Владимир Круковер - Зачарованный киллер-2

• Название: Зачарованный киллер-2
• Автор: Владимир Круковер
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 1992

---

Отремонтировать слоновник, не выводя слониху, не умели. Вызвали меня. Но вызвали поздно. Ударили холода, слониха сильно обморозилась. С большим трудом при помощи городской администрации удалось устроить ее в теплый цех военного завода.

Когда я приехал в этот цех, я не узнал бедное животное. Худущая, одна голова да уши. Кожа висит складками. На боку, ушах, на подошвах гниет, отстает лоскутами кожа. Глаза в белой слизи. Хобот тоже обморожен, в язвочках.

Бедняга тихонько затрубила, обняла меня хоботом, стала попискивать, как мышь, бурчать что–то — жаловаться. Я мигом смотался на барахолку, купил аэрозольных пузырьков с асептиками и антибиотиками, обработал раны, вколол ей несколько шприцев стимуляторов, наладил повышенное питание и дал телеграмму в Москву с просьбой оказать помощь.

Москва отреагировала, как всегда, оперативно. Слоновоз прибыл через две недели! Кроме того, они зачем–то прислали Мишу Корнилова, дрессировщика слонов, воспитавшего Кингу. Мы с ним повспоминали Кингины проказы, и он уехал по своим делам.

Наконец, прибыл утепленный слоновоз, и Кингу от правили в Москву. Там ее поставили во дворе шапито в парке Горького. В Москве было еще холодней, чем в Волгограде. Главк поручил заботу о слонихе главному зоотехнику. Тот походил вокруг слоновоза, посмотрел на беспомощную слониху — она легла еще в дороге, совершенно обессилела, — отбыл в главк, советоваться.

Я позвонил на Цветной бульвар, договорился, что слониху там примут, помогут ее поднять, полечат. Дело в том, что лежать долго для слонов опасно. Начинаются пролежни, плохо работают внутренние органы, происходит застой крови. А Кинга уже не могла подняться, беспомощно упиралась хоботом, перебирала толстыми ногами, они скользили, она откидывала голову, вздыхала шумно и жалобно. Жалко ее было до слез. Сообщив в главк, что на Цветном Ю. Никулин готов принять больную, получив авторитетные заверения начальника зооветотдела в том, что ее туда доставят немедленно, я уехал. Пользы от меня уже не было, а ухаживать за Кингой мог и грязнуля–азербайджанец. Контакт у него с ней был хороший.

Уже потом, когда в прессе появились заметки о несчастном животном с просьбой оказать гуманитарную помощь, я узнал, что главк, не желая предавать эту историю гласности, проманежил слониху в парке еще не сколько дней. В конце концов у директора шапито, влиятельного Григоряна, лопнуло терпение и он сам отправил Кингу к Ю. Никулину. Тот же обратился через «Комсомольскую правду» к иностранцам.

Навезли гору фруктов, доставили уникальные лекарства, прибыли зарубежные специалисты. Армия наладила систему строп для того, чтобы переворачивать гигантскую тушу с бока на бок. Но все эти меры спасения запоздали. Через десять дней Кинга скончалась. Вскрытие определило ряд патологических явлений в сердце, печени, желудке. Патологоанатомический диагноз считал их косвенными причинами смерти. Летальный исход наступил из–за общего истощения, вызванного обморожением.

Зарубежная пресса живо реагировала на происходящее. Еще бы, слониха — жертва перестройки. У меня перебывали японцы с великолепной видеокамерой, американцы, французы. Японцы мне понравились больше, они подарили мне калькулятор на светодиодах. А американцы и французы отделались пачкой сигарет и авторучкой.

Что я им мог рассказать? Ну, о зверинцах, об их убожестве я рассказал достаточно. А про Кингу? Я ведь не знал, кто больше виноват — директор, не отремонтировавший слоновоз заблаговременно, или Хитровский, не сумевший предусмотреть наступающие холода. Или этот беглец–азербайджанец, про которого даже в «Комсомолке» упомянули, что его с милицией приходится искать, чтоб он ухаживал за слонихой как положено. Уже потом, когда я начал работать у Бофимова, он перед отъездом в Москву попросил меня внести дополнения в требования на питание. Такие требования заполняются каждое утро зоотехником и передаются кладовщику. Против запрошенных продуктов она пишет, что выдано фактически. Вот эти требования и нуждались в исправлениях, потому что, судя по ним, слониху почти не кормили. Правда, Бофимов уверил меня, что про сто записи велись небрежно, а она получала всего вдосталь.

Ну, еще я вписал в эти требования сорок бутылок водки, которые она должна была выпить, и которые до сих пор лежали на складе. Водку со склада я забрал и разделил с Бофимовым. Хороший человек, этот Петр Викторович. А покойная Кинга меня не осудит. Она меня любила, жила под моей опекой, как у Христа за пазухой. Она бы за меня порадовалась.

