Николай Шпыркович - Лепила[СИ]

• Название: Лепила[СИ]
• Автор: Николай Шпыркович
• Жанр: Проза

Эта книга — о работе врача анестезиолога-реаниматолога, реальной работе. Ну и немного детектива, сдобренного юмором для вкуса.

---

— Эй, вы чего тут делаете? — послышался окрик.

Кусты зашелестели, и на площадку вывалился Валерка.

В отличие от меня, сразу поступившего после школы в институт, а после института — сразу вернувшегося домой в Лесногорск, Валерка после школы вдоволь помотался по белу свету. Начав моряком на сейнере, он побывал и вышибалой в публичном доме в Южной Корее, едва не завербовался в Иностранный легион во Франции, окончил курсы охранников, правда, не работал им ни одного дня, как он сам выразился, «по причине нелюбви к эксплуататорам, которых он должен был охранять». Сейчас же, вернувшись домой, он отдыхал перед очередной авантюрой — вместе с еще двумя сорвиголовами он собирался отбыть на Украину на поиски клада не то Врангеля, не то Котовского.

Вполне вероятно, что половина из того, что он рассказывал о своих похождениях, было брехней, однако Валерка обладал одним важным качеством брехуна — врал он самозабвенно, веря в это сам, поэтому брехня получалась красивой и интересной. Сейчас он держал в левой руке ведро с мусором и переминался в тапочках на босу ногу.

Надо отдать должное реакции «спортсмена» — при первом же звуке Валеркиного голоса, нога его, совсем уже готовая забить мою голову между двух кустов, прервала свое движение. Резко развернувшись, «спортсмен» слегка присел в коленях. «Рыжий», который до этого лениво смотрел на футбольные упражнения товарища, заложив большие пальцы за ремень джинсов, то же быстро сместился в сторону, так что оказался справа от Валерки.

— Пош–шел отсюда, козел вонючий, — процедил сквозь зубы «спортсмен».

— Бы–ыстро, — добавил «рыжий», — и усохни там, бля, нахрен.

— Да…я…ничего… — вытаращил глаза Валерка, пожимая плечами и виновато разводя руками. Валерка начал пятиться назад, и я уже подумал, что вот сейчас он уйдет, на помощь позовет, милицию, может, вызовет, однако до тех пор эта парочка измордует меня по полной программе. Это же, наверное, решили и «спортсмен» с «рыжим», потому что «спортсмен» начал распрямляться, а «рыжий» даже бросил взгляд в мою сторону. В этот момент все еще отведенная рука Валерки сделала неуловимое движение, и «спортсмен» снова присел в коленях, — на этот раз оттого, что на голову ему с треском обрушилась мусорное ведро, осыпав картофельной шелухой. Развернувшись по инерции за ведром на пятках, Валерка «выстрелил» правой ногой в живот «рыжему», от чего тот моментально переломился. Я снова удивился «спортсмену»: получив удар по голове, и надо думать, довольно увесистый, он только на секунду потерял ориентировку. Однако именно ее–то ему и не хватило, чтобы как–то сгруппироваться или увернуться, когда Валерка, присев на колено и хищно оскалившись, ткнул его в горло все еще зажатой в руке пластмассовой ручкой от ведра — само ведро после удара раскололось. Я почувствовал некоторое удовлетворение, когда «спортсмен» начал, подобно мне, глотать воздух. И все же они были довольно крепкими ребятами: «рыжий», шипя сквозь зубы, разогнулся, а «спортсмен», когда Валерка попробовал провести боковой удар справа, успел поставить блок.

— Сзади…, — просипел я, увидев, что «рыжий» сгруппировался за спиной у Валерки. Моментально среагировав, он отпрыгнул назад и с полуоборота нанес улар локтем, который пришелся как раз в грудь набегающего «рыжего». Охнув, тот упал спиной на бак, который и так стоял на самом краю бетонной платформы, так что, проскрежетав днищем по бетону, вонючая железяка грохнулась со своего постамента, полоснув зазубренным краем по моей ноге. Я же очутился в положении насекомого, приколотого заботливым энтомологом к куску фанерки.

Однако, свалив «рыжего», Валерка раскрылся и сам, чем не преминул воспользоваться и «спортсмен», проведя ногой удар по корпусу, от чего Валерка болезненно крякнул. Исход схватки становился все более плохим для нас: я все еще не мог продышаться, мусорный бак мешал мне встать, а «спортсмен» уже почти оправился, да и «рыжий» вот уже встает…

Нас спасла машина, остановившаяся рядом, за кустами. Услышав звук двигателя, нападавшие быстро переглянулись, «рыжий» отрывисто бросил: «линяем», и оба дружно ломанулись в разные стороны через кусты — только ветки затрещали. Валерка, было, бросился за «рыжим», но скривился («спортсмен» его все–таки чувствительно «достал» ногой, как впрочем, и меня) и вернулся ко мне. Водитель подъехавшей машины хлопнул дверцей, и, не заходя на площадку, ушел куда–то в сторону. Все — от моей встречи с «рыжим» и до Валеркиного возвращения, заняло полторы–две минуты.

— 6-

— …Ты их видел раньше? — спросил я у Валерки, закончив рассказ о нападении.

— Да нет, вроде. Приблудные какие–то. А может и здешние, я давно уже никого толком не знаю. Того, что в красной майке, вроде видел у пивняка, а может и не его — сейчас все в спортивных штанах. Скорее, ты их должен знать.

