Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи

• Название: Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи
• Автор: Джон Кампфнер
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096011-8

Как добывали и тратили деньги богатые и власть имущие разных времен и народов — от древних египтян и античных греков до современных российских и китайских олигархов? Что у них общего: предпринимательские инстинкты, амбиции, тщеславие, алчность, филантропия? Автор сводит воедино двухтысячелетний опыт человечества и задается вопросом: появилось ли что-либо новое в жизни сверхбогатой прослойки за последние двадцать лет?

---

Весьма примечательно не то, что богачи стремятся найти себе и своему бизнесу налоговый рай, но то, что критика в их адрес пока что не произвела совершенно никакого эффекта. Если посмотреть, что происходит по другую сторону Ла-Манша, мы увидим, что британские власти всех мастей действовали и действуют противоположным образом — делают все, чтобы привлечь в страну богачей. Они исходят из двух аргументов, принципиального и прагматического: обогащение — это хорошо (как бы оно ни происходило), а некая щедрость со стороны богатых людей, пусть даже в форме налогов, — это лучше, чем ничего. Британские политики сделали серьезную ставку на сверхбогатых и на эффект «просачивания благ».

Французский подход — исключение. Англосаксонская модель принимается по всему миру, страны соревнуются в снижении «барьеров» для самообогащения. И в этом они следуют самой истории. Период с 1945 года до тэтчеровско-рейгановских реформ начала 1980-х — редкая эпоха, когда государство стремилось вмешаться и сгладить некоторые углы неравенства. В то же время богатые стали отходить от активной роли в политике, когда — по крайней мере, поначалу — этот эгалитарный подход казался более справедливым и экономически эффективным. Сейчас предостаточно статистики, подчеркивающей необычайные перемены, происшедшие за последние тридцать лет. Вот лишь некоторые факты.

По данным бюджетного управления Конгресса США, в период с 1979 (перед избранием Рональда Рейгана) по 2007 год (начало финансового обвала) доходы американцев в целом выросли на 62 %, с учетом налогов и инфляции. Однако доходы 20 % самых бедных американцев выросли лишь на 18 %. Для 20 % самых обеспеченных этот показатель составил 65 %, а для 1 % самых богатых — 275 %. Тридцать лет назад руководители американских компаний зарабатывали в среднем в 42 раза больше, чем работники. К середине 2000-х годов соотношение выросло до 380 к 1.

Пресловутый 1 % самых состоятельных американцев (главные цели движения Occupy) сейчас владеют 40 % всего национального богатства США. 300 тысяч самых богатых американцев обладают почти таким же доходом, как 150 миллионов наименее обеспеченных. Но при этом самые масштабные сдвиги произошли не в этой группе, а среди 0,1 и 0,01 % самых богатых. Чем меньше группа богачей, тем быстрее экспоненциальный рост их доходов. 16 тысяч богатейших семей США сегодня получают доход в среднем 24 миллиона долларов в год. Их доля в национальных доходах за последние тридцать лет увеличилась вчетверо: с чуть более 1 % до почти 5 %. Эта доля выше, чем в первый «позолоченный век»[11] в конце XIX столетия. По данным объединения Oxfam, в 2012 году доход сотни богатейших миллиардеров мира составил 240 миллиардов долларов — в четыре раза больше, чем требуется, чтобы уничтожить крайнюю нищету во всем мире.

В Америке прогрессивная шкала налогообложения начала снижать неравенство в 1930-х. В Европе дело до этого дошло только в конце 1940-х и в начале 1950-х. Коэффициент Джини — статистический показатель, который измеряет неравенство, — в середине 1970-х достиг своего минимума в 0,3. Теперь он опять резко вырос и в среднем по миру составляет около 0,4 — то есть поднялся на треть. Эти десятые доли могут показаться мелочью, но они ясно показывают отношения между богатыми и бедными внутри стран и между странами. Коэффициент Джини ниже 0,3 говорит о высокой эгалитарности (ниже этой линии Швеция и другие северные страны, а также Германия). Показатель выше 0,5 считается опасным, говорящим о расколе в обществе. США держатся на уровне заметно выше 0,4. В Китае неравенство после реформ Дэн Сяопина выросло на 50 % и сегодня находится на уровне 0,48. Такого рода статистика — еще одна часть нашей истории, притом сухая ее часть.

