть с голоду дохнут. Для них и колония — лишь забота о торговле, и Ситха, и вся Аляска… Доброе имя Отечества, равноправное со всеми державами положение на берегу, который не принадлежал до сих пор никому, честное отношение к коренным обитателям, отдавшим русским людям свои лучшие земли, — пустой разговор и помеха. Если бы не воля и ум Баранова, давно бы здесь не было ничего…