Вот такая история.

Петра Викторовича же обвинили в смерти слонихи и после долгих интриг с работы сняли, отдав его зверинец вместе с сэкономленными деньгами проныре Боканову.

Я позвонил в Москву, и Бофимов сообщил мне, что унывать не стоит — он связался с адвокатом и его за верили, что суд восстановит в должности на сто про центов.

Тут как раз подоспел очередной запой, я почти не выходил из вагончика, тем более, что в это время я познакомился с милой девчушкой, которую представил толпе, как племянницу. Она пила немного, но за вином бегала исправно. Когда я через десять дней по считал пустые бутылки, оказалось, что я ухитрился вы глотать 30 бутылок шампанского, 150 — пива и десять — водки и вина. Конечно, девчушка возилась со мной не бескорыстно. По крайней мере, одел я ее с головы до ног, все коммерческие магазины были к ее услугам.

Пока я пил, Хитровский развил бурную деятельность. Он отдал в ремонт покореженные барьеры ограждения, поставил художника разрисовывать его личные, самые приглядные внешне вагоны, намереваясь поставить их на фасад, организовал ремонт КАМАЗа и еще одного ЗИЛа. Кроме того, купил новую щитовую и перечислил часть денег в зооцирк Краснодара.

— Надеюсь, ты не собираешься перевозить сюда второй зверинец? — спросил я, дыша перегаром.

— Ты пить кончил? — уклонился он от ответа.

— Кончил. Можешь ехать. Но, учти. Я вскоре сам уеду, что мне тут делать?!

Владислав уехал во второй зверинец. Намерения его не были до конца ясны.

Андрей тоже уехал. Они, как сговорились, — вечно уезжали вдвоем или друг за другом перед переездом. Мне приходилось отдуваться в гордом одиночестве. От новеньких пользы было мало, хотя потихоньку они втягивались, привыкали к авралу каждого переезда. То, что их заработок зависит от заработков зверинца, я им внушил. Ну, и поощрял после быстрого, без происшествий, переезда тех, кто хорошо работал. Выдавал деньги сразу За эти премиальные меня постоянно ругали все начальники. А я считал и считаю, что премию, пусть мизерную, надо выдать тотчас. Потом ее стимулирующее действие исчезнет, забудется.

На сей раз я перевез зверинец в интересный район — почти рядом с монументом. Женщина с мечом нависла над нами. Впечатление она производила колоссальное. Выпало несколько дней относительно свободных. Я вельможно похаживал по зверинцу, ласкал верблюда Али — Бабу, я его звал Аликом. Забавный был верблюд. Во рту его всего три кривых зуба, весь облезлый, очень ласковый, из верблюжатника выходить отказывается на отрез, а если пытаешься вывести насильно, — плюется или хлещет жидким пометом во все стороны. Очень любил нюхать дым сигарет. Понюхает, затрясет головой и гордо вскинет ее на лебединой шее, приоткрыв рот — балдеет.

Кроме того, у меня была ручная лисичка. Ее принесли с сильной травмой черепа, полуслепую. Я на время лечения держал ее в своей комнате, где она усиленно метила мочой все углы. Но спать все равно забиралась ко мне в кровать, притом норовила под одеяло. Когда она и одеяло пометила, — а моча у лис на удивление едко воняет, — я перевел ее в вольер к другой лисичке, чуть ее постарше. Они быстро подружились, но играли только ночью, когда никто не видит.

Старая пума Ева дружила со мной. Очень любила, когда ее чесали за ушами. Прижмется к прутьям, вся извивается от удовольствия и мурлычет с громкостью небольшого трактора.

Москва, редакция газеты «МБ», 14–20, 30 декабря, 2000 год

К редактору известной молодежной газеты зашел солидный господин.

— Я в Москве проездом, только что из Лондона, — сказал он присаживаясь в кресло, — прикажите, голубчик, кофе, если можно, устал. Моя фамилия Верт, вы, конечно, читали мои статьи, Владимир Верт…

Редактор растерялся. Он мгновенно оценил общую стоимость одежды посетителя, где одни только штиблеты на меху тянули баксов на шестьсот. А массивная булавка вообще подействовала на него гипнотизирующе.

Нет, редактор и сам стоил не меньше полумиллиона зеленых, да и в числе его знакомых ходили богатеи весьма масштабные. Просто ни разу не приходилось этому (в прошлом инструктору ЦК ВЛКСМ) редактору видеть столь яркое выражение ненавязчивой состоятельности и своеобразной дворянской (другое определение и в голову не приходит) выразительности.