Уильям Шекспир - Собрание сочинений в одной книге (сборник)

• Название: Собрание сочинений в одной книге (сборник)
• Автор: Уильям Шекспир
• Жанр: Драматургия
• Год: 2011
• ISBN: 978-966-14-2014-3, 978-966-14-1376-3, 978-5-9910-1644-5, 978-966-14-2012-9, 978-966-14-2010-5, 978-966-14-2013-6

«…Две знатные фамилии, равно

Почтенные, в Вероне обитали,

Но ненависть терзала их давно, –

Всегда они друг с другом враждовали.

До мщенья их раздоры довели,

И руки их окрасилися кровью;

Но сердца два они произвели,

На зло вражде, пылавшие любовью,

И грустная двух любящих судьба

Старинные раздоры прекратила…»

---

Вот сцена готова; один за другим приходят актеры и скрываются за драпировкой, чтобы переодеться: уборных нет. Среди артистов мы совсем не замечаем женщин: во времена Шекспира актрис не было, и все женские роли исполнялись молодыми людьми; идеальные женственные образы Офелии, Дездемоны, Корделии, Имоджены создавались мужчинами. Но вот уже в ложах показались дамы; из них большинство в масках, – предосторожность не лишняя, особенно на первом представлении новой пьесы: литературные нравы таковы, что скромность женщины легко может подвергнуться неприятному испытанию; да и партер иной раз не поцеремонится запустить чем-нибудь в ложу. Однако дамы разодеты: на них мантильи или накидки из ярких или нежных шелковых материй: «Одни небесно-голубого цвета, другие жемчужного, третьи красного, как пламя, или бронзового; корсажи из белой серебряной парчи, вышитой изображениями павлинов и разных плодов и цветов; внизу – свободное, ниспадающее широкими складками пурпурное платье с серебряными полосками, подобранное золотым поясом, а над ним другое, широкое, из лазурной серебряной парчи, выложенной золотыми галунами. Волосы искусно завязаны под богатою диадемой, сверкающей, как огонь, от множества драгоценных камней; сверху ниспадает до самой земли прозрачная вуаль; обувь лазурного или золотого цвета усыпана также рубинами и алмазами» (это описание, похожее на волшебную сказку, можно прочитать целиком в феерии Бена Джонсона «Маска Гименея»). Присоедините к этому алмазные и жемчужные ожерелья, такие же серьги, браслеты и кольца, огромные опахала из страусиных перьев – и вы поймете, как мало гармонирует эта сказочная роскошь с грязною бедностью дощатой загородки, где помещаются дамы в своих ослепительных богатых нарядах.

Вот на сцене, за опущенным занавесом, раздается шум, восклицания, движение, хохот: это Бёрбедж, играющий сегодня роль кардинала Вулси, вышел поздороваться с друзьями-джентльменами. Его окружает золотая молодежь, всё собутыльники: он всем приятель, со всеми одинаково фамильярничает. А ведь еще недавно королевские и церковные указы приравнивали актеров к вожакам медведей, канатным плясунам и т. п. Только крупные таланты шекспировской эпохи впервые завоевали актерам сносное положение в обществе. Партер прислушивается к движению на сцене и догадывается: «Браво, Бёрбедж!» – раздается в толпе. Даровитый артист показывает на минуту свое лицо между занавесок, раскланивается, делает уморительную гримасу. Дикий вопль восторга, гиканье, аплодисменты, взлетающие кверху шляпы приветствуют всеобщего любимца. На авансцену выходят музыканты: их десять человек, все они итальянцы, и все приписаны к артистам его величества. Три раза прозвучали трубы: это сигнал к началу. Раздвигаются обе половинки занавеса, к решетке подходит актер в традиционном черном бархатном плаще, с ветвью лавра в руках. Это Пролог: он ждет, покуда угомонится толпа. Шум постепенно стихает. Он говорит:

Я нынче здесь не для веселья, нет! Картины прошлых лет и страшных бед, Где рядом с троном стоны и измены, Величием волнующие сцены Представим вам сейчас. Добряк иной В раздумье скорбном и всплакнет порой –  Тут есть над чем. Кто платит за билеты, Надеясь правду здесь постигнуть где-то, Ее найдет. А кто от пьесы ждет Лишь двух-трех ярких сцен, не упрекнет Нас за ошибки, и оно понятно: Всего за шиллинг проведет он знатно Здесь два часа. И только разве тот, Кто ради сальностей сюда придет, Или боев с мечами и щитами, Иль сцен забавных с пестрыми шутами, Обманется. Поверьте, господа, Никак бы нам не миновать стыда, Когда б высоты правды мы смешали С шутами и щитами в этом зале. Расставшись с правдой в хронике своей, Лишимся мы достойнейших друзей. Мы знатоками драмы вас считаем И посему смиренно умоляем Серьезность сохранять, как мы хотим. Мы старины картины воскресим В живых героях. Вот они пред вами В день славы, окруженные друзьями! Но дальше, посмотрите, в миг один Герои в бездну рушатся с вершин. А вдруг услышу смех по окончанье? Что ж, плачут иногда и в день венчанья![2]

