Жорж Сименон - Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)

• Название: Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш (сборник)
• Автор: Жорж Сименон
• Жанр: Иностранный детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-966-14-4054-7, 978-966-14-4053-0, 978-966-14-3502-4, 978-5-9910-2004-6, 978-966-14-4050-9, 978-966-14-4052-3

«Записки Мегрэ» – автобиография прославленного комиссара, в которой он рассказывает о своем знакомстве с начинающим писателем Жоржем Сименоном.

Молодой работник полиции Жюль Мегрэ входит в парижский свет, чтобы провести свое первое в жизни расследование странного ночного происшествия… («Первое дело Мегрэ»)

Банда Петерса Латыша действует по всему миру. Аферисты бесстрашны, дерзки и неуловимы. Но только не для комиссара Мегрэ! («Петерс Латыш»)

---

– Нашел.

Но не в скобяной лавке, не на рынке, не у торговца хозяйственными товарами. Все эти места Лагрюм обошел напрасно.

Нож продали в магазине канцелярских товаров на бульваре Рошешуар. Продавец узнал надпись и вспомнил молодого человека в зеленом шейном платке, который купил оружие более двух месяцев назад.

Торговец дал весьма точное описание подозреваемого, молодого человека арестовали и в следующем году казнили.

Что касается Лагрюма, то он умер на улице, но не от бронхита, а от остановки сердца.

Перед тем как приступить к рассказу о вокзалах, и прежде всего о Северном вокзале, с которым у меня старые счеты, как мне кажется, требующие урегулирования, я вынужден коснуться темы, не слишком-то приятной для меня.

В разговорах, касающихся начала моей карьеры и различных постов, которые я занимал, меня частенько спрашивают:

– А вы когда-нибудь работали в полиции нравов?

В наши дни ее больше так не называют, а целомудренно именуют Бригадой по охране нравственности.

Да что сказать! Конечно, я служил в ней, как и большая часть моих коллег. Совсем недолго, несколько месяцев.

Даже если сейчас я и убежден в необходимости опыта подобного рода, все же о том периоде у меня сохранились одновременно несколько туманные и смущающие воспоминания.

Я уже рассказывал о непринужденных и даже «родственных» отношениях, которые самым естественным образом возникают между полицейскими и теми, за кем они обязаны следить.

В силу обстоятельств подобные отношения возникают и в данной сфере деятельности. Возможно, именно в полиции нравов такие связи особенно крепки. Действительно, у каждого инспектора Бригады по охране нравственности существует своя «клиентура», если ее можно так назвать, и состоит она из весьма ограниченного числа женщин, которых всегда можно обнаружить в одних и тех же местах: на пороге одного и того же отеля, под одним и тем же газовым фонарем, а если проститутка уровнем повыше – на террасе одной и той же пивной.

В ту пору я еще не отличался массивным телосложением и той полнотой, которая пришла с годами, и выглядел моложе своих лет.

Если вы вспомните историю с птифурами на бульваре Бомарше, то поймете, что в некоторых сферах жизни я был весьма робок.

Большая часть агентов полиции нравов держалась накоротке с девицами, чьи имена и прозвища они отлично знали, и возникла даже своеобразная традиция: во время облав, когда проституток грузили в полицейский фургон, изображать из себя отъявленного грубияна, смеясь, обмениваться с задержанными самыми грязными, непристойными выражениями.

Более того, арестованные дамы завели привычку задирать юбки и демонстрировать полицейским зад, что самим девицам, без сомнения, казалось страшным оскорблением, которое они сопровождали вызывающими словечками.

В первое время я постоянно краснел – тогда я вообще легко краснел. Моя стеснительность не осталась незамеченной, ведь эти женщины знали толк в мужчинах.

И совершенно внезапно я превратился если не в предмет особого презрения, то в козла отпущения.

На набережной Орфевр меня никогда не звали по имени, и я искренне убежден, что большинство моих коллег до сих пор его просто не знает. И если бы кто-нибудь спросил мое мнение, то я ответил бы, что не хочу, чтобы ко мне обращались по имени. Хотя я нисколько его не стыжусь.

Возможно, речь идет о мелкой мести инспектора, который был посвящен в это?

В моем ведении находился квартал Севастополь, прилегающий к Центральному рынку. Его облюбовали девицы самого низкого пошиба, и прежде всего очень старые проститутки, которые обрели здесь своего рода убежище.

Здесь же обретались юные служанки, только что прибывшие из Бретани, где они уже прошли свое первое боевое крещение. Так что на моем участке столкнулись две крайности: шестнадцатилетние девчонки, за право покровительствовать которым сражались местные сутенеры, и гарпии без возраста, которые отлично защищались сами.

И вот однажды началась травля, самая настоящая травля. Я шел мимо одной старухи, торчавшей на пороге грязного отеля, когда услышал, как меня окликают, демонстрируя в улыбке испорченные зубы:

– Добрый вечер, Жюль!