— Откуда? Я все время в больнице, а мне, во–первых, контингент привозят все больше постарше, а во–вторых, если кто из молодых и попадает, так он часто на себя, здорового, и не похож вовсе — синий, серый, лицо в крови, хорошо, если не на боку, потом смотришь — и не узнаешь, здоровается кто–то с тобой на улице, а ты глаза таращишь, думаешь, «кто это»?

— Ну, если ты их лечил, то добра они не помнят.

— Ладно, хрен с ними, ты их тоже приложил здорово.

— А, ерунда, из формы вышел, надо опять тренироваться начинать. Если бы Пак увидел, как я ногой бью, бамбуком бы всю задницу отстучал.

— А Пак — это кто?

— Да напарник мой в этом бардаке корейском. Я же туда как попал? — мы на «Красном пионере» тогда кальмара ловили, ну и зашли в порт — по–тихому пару коробов кальмара сдать — это сейчас все в открытую в Японию да Корею тащат, а тогда — что ты! Ну, я на берег сошел, а там уже на рынке познакомился с чудиком одним американским. У него там бизнес небольшой был, торговал помаленьку ерундой всякой. Мы тогда крепко погуляли, он даже свою лавчонку в «Красный пионер» переименовал, а потом, со мной вместе, в публичный дом пошли. Он там давай девок лапать всех подряд, а это не положено — выберешь, заплатишь — тогда и веселись. Короче, поперли нас оттуда Пак с друганом. Вернее, поперли сначала Сэмена.

— Кого?

— Ну, Сэма, я его Сэменом звал, он не обижался, а он меня — Вэлом. Смотрю — ему уже ласты назад загнули, и волокут. Ну, как мне было за него не вступиться? Я и кинулся на них, первому плюху выписал, они Сэмена выпустили — и ко мне. Ах, вы, думаю, собаки, ща я вас ногой звездану…

— И звезданул?

— Где там… Пак мою ногу прямо из воздуха достал. С улыбочкой такой мерзкой. Моя пятка в его ладонь, как в перинку провалилась. Второй, ну, кому я плюху выписал, за задницу сграбастал, подняли они меня в воздух на вытянутых руках и понесли. Я, как тот червяк, извиваюсь, свободными конечностями молочу, а достать никого не могу. Дверь открыли и с размаху меня, как Алешу Поповича — «жопой мягкою о землю твердую». Я грохнулся, еще в запале давай какой–нибудь кирпич искать, чтобы им, гадам, в дверь хотя бы засветить, да где ж там у них, в Корее, кирпич на улице найдешь…. Смотрю — а следом уже и Сэмен летит, крыльями машет, и орет, что он — американский гражданин. Ну, повыпендривались мы там еще немного, покричали, я их послал во все части организма, американец обфакал, а дальше что? Пошли мы и так надрались, что я на корабль не вернулся — физически не смог. Утром просыпаюсь, а Сэмен мне и выдает новость: у вас там, мол, в Раше бунт, Горби уже на фонаре повесили, в Сибирь эшелоны шуруют со всеми демократами, в Москве — уличные бои.

— ГКЧП?

— Он, родимый. Я сначала думал — это он с бодуна, а может, вчера башкой сильно об асфальт ударился, а потом телик глянул — вроде, правда. Быстрей в порт, а там — тю–тю, «Красный пионер» мой уже в море, потом уже, при случае как–то, наши ребята говорили, что как известие про путч пришло, и что чеписты, вроде, порядок будут наводить, капитан в штаны со страху наклал, меня бросил, и быстрее в море — боялся, гад, что дела его кальмарно–рыбные выплывут. Остался я в этом порту один стоять, как хрен на свадьбе. В башке туман, в кармане пара воней корейских, ну, бабок ихних. Куды крестьянину податься? Я туда, я сюда — ну, где наши были — в консульстве там, в торгпредстве, а толку. Там кто, как мой кэп, со страху трясся, а кто пошустрей да поизворотливей уже тогда понимал, что Союзу пришел окончательный амбец и греб под себя в эти дни — не хуже экскаватора. Охота им было такое золотое времечко на простого моряка тратить.

Короче, плюнул я на все, пошел опять к Сэмену. Загудели мы снова, а у меня все тот бардак из головы не выходит. Набили там нам морды? Набили. Должны мы, как порядочные люди, за себя отомстить? Должны. Уговорил я Сэмена, погнали мы туда.

— Ну и что?

— Ну и … опять получили. Сидим снова перед бардаком на мостовой, американец мой кислый, вы, говорит, русские, вечно весь цивилизованный мир за собой в жопу тянете. Тут дверь открывается, выходит старичок и на русском ко мне обращается, приглашает зайти, но уговор: в драку не лезть. Зашли, разговорились. Он, оказывается, эмигрант из Северной Кореи, учился в СССР, а здесь — хозяин заведения. Услышал он знакомые слова, молодость вспомнил, спецов наших. Расспросил охранников, кто мы — те рассказали, что уже второй день эти два дятла права качают. Сидим, пьем, закосели уже здорово. Он мне и давай доказывать: нельзя, мол, тебе, теперь в Союз возвращаться; я, говорит, Сталина помню, Ким Ир Сена знаю, если у вас опять коммунисты к власти пришли, тебе, как беглецу, «курышка» будет. Оставайся, говорит, у меня. Сэм поддакивает.