Виктор Белкин - Против Сталина при Сталине

• Название: Против Сталина при Сталине
• Автор: Виктор Белкин
• Жанр: История

---

Учитывая вышеприведенные исторические примеры, можно легко повторить известную фразу: "крайности сходятся". Но почему они сходятся? И почему именно на позициях рабства, а не на позициях свободы?

Возникла задача: применив марксистскую методологию, дать правильный анализ социальной и экономической структуры противостоящего нам общества. Для этого, однако, потребовалось дорабатывать марксистскую методологию, ибо для анализа тоталитарных систем она изначально приспособлена не была.

Всякое движение должно иметь классовые формы. Фашизм и нацизм явно не укладывались в представление об их буржуазной или хотя бы мелкобуржуазной природе, обычно даваемое в нашей официальной и официозной литературе. Решая поставленную задачу, мы убедились, что понятие о классовой структуре в социологии Маркса до крайности упрощенное. Это, видимо, оказалось следствием гегелевского влияния, требовавшего до предела обострить и упростить ("поляризовать") противоречия. С этой точки зрения, необходимой предпосылкой рассуждений являлась идея об "абсолютном обнищании" пролетариата, исчезновении всех промежуточных слоев между "60 семействами" и полностью обнищавшими пролетариями. Эта идея, во-первых, противоречила всеобщему закону усложнения любых биологических и социальных структур в связи с их развитием (еще в прошлом веке этот вопрос был предметом спора между Г. Спенсером и Н. Михайловским). Во-вторых, эта идея противоречила хорошо известным фактам.

Занимал нас и другой вопрос, обладающий решающей важностью. Классический марксизм придал огромное значение отношениям собственности при решении проблем классовых противоречий, одновременно умалив значение отношения к труду. Нам представилось, что это был шаг назад по сравнению с учением физиократов, деливших общество на производительные и непроизводительные (т.е. паразитические) классы. Действительно, можно ли считать организатора производства, капиталиста-функционера, как его называет Маркс, менеджера, как его называют сейчас на Западе, паразитом только на том основании, что он - человек небедный? Можно ли считать, что источник его доходов - прибавочная стоимость, а не необходимый продукт сложного труда, оплачиваемого высоко в силу его сложности и относительной редкости?

С другой стороны (и это сделалось краеугольным камнем нашей концепции), можно ли сравнивать социально-политическую роль рабочего класса - творца всех ценностей на Земле и люмпен-пролетариата - массы паразитов, вовсе ни в каком труде не заинтересованных? Роль люмпенов не игнорировалась классиками, но они говорили об этом слое вскользь, от случая к случаю, а между тем, социальное качество люмпенов и настоящих рабочих фактически противоположно. Рабочий класс и буржуазия равно являются необходимыми элементами капиталистического производства (особенно, если буржуа капиталист-функционер). Они борются между собой за долю общественного продукта, это вполне естественно: чем меньше достается одним, тем больше другим. Но оба класса заинтересованы в сохранении и приумножении производительных сил - больше будет чего делить! Люмпены же занимают некое внешнее положение по отношению к производственным силам. Их, например, не могут интересовать условия труда, в котором они не участвуют. Единственное, что может их привлекать - это ограбление, а при случае и порабощение производителей. Под этим углом зрения мы проанализировали (разумеется, лишь в самых общих чертах) весь ход истории. Везде обнаруживалась гигантская политическая роль деклассированных элементов, скажем, греческого охлоса или римского пролетариата. Мы обнаружили массу литературы по этому вопросу. Следствием изысканий явилось понимание, что с господством люмпенов органически связан деспотизм, так же как с господством феодальной аристократии - монархия и олигархия, с господством буржуазии парламентская демократия, а с властью рабочего класса - демократия социалистическая. Но что же собой представляет в социально-экономическом плане деспотизм, являющийся следствием охлократии?[2] Здесь ответ совершенно ясен: классовая форма господства люмпен-пролетариата тоталитарно-государственно-монополистическая система с внеэкономической формой принуждения. Весь образ жизни люмпенов - чисто паразитический. Они могут быть выходцами из любых общественных слоев, их отбросами именно в силу неспособности играть какую-либо роль, кроме преступной. Поэтому они являются очень удобным орудием в руках любого кровавого авантюриста. Их господство не может не быть террористическим. Из их среды легко вербуется бюрократия, причем не полезная часть ее, сведущая в производительных (спецы-управленцы) и производственных силах или других, например в общественных отношениях (юристы), а именно "номенклатурная" часть, которую сегодня можно бросить (используя терминологию К. Маркса) на внутренний грабеж - сбор податей и даней, завтра - на внешний грабеж - то же самое, только за пределами страны плюс собственно грабеж в прямом смысле слова. Казалось бы, не годятся люмпены на роли хранителей племенных верований и морали (жрецов и священников), чему вроде бы мешает их профессионально необходимая аморальность. Но на деле играть любую подобную роль представителям данного общественного слоя оказывалось вполне по плечу, опять таки в силу их профессиональной лживости.