Я решил, что она выбрала имя наугад, но пройдя еще немного, был встречен теми же словами.

– Как дела, Жюль?

После, собираясь все вместе, они заходились в отвратительном хохоте и отпускали комментарии, которые невозможно передать на бумаге.

Я знал, как поступили бы многие на моем месте. Они бы сцапали парочку проституток и заперли бы их в тюрьме Сен-Лазар, чтобы у девиц появилось время подумать о своем поведении.

Хватило бы одной демонстрации силы, и, возможно, на меня стали бы смотреть с некоторым уважением.

Но я этого не сделал. Мною руководило не чувство справедливости. И не жалость.

Скорее всего, я не желал играть навязываемую мне роль. Я предпочел притвориться, что ничего не слышу. Я надеялся, что им надоест. Но эти девицы – сущие дети, которые никогда не довольствуются одной шуткой.

О пресловутом Жюле сочинили песенку, которую проститутки принимались петь или кричать во все горло, стоило мне появиться. Другие, когда я проверял их документы, пробовали канючить:

– Не будь скотиной, Жюль! Ты такая лапушка!

Бедная Луиза! В тот период она больше всего боялась не того, что я поддамся пагубному желанию, а того, что могу принести домой какую-нибудь дурную болезнь. Я подцепил блох. Когда я возвращался в нашу квартирку, мадам Мегрэ заставляла меня раздеваться и принимать ванну, а сама в это время чистила мою одежду на лестничной площадке или перед открытым окном.

– Наверное, ты прикасался к ним сегодня. Почисти как следует ногти!

Разве не утверждали знающие люди, что можно подхватить сифилис, отхлебнув из чужого стакана?

Все это было весьма неприятно, но я узнал то, что должен был узнать. Разве я не сам выбрал профессию?

Я бы ни за что на свете не стал просить, чтобы мне подыскали другое занятие. Но мое начальство само приняло необходимые меры: предполагаю, это было сделано скорее из целесообразности, нежели из уважения к моей персоне.

Меня перевели на вокзалы. Если быть более точным, прикрепили к некоему темному и зловещему зданию, которое зовется Северным вокзалом.

Как и в больших магазинах, здесь можно было укрыться от дождя. Но не от холода или ветра, потому что, без сомнения, в мире нет другого такого помещения, в котором гуляло бы столько сквозняков, сколько в зале ожидания Северного вокзала. В течение долгих месяцев я страдал жесточайшим насморком, составив конкуренцию старине Лагрюму.

Только не думайте, что я жалуюсь и из чувства мести выношу сор из избы.

Я был совершенно счастлив. Я был счастлив и когда мерил шагами улицы, и когда следил за так называемыми клептоманами в больших магазинах.

У меня складывалось впечатление, что каждый раз я совершаю крошечный шажок вперед, осваиваю ремесло, сложность которого открывалась мне постепенно.

Например, когда я вижу Восточный вокзал, то не могу удержаться от мрачных мыслей, ведь он напоминает мне о мобилизации. А вот Лионский вокзал, как и вокзал Монпарнас, заставляет меня думать об отпуске.

Северный вокзал, самый холодный и самый загруженный, воскрешает в моей памяти картины тяжелой и упорной борьбы за хлеб насущный. Возможно, потому что именно отсюда уходят поезда к районам, где расположены шахты и заводы?

Утром, вместе с первыми ночными поездами, прибывшими из Бельгии и Германии, обычно появляются несколько контрабандистов и спекулянтов с лицами столь же невыразительными, каким кажется дневной свет, увиденный сквозь толстое стекло.

И это не всегда мелкие жулики. Попадаются профессионалы, наладившие международные контрабандные перевозки, у них есть свои агенты, свои подставные лица, свои подручные; эти люди играют по-крупному и готовы защищаться до последнего.

Как только схлынула первая волна приезжих, наступает очередь пригородных поездов, но они прибывают не из радующих взор деревушек Запада или Юга, а из темных, нездоровых поселений.

В противоположном направлении, а именно к Бельгии, к самой близкой границе, стремятся все те, кто намерен бежать из Парижа по самым разным причинам.

В тусклой, серой монотонности, пропахшей дымом и потом, сотни и сотни людей ждут, волнуются, бегают от касс к камерам хранения, изучают расписание, сообщающее о прибытии и отправлении поездов, что-то жуют, пьют среди скопища детей, собак и чемоданов. Зачастую эти люди почти не спали ночью, боясь опоздать или просто опасаясь наступающего дня, который они проведут уже в ином месте. И каждый день я часами наблюдал за ними, выискивая среди множества лиц наиболее замкнутые, с внимательными глазами; глазами мужчин или женщин, у которых остался последний шанс.