Пролог удаляется… По толпе проносится сдержанный шепот тысячи голосов. Вот все стихло: с секунды на секунду ждут начала. Но актеры что-то замешкались. Уже раздаются там и тут нетерпеливые восклицания. Опять поднимаются возня и шум. Все закуривают оставленные было трубки; сцена наполняется табачным дымом: курят джентльмены, курят и дамы в ложах. Через сцену проходит кавалер Бриск, известный всему Лондону кутила и мот: он запоздал нарочно, чтобы пройти по сцене при открытом занавесе и щегольнуть ослепительной роскошью своего костюма. Ему не досталось скамьи, и он непринужденно растягивается на полу, у самой ложи, зевает, отпускает какое-то ругательство партеру, который уже приветствовал его апельсинными корками, вынимает шпагу и, проткнув острием сальную свечу, стоящую от него аршина за два, приближает ее к себе, закуривает трубку и пускает целые облака табачного дыма прямо к даме, сидящей над ним в ложе: это хороший тон того времени.

Бриска знают в толпе и намеренно громко соболезнуют: «Бедняга Бриск, говорят, совсем разорился!» Кавалер презрительно улыбается и, вынув из кармана горсть монет, бросает их в толпу. Там начинается драка. Приезжая провинциалка спрашивает у своей столичной знакомой: «Кто этот интересный молодой человек?» Интересный молодой человек замечает, что становится предметом внимания, и доволен: он небрежно сбрасывает на пол свой дорогой плащ и показывает свой расшитый жемчугом шелковый камзол, драгоценную кружевную манишку, кованный золотом пояс. И таких, как он, на сцене с десяток: они лежат врастяжку, их ноги достигают середины сцены и будут мешать актерам.

Между тем рабочий люд партера окончательно теряет терпение: раздаются угрозы разнести театр в куски или поколотить актеров; а так как не раз подобные угрозы исполнялись на самом деле, то распорядители спешат выслать к толпе Бёрбеджа, и он, почтительно опустив голову, произносит: «Достопочтеннейшие джентльмены! Простите нам это невольное промедление: королева Екатерина еще не побрилась». Взрыв хохота и аплодисменты покрывают его слова. Музыканты начинают играть, чтобы занять чем-нибудь публику. На сцене жизнь идет своим чередом. Около ложи знаменитейшей красавицы того времени, носящей в силу моды классическое прозвище Аманда, стоит в меланхолической позе кавалер Фастидий: это совсем молодой человек, с напускной меланхолией в стиле Петрарки, любитель сонетов, луны и нежностей. Золотым гребешочком он взбивает кверху свои завитые усики и глядится в зеркальце, помещенное в тулье его шляпы. Толпа его решительно не переносит и осыпает самой грубой бранью. Кавалер грустно отвечает ей по-итальянски. Он подзывает своего пажа, и тот опрыскивает ему розовой водой высоко взбитый хохол на голове.

Но вот вторично прозвучали трубы; на сцену выходят герцоги Бекингем и Норфолк и лорд Эбергенни: начинается первое действие пьесы, которую теперь, во всех изданиях сочинений Шекспира, озаглавливают «Генрих VIII».

Норфолк рассказывает Бекингему о великолепии празднеств, данных Франциском I, королем французским, по случаю посещения его королем Генрихом VIII. Герцоги не верят в дружбу Франции и считают политику кардинала Вулси продажной. Бекингем всей душой ненавидит всемогущего временщика, от которого всем им приходится несладко, и высказывает намерение свергнуть его. Кардинал и сам является сюда же и, после высокомерной беседы с придворными, приказывает арестовать своего главного врага – Бекингема. Быстро меняется сцена, то есть картонный балдахин вынесен из угла и поставлен посреди комнаты: мы в заседании королевского суда, где изрекается, несмотря на заступничество королевы, смертный приговор отважному герцогу, рискнувшему потягаться со всемогущим кардиналом. Упоенный победой, Вулси задает роскошный пир – опять новая сцена – и приглашает сюда прелестную Анну Буллен, с намерением угодить этим влюбчивому королю. Пир уже в полном разгаре, когда пушечные выстрелы за сценой извещают о прибытии короля. Все вскакивают с места, бегут; на сцене суматоха, раздаются громкие крики. Клубы дыма врываются сквозь драпировки на сцену, слышится зловещий треск. Зрители все еще думают, что шум и суматоха хорошо разыграны актерами; но это была действительная суматоха. Горящий пыж выпал из пушки на груду бумажных декораций, они загорелись, и в миг вспыхнула убогая стройка дощатого театра. «Пожар! пожар! спасайтесь!» Толпа ахнула, как один человек, и в миг разнесла в куски сколоченную на живую руку башню. Все спаслись целы и невредимы, только у одного замешкавшегося старика загорелась фалда, да и ту сейчас же залили кружкой пива.

Театр, прославленный Шекспиром, бывший свидетелем таких успехов гения, каких мы не встречаем более в истории человечества, сгорел дотла, сгорел именно в тот день, когда в первый раз поставлено было на его сцене последнее произведение Шекспира…