Лев Вершинин - Возвращение короля

• Название: Возвращение короля
• Автор: Лев Вершинин
• Жанр: Фэнтези

---

Потомки же Лодрина удачливы и прославлены, повязаны родством и приятельством с наивысшими. Чего не случалось за два века? Бывали дан-Баэли при троне в фаворитах, случалось — отсиживались, опальные, на Синей Гряде, пока император не смягчался или наследник не прощал. Порой и головы теряли: почаще в битвах, изредка и на плахе. Всякое бывало. Вот только ни разу не открывались врагу ворота Баэля. Ни соседи-приятели, ни вилланы, редко, но страшно бунтовавшие, ни сам император ключа к Баэлю не подобрали. А успев запереться, сиди хоть десять лет, хоть два десятка: стены крепки, колодцы чисты, припасов полны подвалы. И кольчужники — один к одному, бесстрашные и умелые.

…Когда первые, еще смутные слухи о бунте докатились до Баэля, юный хозяин лишь посмеялся. Снова всплеснулась серая волна, снова неймется битым? — что ж, они получат свое. Простятся с жизнью десяток приставов, пойдет в небо дымом пяток имений… а дальше? А дальше подойдет войско из столицы. Своих сил тоже хватило бы для усмирения черни, но зачем терять кольчужников? Пусть ломает голову император, на то его и выбирают!

Несколько позже дан-Баэль забеспокоился: в замок хлынули люди, много людей. Соседи, родичи, вассалы, многие с семьями, иные — почти голые. Они рассказывали жутко. Дикая жестокость мятежного скопища не могла не перепугать. Но самое страшное, что на этот раз у быдла нашелся вождь. Кто? Кто? От слухов голова шла кругом, верить очевидцам казалось безумием, но они, словно сговорясь, повторяли одно и то же, твердили старые сказки, клялись, что все это, до единого слова, чистая правда. Да и замки их, взятые и развеянные по ветру, говорили о многом. Ведь почти все они славились неприступностью, соперничая совсем еще недавно в славе с Баэлем…

Нынешний владетель был очень молод и не успел еще стяжать ненависти вилланов. Сам — не успел. Но над головой его висела ярость тех, кто помнил отца его и деда, а этих бы не пощадили. А ведь и дед, и отец тоже в свое время прозывались «юными сеньорами» и тоже начинали новее не худо; кто сказал, что внук будет лучше? — а если так, то к чему жалеть внука?

К чему? Эта мысль мелькнула у Тоббо вскоре после полудня, в тот не по-летнему хмурый час, когда он стоял с мечом в руке на заднем дворе пылающего Баэля, в тупичке, недалеко от столь некстати для осажденных рухнувшей внутренней решетки, среди вопящего и хрипло дышащего скопища баэльских и иных, нездешних, вилланов, среди степных людей в щегольских лохмотьях и вольных стрелков, затянутых в зеленые куртки. Синие лучики спрыгивали в толпу с узеньких окон, затянутых стеклом, смешивались с багровым чадом пожара и блекло-белым солнечным светом, соскакивали и метались по орущим, потным и яростным лицам; кругом слышалось сиплое дыхание, изредка вырывались сдавленные ругательства, стоны, то и дело — резкие выкрики и почти вслед за ними удивительно редкий перестук железа о железо. Редкий, ибо все, кто готов был скрестить сталь со сталью, мертвы; серая волна затопила Баэль, и никто не сумел даже сообразить, как это могло произойти; после тоже не найдут объяснения и припишут падение Баэля колдовству, но на самом-то деле никакого колдовства не было и в помине, просто несметные скопища серых, сбившись в плотную массу, пошли на приступ.

Они были не каждый сам по себе, как обычно случалось, нет! — нечто сбило их в единое тело; великая ли злоба, вера ли в бесовского вождя, но они захлестнули ров, и по лестницам, по канатам, по спинам вскарабкались на стену, не уклоняясь от расплавленной смолы. Взобрались и опрокинули кольчужников, смели их, втоптали в плиты двора, и вскоре в замке не осталось защитников, кроме одного только, последнего, единственного еще живого; и вот он стоит, вжавшись в стенку, Лодрин дан-Баэль, Лодрин Второй, Лодрин Младший, кому как, а для вилланов еще вчера — «юный сеньор», он стоит, чуть пригнувшись, последний из дан-Баэлей, он обут в высокие сапоги, плечи обтянуты синим сукном; он строен и приятен лицом, его даже не обезобразил тяжело набрякший кровоподтек.

