Николай Шпыркович - Лепила[СИ]

• Название: Лепила[СИ]
• Автор: Николай Шпыркович
• Жанр: Проза

Эта книга — о работе врача анестезиолога-реаниматолога, реальной работе. Ну и немного детектива, сдобренного юмором для вкуса.

---

— Ну, можем, конечно, — уже не столь уверенно, но все же я продолжал бороться за честь профессиональной медицины. — Вот, закодироваться можно, психотерапия там…

— А что ваше кодирование дает? Ну, загоните вы эту пьянку внутрь, все одно, как бандита в тюрьму упрячете. И бандит, верно — пока в тюрьме сидит — дома не грабит, людей не убивает, мы его не видим, в тюрьме этой. А тем, кто в тюрьме с ним живет — легко разве, если это — матерый разбойник? И кто сидит, и кто охраняет…И пока он в человеке — все изводить его будет, вырваться пытаться, а уж если вырвется на свободу — пощады не жди…. Так ведь и еще что — бандит, хоть какой, все же может исправиться и покаяться, а бес никогда не исправится, до Страшного Суда зловредничать будет — охота ему одному в огненном озере гореть. Нет, чтобы его победить, надо на помощь Бога позвать, а человек все думает: я сам, я сам — денег заплачу, уколов наделаю, а рублем и шприцом беса не прошибешь.

Я снова хотел возразить, но, вспомнив людей, которых я знал, как закодировавшихся, осекся. Много было таких, у которых все было вроде бы хорошо, но…. Было и наоборот — некоторые вместо водки ударились на баб, так что, семьи их трещали по швам и рассыпались, некоторые сделались жадными и злобными, так, что, жена моего одноклассника Олежки в слезах говорила «уж лучше бы он пил, чем как теперь — все деньги в чулок складывает, детей бьет за то, что большой кусок хлеба отрезали». Были и такие, слышал, что каждое утро торжественно зачеркивали еще один день в календаре, с нетерпением ожидая, когда окончится срок пресловутой кодировки. Да и про бесов — я опять же вспомнил, как мы лечили одного дядю, пытаясь восстановить ему утраченную вследствие инсульта речь. Дело шло не слишком — то успешно, вместо членораздельных слов у того получалось лишь мычание, в котором только натренированное ухо могло уловить смысл, сколько ни лили мы ему пирацетама и актовегина. Было, впрочем, исключение — матом он изъяснялся совершенно легко и свободно, да еще, когда его жена говорила: «Ну, вот, теперь хоть пить бросишь», он энергично мотал головой и совершенно членораздельно и внятно возражал:

— Пил и буду пить!

Невропатолог талдычил о наиболее давно сложившихся, и потому наиболее сохраненных словесных штампах, однако, так и не брался объяснить, почему фраза «…твою мать», у больного выходила чисто, а, исходя из его же объяснения, не менее древнее слово «мама», пациент произносил, как с полным ртом горячей каши. Попросить же пить, например воды, он вообще не мог, а лишь мычал, да показывал пальцем в сторону чашки–поильника.

По словам же Корнеевны, мат — это как раз язык бесов, на котором они и объясняются, так что разговаривали с нами два существа, причем неизвестно, кто из них был хозяином того полупарализованного тела. Если судить о возможности управлять работой голосовых связок и мягкого неба — отнюдь не человек.

От подобных мыслей мне стало жутковато, я бросил спорить и пошел глянуть на прокурора. Тот тихо, как мышь, лежал под одеялом, терпеливо дожидаясь перевода в хирургическое отделение. Я вспомнил кое–что, и решился:

— А вот, скажите, Сергей Данилович, помните, вы в первый день, когда только поступили, говорили, что у зеков татуировки — тот же паспорт?