Мы попытались проследить судьбу люмпенства в историческом прошлом.

Описанные выше персонажи легко узнаются в цезарианских бандах I века до нашей эры. Они же в роли так называемых "санитаров" христианской церкви, убивших в начале V века Ипатию и уничтоживших бесценные интеллектуальные сокровища античности, хранившиеся в языческих школах. Они же лаццарони, разгромившие в 1799 г. Пантекапейскую республику и вылавливавшие карбонариев и патриотов Италии вплоть до победы Рисорджименто. Это уже прямые предшественники фашистов, у них фашистские ухватки и фашистская идеология.

Само собой, наибольший интерес для нас представляла собой новейшая история Отечества, в первую очередь история Революции, и тут мы обнаружили очень неутешительные закономерности. В царской России люмпенов-босяков было гораздо больше, чем постоянных промышленных рабочих и интеллигентов вместе взятых. Босяки же, за редчайшими исключениями, находились в рядах контрреволюции, причем именно царская охранка выработала в основных чертах идеологическую парадигму, до сих пор лежащую в основе всех "праворадикальных" люмпенских движений. Лозунги крайне левых, в большой степени заимствованные, по русскому обычаю, у далеко ушедшего вперед Запада, способны были лишь оттолкнуть буржуазию (включая мелкую) и крестьянство, составлявшее большинство русской нации. Учитывая большую численность дворян, духовенства, чиновничества, против которых направлялось движение даже на его первом, чисто демократическом (или буржуазно-демократическом) этапе, нетрудно было предсказать крах революции. То, что победа в 1905-1907 гг. досталась царизму не так уж легко, можно объяснить двумя факторами. Во-первых, и крестьянство (грамотная его часть), и значительное большинство буржуазии ненавидели царизм и обращали очень малое внимание на лозунги социалистов. Вероятно, по западному примеру считали, что в действительности социалисты будут умереннее своих лозунгов. Во-вторых, на помощь русской революции пришла интенсивная поддержка практически всех "инородцев" без разделения по классовому признаку, за исключением лишь единичных, лично связанных с царизмом представителей инородческой социальной верхушки (всевозможные мусульманские ханы, беки, горские и грузинские князья, остзейские бароны, некоторая очень небольшая часть высшей польской аристократии). Да и эти немногочисленные "квислинги" , за исключением, пожалуй, остзейских баронов, содействовали царизму не безусловно, но лишь до известных пределов, норовя сойтись с либеральной оппозицией.

Борьба социальная в 1905-1907 гг. в огромном числе случаев оказалась подмененной борьбой национальной, причем многие радикальные националистические течения приобрели (под давлением интеллектуальной моды того времени) окраску революционного социализма: это было характерно для Грузии, Польши, Прибалтики, отчасти для Финляндии. Словом, была самая подходящая обстановка для появления мысли о "национальной по форме и социалистической по содержанию культуре". Как бы то ни было, "инородцы" значительно пополнили революционные ряды, придав им, кроме дополнительной численности, еще и добавочное ожесточение, подчас граничащее с фанатизмом. А этот последний уже не знает сроков давности и приобретает организационные формы сверх-дисциплинированных братств.

Говоря о пополнении революционного лагеря "инородцами", невозможно не заметить, что среди последних, наряду с нациями, легко присоединявшимися к любым антицаристским движениям в силу того, что русский царизм разрушил их государственность (поляки, литовцы) или лежал на пути к ее осуществлению (финны, латыши, украинцы), неизбежным компонентом революционного движения должны были стать евреи - нация изгоев, неуклонно преследуемая в России, как, впрочем, и везде, кроме демократических стран, что и делало его автоматическим сторонником демократии и левопрогрессистского ряда идей.