Лодрин дан-Баэль прижат к стене многоголовым, дико рычащим полукругом, ему некуда уходить, он уже мертв, хотя пока еще жив; как долго он будет жить? — решат мгновения. Надежды на спасение нет. Он мог бы спастись, исчезнуть тогда, когда кольчужники в переходах галереи еще отрабатывали свое жалованье, но не сделал этого, он и сейчас выгадывает секунду за секундой потому, что за спиной его — дверь в подземелье, начало тайного хода к берегу Бобрового Потока, к жизни. Туда, в волглый мрак, совсем недавно ушла его мать, и его сестра, и благородные дамы, вверившие ему, юному Лодрину, свою честь и свои жизни: значит, он будет стоять столько, сколько потребуется ушедшим для спасения. Дан-Баэль не знает, да ему и не суждено узнать, что женщины — и мать его, и сестра, и остальные — не уйдут далеко, их возьмут на выходе, возьмут и заставят испытать в полной мере то страшное, от чего он пытается их сохранить. Он не узнает об этом никогда — и хорошо, что не узнает, иначе проклял бы себя за то, что не поднялась рука убить любимых и чтимых самому, здесь, пред каменными очами Старого Лодрина, избавив их от много худшего. Вот и все. Все… Ему самому оставалось, судя по радостному реву толпы, по ее упорству и по ноющей боли в запястье, совсем недолго. Короткими резкими ударами Лодрин отражал уколы грубых пик и вил: нападать сил уже не было. Его давно убили бы стрелами, но в тесноте не натянуть тетиву, да и как же могли эти скоты отказаться от собственноручного забоя сеньора? Они лезли и лезли, сминая ряд. Вот один из вопящих упал и на его место толпа выдавила другого; лицо этого показалось сеньору знакомым, вот только не было времени сообразить, откуда, хотя и это лицо было вилланским, не лицом даже, а оскаленной мордой злобного животного.

Первый выпад Лодрин дан-Баэль отразил без особого труда: рука среагировала раньше глаза, повинуясь то ли приказу крови семи поколений воинов, то ли безмолвной подсказке Каменного Лодрина; короткий меч скота прошел мимо, но виллан не открылся, не подставил грудь под ответный удар, и по этому точному, выверенному движению сеньор Лодрин понял, что этот противник — последний, потому что он умеет пользоваться мечом и сможет обратить в свою пользу усталость графа. Кто же это? Степной? Или стрелок из леса? Или пастух? — они тоже не новички в драке. А, плевать! Мечи вновь скрестились, и Тоббо подумал: вот ведь как, оказывается, это просто! Один из первых он вскарабкался на стену; вокруг падали и орали, шипела смола, а он бежал вперед — по мягкому, по мокрому, он оскальзывался и вставал, и колени были загажены, он воткнул меч в кого-то, и еще в кого-то, а после толпа вынесла его вот сюда, в тупичок, и позволила увидеть самое странное

— сеньора, прижатого к стенке, точно крысу. Совсем мальчишка, графенок был красив даже с кровоподтеком, но оскаленные зубы делали его похожим на голохвостую пакость, снующую по амбару, пытаясь спастись от вил: в глазах дан-Баэля, кроме злобы и ужаса, было удивление — Тоббо поразился бы, узнав, что и он, и остальные для Лодрина были тоже не больше, чем крысы.

Тоббо ударил — так, как бил в степи, нагнав конокрада, вниз и с оттяжкой; ударил снова, с трудом удержал подпрыгнувший меч, краем глаза увидел, как захрипел и подался вперед сосед справа — молниеносный удар застал того врасплох и лезвие с хрустом взрезало ключицу; невольно отступил, качнулся, удержался на ногах и увидел, что графский меч летит прямо на него, понял, что уклониться не сможет, и в глазах Лодрина полыхнуло безумное торжество; меч летел все быстрее, быстрее, быстрее; Тоббо отшатнулся, но железная полоса задела все же плечо, плюнув в глаза соленым.

И в этот миг все стихло.

Толпа, разомкнув полукруг, отступила, оттягивая с собою шатающегося Тоббо, и открыла проход, по которому медленным шагом ехали всадники. Лодрин дан-Баэль видел их смутно, потому что пот жег глаза и раздваивалось, плыло, расползалось все, что находилось дальше, чем в двух шагах. Но даже сквозь жгучую пелену сеньор различил переднего всадника — неподвижную багряную фигуру на громадном вороном коне. Глухой шлем, увенчанный короной, скрывал лицо, глаз не было видно сквозь узенькие, почти незаметные прорези. Несколько мгновений Багряный смотрел с высоты седла на молодого графа, потом медленно поднял руку в латной перчатке, сверкнувшей алым пламенем. И толпа сдавленно охнула, потому что Вудри Степняк, начальник левого крыла конных, почти неуловимо для глаза изогнулся и узкий метательный нож, со свистом разрезав сгустившийся от крика и пота воздух, глубоко вонзился в основание шеи графа Лодрина, туда, где начиналась грудь: явственно хрустнуло, дан-Баэль захрипел и наклонился вперед, ноги его подогнулись, а голова качнулась влево, противоестественно не следуя за телом; последним усилием слабеющих рук граф вырвал нож, и он, глухо стукнув, упал на плиты у ног последнего защитника Баэля. Струя крови, плеснув фонтаном из рассеченных шейных жил, окропила стоящих в первых рядах. Граф Лодрин упал, открыв заветную дверь в подземелье, и по телу его прошлись йоги, обутые в грубые кожаные башмаки…