— Конечно, об этом даже в популярной литературе писали, когда можно стало, а нам в свое время, даже курс лекций читали. Даже, скажем, общеизвестная татуировка — солнце там или якорь — на заключенном–носителе имеют совершенно особый смысл. Это для нас — солнечный полукруг с лучами, а для них — длинные лучи — количество «ходок», короткие — число лет в каждой. А уж точки, кресты, перстни и прочие звезды — если это все выполнено правильно, и по делу — такого человека можно прочитать, как книгу, начиная с того, где и когда он родился, и кончая его хобби и детскими мечтами. Лучше, чем в анкете.

— А вот…у одного человека можете посмотреть, что все это значит?

Я провел прокурора в ремзал, где все еще боролся за жизнь молодой мотоциклист, и объяснил свой интерес. Прокурор внимательно осмотрел татуировки, но которые когда–то указал покойный Череп, и пожал плечами:

— Да, действительно, были такие рисунки среди заключенных, и они обозначали именно это — месть работникам правоохранительных органов. Но знаете, Дмитрий Олегович, — все это было когда–то, чуть ли не во времена «Черной кошки». Уже перед распадом СССР наколки делали часто невпопад, «для красоты», как вы знаете, часто вовсе и не уголовники, за что, правда, потом, бывало, и страдали, если в тюрьмы попадали. А уж в последние–то годы — он неопределенно махнул рукой, — даже настоящие уголовники предпочитают не колоться, наоборот — старые наколки сводят, благо косметических салонов полно. Им, видишь, несподручно татуированными лапами многомиллионные контракты подписывать, да в Думе с трибуны потрясать. А тут — такая «серьезная» наколка, и с ним она не вяжется. Во–первых — она только одна, в остальном же он — чистенький, и не видно, чтобы он что–то сводил. Во–вторых, и это, на мой взгляд — главное, сколько ему лет — 22? Обычно эту наколку делали в тюрьмах, довольно серьезные же ребята, которые сидели помногу лет — за убийство и грабежи. Возьмет такого гада сыскарь, закатит ему «от пяти до десяти», он и сидит, напартачит себе змею, лелеет мысль о мести, целый день на нее глядя, а как откинется — того и гляди, опера и судью, которые его упрятали, действительно зарежет, потом и коронку намалюет. Только на это шли очень крутые ребята, можно сказать — отчаянные. Мы ведь тоже все татуировки у них знали, а тут, можно сказать, декларация о намерениях. Случись потом с тем же опером чего — первый подозреваемый и так он, а уж с наколкой тем паче. А здесь? Ну не тянет этот пацан на крутого пахана, которого в 15 лет минимум на пятерик упрятали, а он так разозлился, что инспектора по делам несовершеннолетних поклялся замочить.

Опять же — наколки не всегда имели один смысл, у них часто бывало много толкований, причем некоторые из них старые воры нам так и не открывали, или давали ложные.

— Ну, а четыре точки?

— Все равно, — помотал прокурор массивной головой. Не похож он на уголовника. Нутром чую. Если бы сидел — хоть один «перстень» да был бы на пальце.

На том мы и расстались, прокурора перевели в хирургию, а я выбросил разговор из головы

Теперь же я снова вспоминал его. Странный, волчий взгляд Черепа, и эти слова о том, что я что–то должен ему заплатить….Что там сделал этот парень, каким боком к этому имеет отношение Череп, куда он летел на ночь глядя? Думал я об этом, правда, как–то вяло, быстро мой мысли перескочили на Инну, и я уже прикидывал, не пригласить ли мне ее как–нибудь вечерком на «рюмку чая»? Свернув с тротуара на утоптанную тропинку, я поднялся на небольшой пригорок, прошел по обсаженной акацией короткой аллее и вскоре подошел к покрытой корявым асфальтом площадке, с трех сторон обсаженной густыми кустами сирени. Сирень доживала последние дни, скоро ее должны были, по слухам, вырубить. После того, как на эту площадку перебросили мусорные баки от нашего и соседнего 34‑го дома, чтобы не делать лишний круг мусорщикам, те постоянно кляли бедные кусты, на чем свет стоит — нависавшие ветви мешали новенькому белому мусоровозу поднимать и ставить баки. Судя по полузаполненным контейнерам, машины сегодня еще не было. Я намеревался пересечь площадку и нырнуть между кустов, сокращая путь к дому, но вдруг услышал оклик:

— Слышь, пацан, погоди.