Изменилось ли что-нибудь за несколько лет после финансового кризиса? Законы и другие нормы слегка ужесточились. Коэффициент Джини чуть-чуть сместился. Инвестиционные портфели некоторых сверхбогачей пошатнулись. Некоторые ушли в тень, униженные и обиженные отношением к ним. Ни одной более или менее значимой фигуре в банках или других организациях не было предъявлено обвинения. Политики не проявляли никакого желания призвать к ответу виновных в кризисе — в ход пошли юридические усложнения и увертки, разработанные специально для богатых людей (и зачастую ими самими). Подавляющее большинство выдержало эту бурю совершенно легко. Есть даже серьезные основания полагать, что во время рецессии, когда подавляющему большинству пришлось затянуть пояса, сверхбогатые еще более преуспели. Экономики сокращались, люди теряли работу (и прекращали платить налоги), и доля подоходного налога, уплачиваемого богатейшими людьми, выросла. Повысилась и зависимость правительств от «щедрости» этих людей. В 2010 году Алан Гринспен, бывший председатель Федеральной резервной системы США, который после кризиса признался, что неверно понимал работу неограниченно свободных рынков, заметил: «Проблема, по существу, состоит в том, что наша экономика сильно перекошена — в том смысле, что значительное восстановление произошло в ограниченной сфере экономики, среди индивидов с высоким доходом».

Мэра Лондона Бориса Джонсона очень критиковали за его выступление в ноябре 2013 года, в котором он заговорил о роли сверхбогатых в экономике в целом. В 1979 году 1 % самых богатых людей в Британии обеспечили 11 % всех поступлений от подоходного налога. Сегодня это уже почти 30 %. 0,1 % самых богатых — всего 29 тысяч человек — платят 14 % всех налогов. Джонсон заключил: «Некоторая мера неравенства крайне важна, чтобы подстегнуть дух зависти и желание не отставать от соседей — это, как и жадность, ценный импульс экономической активности». За этой неудачной формулировкой скрывается резкая и неоспоримая истина: все политики рассуждают так, раболепствуя перед богачами ради денежных подачек.

Разница между нынешним поколением и поколениями прошлых эпох — не в ширине пропасти между богатыми и бедными. Она касается взаимоотношений между сверхбогатыми и средним классом, которые драматически рушатся. Эти отношения наполнены амбициями и острыми желаниями, завистью и растущим чувством несправедливости. Часто эти группы имеют сходное социоэкономическое происхождение — жизнь в комфорте, но не богатство. Медичи, Коэн и Клайв — примеры их представителей в прошлом, а Джефф Безос и Фред Гуд — в наши дни. Но в силу выбора карьеры, удачи, а в некоторых случаях и умения они оказываются в очень разном финансовом положении. Приведет ли эта обида со стороны среднего класса к какому-то эффекту? Обстоятельства последних лет подсказывают, что нет.

Проблема кроется не только в экономических моделях и власти, но и в психологии. Редакторы газет знают, что нет лучшего способа возбудить интерес читателей или поднять продажи, чем публиковать рейтинги богачей и истории об их шикарных домах и яхтах. Политики знают, что у публики смешанное отношение к налогам. Люди согласны, что налоги — социальное благо, но когда возникает возможность заплатить меньше — особенно если есть кому передать деньги в наследство, — ею живо пользуются. Пусть вежливость и не дает это признать, но для многих людей внешний блеск важен так же, как и прежде.

Вот почему богачи непременно побеждают. Если история о чем-то и говорит, то она демонстрирует: хотя какие-то состояния улетучиваются, а династии вымирают, сверхбогатые поразительно искусно не только сохраняют экономическую и политическую власть, но и отмывают репутации. Каким бы способом они ни заработали свои деньги, они остаются в памяти следующих поколений, которые зачастую более благосклонны к ним, чем они того заслуживают.

Часть I Тогда

Глава 1 Марк Лициний Красс: скандалы, пожары и войны

Пока музыка играет, нужно вставать и танцевать.

Чарльз «Чак» Принс, генеральный директор Citigroup

Возможно, он был богатейшим из них. Марк Лициний Красс — абсолютный олигарх, который, опираясь на связь богатства с политикой, стал одной из самых могущественных фигур в Римской республике. Он — типичный человек своего времени, когда коррупция была видом искусства, а насилие, политика и прибыль сливались воедино. Это была эпоха быстрого экономического роста, когда из вновь покоренных земель рекой текли доходы. Друзей и врагов, верность и предательство можно было купить и продать. Вся элита занималась этим, но не всем это давалось одинаково успешно.

Навыки Красса могли бы пригодиться и в другие эпохи. Он бы чувствовал себя как дома в последние двадцать лет в России — да и в других обществах, где безжалостность и жадность воспринимались как неизбежная часть общественной жизни.

«Римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачается одним лишь пороком — жаждой наживы». Кто бы осмелился возражать Плутарху, великому философу-моралисту и биографу древних военачальников и политиков? «Первоначально Красс имел не более трехсот талантов… а при подсчете своих богатств перед парфянским походом все же нашел, что стоимость их равна семи тысячам ста талантам. Если говорить правду, далеко не делающую ему чести, то большую часть этих богатств он извлек из пламени пожаров и бедствий войны, использовав общественные несчастья как средство для получения огромнейших барышей»[12]