Тони Парсонс - One for My Baby, или За мою любимую

• Название: One for My Baby, или За мою любимую
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Эксмо; Домино
• Жанр: Любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48930-5

Самое страшное для любящего мужчины — это потерять любимую женщину.

Элфи Бадд ощутил это на собственной шкуре.

«Я считаю, — размышляет он о самом себе, — что любой мужчина может полностью израсходовать в себе запасы любви. И при этом растратить их на одну-единственную женщину. Надо только очень сильно любить ее, тогда для другой женщины уже больше ничего не останется».

Пустоту, возникающую после потери, похоже, нельзя заполнить.

«Потому что невозможно найти замену той, которую называешь любовью всей своей жизни».

Но жизнь не стоит на месте, и, пока человек живой, всегда остается шанс найти женщину, которая восполнит потерю.

---

И конечно, у бабушки еще появилась Изюмка. Среди всех посетителей сразу же выделяется эта неуклюжая девочка, которой каким-то образом удалось установить с моей бабушкой крепкую связь. Не обращая внимания на длительные поездки из Банстеда в Лондон и обратно, Изюмка ежедневно приезжает к моей бабуле, и они вместе смотрят телепередачи, обведенные синей ручкой. Кроме того, они следят за победными боями Скалы и по телевизору, и на специальных видеокассетах. Изюмка держит бабушкину ладонь, гладит ее по волосам, расчесывает их с такой нежностью, будто именно эта старушка и представляет собой для нее самое дорогое, что только есть на этой планете.

Окружная медсестра и социальная работница заглядывают в маленькую квартирку раз в неделю, но я не знаю, как бы нам удавалось справляться, если бы бабушку не любили так сильно ее подруги — и старые, и новые, все те, с кем ей когда-либо приходилось сталкиваться в жизни. Если бы нам пришлось полагаться только на доброту местных властей, мы, наверное, очень скоро оказались бы в весьма незавидном положении.

Потому что наступает такое время, когда бабушке уже нельзя оставаться одной. Кто-то должен находиться с ней все время. Мы все прекрасно понимаем, что она может потерять сознание в любую минуту. Бабуля все еще считает, что она так внезапно «засыпает», но врач, который приходит к ней, пояснил, что обмороки случаются из-за нехватки кислорода в мозге.

Как-то вечером я сижу рядом с ней и вдруг понимаю, что бабуля перестала комментировать выпуск новостей своими обычными «смехотворно» и «отвратительно», а глаза у нее постепенно закрываются. В следующий момент голова ее клонится, челюсть отвисает, и она начинает заваливаться вперед, в сторону камина. Но прежде чем я успеваю отреагировать на происходящее, Изюмка бросается к ней, подхватывает бабушку и очень осторожно усаживает ее снова в кресло.

Проходит какое-то время, и мы начинаем воспринимать ее приступы как нечто само собой разумеющееся, как часть нашей обычной жизни. И сама бабуля лишь отмахивается при воспоминаниях о них, считая, что нет такого недуга, который не мог бы вылечить хороший ночной сон.

В учительской Международной школы иностранных языков Черчилля пусто. Еще очень рано. Парочка студентов шатается по улице возле входа, но наверх пока никто не поднялся. Я небрежно швыряю свою сумку на журнальный столик, и с него порывом ветерка срывает какую-то яркую листовку. Но это не реклама нашей школы. Я поднимаю ее с пола и читаю: «Счастливая уборщица. Уборка и чистка старомодными способами. Делаем все своими руками».

Тут еще имеется рисунок тушью: домохозяйка в стиле пятидесятых годов держит пушистую перьевую пуховку для вытирания пыли. Женщина кажется мне симпатичной и какой-то домашней. Ну, как Саманта в сериале «Зачарованные». Чуть ниже напечатаны два телефонных номера: один явно не лондонский, а другой — мобильный. Разумеется, я узнаю оба.

В комнате напротив, в кабинете Лайзы Смит, гудит пылесос. Джеки занимается старым потертым ковром, стараясь, насколько это вообще возможно, его реанимировать.

— Что бы это значило? — интересуюсь я, помахивая листовкой.

Джеки лучезарно улыбается:

— А разве я тебе еще ничего не говорила? Мой бизнес процветает. Я уже, кажется, весь район снабдила своими рекламами. Ну и сюда решила положить несколько штук, раз уж тут работаю.

Она кажется мне какой-то слишком уж радостной. Непонятно только почему.

— Значит, ты действительно считаешь себя счастливой уборщицей? — хмыкаю я.

Она перестает улыбаться:

— А что тут плохого? Даже если у меня появится много заказов, это никак не повлияет на наши занятия. Ты ведь не против?

— А почему я должен быть против?

— Не знаю. Но теперь я точно вижу, что тебе эта затея не нравится. Что случилось?

Я и сам толком не могу объяснить.