Я, положим, не Шварц, однако же, и из пионерского возраста все–таки вышел. С недоумением я оглянулся — из тени отбрасываемой сиренью вышел коренастый парень в линялой джинсовой куртке и, слегка проволакивая ноги, пошел ко мне. Нечесаные волосы спадали на лоб, рыжеватая щетина на подбородке была минимум двухдневной давности.

— Ты, это… — глаза его быстро обшарили мою фигуру с головы до ног, задержались на моем лице, парень как–то по лошадиному дернул головой, будто кивнув кому–то, и вдруг прямо от пояса врезал мне под левый глаз! Он, бедный, сразу ответил немым воплем негодования, щедро осветив полусумрак под кустами не хуже фотовспышки. Удар был, в общем–то, не очень сильный, от него я пошатнулся, сделал шаг назад и, наверное, удержался бы, вот только, шаг этот мне завершить до конца не удалось: натолкнувшись на какое–то препятствие, я упал на спину.

Мне сразу же вспомнилась школа, и как мы, бывало, «подшучивали» друг над другом: один толкает другого, тот инстинктивно делает шаг назад, но кто–то уже заранее присел за его спиной, так что колени у бедолаги подгибаются, и он падает навзничь. И вот мне устроили точно такую же школьную «подлянку», правда, не приседая, а лишь удачно подставив ногу. От школьных забав эта, в прочем, отличалась одной существенной деталью: помимо «толкателя» и «упора» обязательно был еще и третий участник — «страховка», который ловил за плечи вытаращившую глаза жертву. Как и многие другие «приколы», этот был глупым и небезобидным, но какое–то подобие безопасности мы все же соблюдали. Мои новые приятели «страховщика» позвать забыли или не захотели, так что я ощутимо грохнулся на спину, больно ушибив локоть о какую–то доску. Хорошо еще, они начали «вспоминать детство» не на заасфальтированной площадке, а на хоть и утоптанной, но все же земле. Несмотря на выставленные локти, я — таки приложился к ней, родимой, — еще одна фотовспышка, на этот раз в затылке. Падая, я успел посмотреть, кто помогает «рыжему». Оказалось, что неслышно вынырнул из–за бака и поставил мне подножку парень в спортивных штанах и красной майке с надписью «Puma». С «рыжим» он был приблизительно одного возраста, и даже роста, так что я предположил, что передо мной — одноклассники, соскучившиеся по школьным развлечениям. Во что был обут «спортсмен» — я не рассмотрел, так что он, по–видимому, решил восполнить пробел в моих знаниях о его гардеробе. Прежде всего, он решил продемонстрировать качество и прочность своей обуви, для чего быстро подшагнул ко мне и впечатал свою правую ногу в мой живот, который радостно откликнулся, что и он записывается в кружок фотолюбителей. На ногах у спортсмена были явно не китайские тапочки — «собачки». Скорее всего, он махнулся башмаками с Робокопом, а может, стырил ботинки у чугунного Ленина на районной площади. Скорчившись, я судорожно глотал ртом воздух, завтрак отважно рвался на волю из желудка. «Спортсмен» решил, что я должен рассмотреть его обувь и в деталях, и немного отошел. С удивлением я увидел, что на ногах у него — обыкновенные отечественные кроссовки. Слегка пританцовывая на носках, «спортсмен» начал опять приближаться ко мне. Не знаю, как там у него насчет забивания костей носа в мозг, мне достаточно будет и того, что следующее, что я проглочу — будут мои собственные зубы. Судя по замаху, ногу «спортсмен» явно решил остановить где–то в полуметре за моей головой, которая, по–видимому, в его глазах была лишь досадной помехой на пути.