Я сознаю, что мне неприятно видеть, как она убирается в школе. Как она «старомодными способами», при помощи собственных рук, драит полы и отскребает от них всякую дрянь. Мне не нравится, что и преподаватели, и ученики даже не замечают ее, как будто она для них — так, пустое место. И кстати, мне вовсе не приятно, что она работает на чопорных снобов на Корк-стрит. Да и не только там, будь это где угодно, мне все равно пришлось бы не по душе.

Но я и сам не знаю, чего желаю. Наверное, чтобы Джеки занималась более достойным делом. Я совершенно четко знаю, что мне не хочется, чтобы она работала здесь. Уже не хочется.

— Ну, все эти уборки. Не знаю. Они меня расстраивают, что ли.

Она смеется:

— Тебя? Расстраивают? А тебе-то до них какое дело? И если уж я сама не расстраиваюсь, почему тебя это должно так волновать? Мне казалось, что в уборке нет ничего недостойного.

— Совершенно верно.

— И что любой труд благороден.

— Разумеется. Я имел в виду другое. Я же не говорил тебе, что считаю уборку помещений неблагородным занятием.

— Но ты утверждал, что в том, чем я занимаюсь, ничего позорного нет.

— Верно.

— И все равно тебе за меня стыдно.

— Ничего подобного. Я просто хочу, чтобы ты занималась чем-нибудь другим. Ну, нашла для себя работу получше, чем то, что тебе приходится делать сейчас. Я хочу, чтобы ты перестала чистить унитаз, в который только что помочился Ленни. Но постыдного тут, конечно, ничего нет и быть не может.

— Ну, не знаю. Мне кажется, тебе за меня стыдно.

— Смешно слышать! Но мне, наверное, просто неприятно видеть тебя в этой школе. Почему именно здесь, где работаю я?

— Мне приходится соглашаться на любые предложения, в какое бы место меня ни позвали. Мне нужно зарабатывать на жизнь, чтобы иметь возможность оплачивать собственные счета. По-моему, все предельно ясно. Я же не могу рассчитывать на мифического мужчину, который содержал бы меня и заботился о нас с дочерью.

— Элфи, ты здесь? — В дверях появляется Ванесса.

Она внимательно смотрит на Джеки. Та тоже удостаивает мою ученицу пристальным взглядом. Трудно сказать, узнали ли они друг друга, ведь один раз они встречались в доме моей матери. Сейчас, похоже, мне этого не определить.

— Пардон, — негромко извиняется Ванесса.

— Ничего страшного, — отзывается Джеки. — Вы нам ничуть не помешали.

Между девушками разница всего в несколько лет, но они смотрятся так, будто принадлежат к разным поколениям. Джеки стоит в синем нейлоновом рабочем халате, Ванесса — в каком-то причудливом черно-красном наряде из дорогого бутика. Создается впечатление, что они являются представительницами разных цивилизаций. И у каждой из девушек имеется своя собственная, не похожая ни на чью другую жизнь. Впрочем, так оно и есть.

— Я ищу Хемиша, — объясняет Ванесса. — Он должен принести мне конспекты.

— Хемиш еще не подошел.

— Ладно.

Она снова переводит взгляд на Джеки, силясь вспомнить, где же они встречались раньше.

— А мы с вами не знакомы? — спрашивает Джеки на чистом французском, чем вводит меня чуть ли не в состояние шока. Но потом я вспоминаю, что она когда-то хвасталась своими знаниями французского языка, и немного успокаиваюсь.

— Нет, — по-английски отвечает Ванесса. — Кажется, нет.

Джеки улыбается. Но мне думается, что она собралась немного поспорить с француженкой.

— Pourquoi pas?[3]

Ванесса неуверенно замирает, словно не зная, как ей поступить и что ответить.

— Мне пора, Элфи.

— Увидимся позже, Ванесса.

— А у тебя симпатичная знакомая, — смеется Джеки. — Я ее не забыла.

— Оставь ее в покое, — отмахиваюсь я, после того как Ванесса скрывается в коридоре. — Она ведь тебе ничего плохого не сделала.

— А знаешь что? Она ведь посмотрела на меня сейчас сверху вниз.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что мне приходится убирать за ней и ей подобными сопливыми маленькими стервами.

— Что ж, хорошо хоть, что ты на них зла не держишь.

— А могла бы. Как бы ты относился к миру, если бы постоянно смотрел на него с половой тряпкой в руках?

— А мне-то казалось, что ты в своей дурацкой листовке как раз и хвастаешь тем, что все делаешь исключительно собственными руками.

Джеки качает головой:

— Забавно именно то, что грязь пристает, как правило, к тем, кто вечно ее убирает. А не к тем, кто ее создает. — Она поднимает с пола маленький современный пылесос и направляется к двери. — Но я только вот что тебе скажу, причем совершенно безвозмездно. Лично я себя не стыжусь. И мне не нужно ни перед кем извиняться за то, чем приходится заниматься, чтобы зарабатывать себе на жизнь. Мне показалось, ты обрадуешься за меня, когда увидишь эти листовки. Я считала, тебе будет приятно сознавать, что я пытаюсь заработать побольше, чтобы оплатить свою учебу. Надо же! Какая я наивная.

— Прости.

— Перестань!