Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

• Название: Поэты 1790–1810-х годов
• Автор: Василий Пушкин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1971

Сборник «Поэты 1790–1810-х годов» знакомит читателей с одним из самых сложных и интересных периодов в истории развития отечественной поэзии. В сборнике представлены объединения (Общество друзей словесных наук, Дружеское литературное общество, «Беседа любителей русского слова» и др.), в которых сосредоточивалась в основном литературная жизнь Москвы и Петербурга. Сюда вошли поэты, чье творчество, составлявшее литературный «фон» эпохи, вызывало когда-то ожесточенные споры, бурную полемику (С. С. Бобров, А. Ф. Воейков, Андр. И. Тургенев, Д. И. Хвостов, П. И. Шаликов, А. С. Шишков, С. А. Ширинский-Шихматов, В. Л. Пушкин и др.). В силу целого ряда исторических причин они были забыты последующими поколениями, и сейчас, спустя более чем полтора столетия, вниманию читателя предлагаются произведения, извлеченные из старых собраний сочинений, журнальных комплектов и, в значительной части, рукописных фондов.

Знакомство с поэзией не только в ее вершинных проявлениях, но и в массовом развитии позволяет восстановить историческую реальность и аромат русской культуры конца XVIII — начала XIX века.

---

ПРИЛОЖЕНИЕ

А. Ф. ВОЕЙКОВ 302. ДОМ СУМАСШЕДШИХ Другие редакции и варианты

РЕДАКЦИЯ 1 (1814–1817)

1

Други милые! Терпенье!
Расскажу вам чудный сон.
Не игра воображенья,
Не случайный призрак он.
Нет — но мщенью предыдущий
И грядущий с неба глас,
К покаянию зовущий
И пророческий для нас.

2

Ввечеру, простившись с вами,
Я в углу сидел один,
И Кутузова стихами
Я растапливал камин,
Подбавлял из Глинки сору,
И твоих, о Мерзляков!
Из «Амура» по сю пору
Недоконченных стихов.

3

Дым от смеси этой едкой
Нос мне сажей закоптил
И в награду крепко, крепко
И приятно усыпил.
Снилось мне, что в Петрограде,
Чрез Обухов мост пешком
Перешед, спешу к ограде
И вступаю в желтый дом.

4

От любови сумасшедших
В список бегло я взглянул
И твоих проказ прошедших
Длинный ряд воспомянул,
О Кокошкин! Долг романам
И тобою заплачен;
Но сказав «прости» обманам,
Ты давно уж стал умен.

5

Ах! И я… Но сновиденье
Прежде, други, расскажу:
Во второе отделенье
Я тихонечко вхожу.
Тут — один желает трона,
А другой — владеть луной,
Тут — портрет Наполеона
Намалеван как живой.

6

Я поспешными шагами
Через залу перешел
И увидел над дверями
Очень четко: «Сей отдел —
Прозаистам и поэтам,
Журналистам, автора́м,
Не по чину, не по летам,
Здесь места по нумерам».

7

Двери настежь Надзиратель
Отворя мне говорит:
«Нумер первый — ваш приятель,
Каченовский здесь сидит,
Букву „э“ на эшафоте
С торжеством и пеньем жжет,
Ум его всегда в работе:
По крюкам стихи поет,

8

То кавыки созерцает,
То обнюхивает гниль,
Духу роз предпочитает,
То сметает с книжиц пыль
И в восторге, восклицая,
Набивает ею рот:
„Сор славянский, пыль родная!
Слаще ты, чем мед и сот!“»

9

Вот на розовой цепочке
Спичка Шаликов в слезах,
Разрумяненный, в веночке,
В ярко-планжевых чулках.
Прижимая веник страстно,
Кличет граций здешних мест
И, мяуча сладострастно,
Размазню без масла ест.

10

Номер третий: на лежанке
Истый Глинка восседит.
Перед ним дух русский в склянке
Нераскупорен стоит,
Книга кормчая отверста,
И уста отворены,
Сложены десной два перста,
Очи вверх устремлены.

11

«О Расин! Откуда слава?
Я тебя, дружок, поймал —
Из российского Стоглава
Ты „Гафолию“ украл.
Чувств возвышенных сиянье,
Выражений красота
В „Андромахе“ — подражанье
„Погребению кота“».

12

«Ты ль Хвостов? — к нему вошедши,
Вскликнул я. — Тебе ль здесь быть?
Ты дурак — не сумасшедший,
Не с чего тебе сходить».
— «В Буало я смысл добавил,
Лафонтеня я убил,
Я Расина обесславил», —
Быстро он проговорил.

13

И читать мне начал оду,
Я искусно улизнул
От мучителя, но в воду
Прямо из огня нырнул:
Здесь старик с лицом печальным
Букв славянских красоту
Мажет золотом сусальным
Пресловутую фиту.

14

И на мебели повсюду
Коронованное кси,
Староверских книжиц груду
И в окладе ик и пси,
Том в сафьян переплетенный
Тредьяковского стихов
Я увидел, изумленный,
И узнал, что то Шишков.

15

Вот Сладковский восклицает:
«Се, се Россы, се сам Петр!
Се со всех сторон сияет
Молния из тучных недр!
И чрез Ворсклу при преправе
Градов на суше творец
С твердостью пошел он к славе —
И поэме сей конец!»

16

Вот Жуковский, в саван длинный
Скутан, лапочки крестом,
Ноги вытянув умильно,
Черта дразнит языком,
Видеть ведьму вображает
И глазком ей подмигнет,
И кадит, и отпевает,
И трезвонит, и ревет.

17

Вот Кутузов: он зубами
Бюст грызет Карамзина,
Пена с уст течет ручьями.
Кровью грудь обагрена.
Но напрасно мрамор гложет,
Только время тратит в том,
Он вредить ему не может
Ни зубами, ни пером.

18

Но Станевич в отдаленья,
Увидав, что это я,
Возопил в остервененьи:
«Мир! Потомство! За меня
Злому критику отмстите,
Мой из бронзы вылив лик.
Монумент соорудите,
Я заслугами велик!»

19

«Как! И ты бессмертьем льстишься?
О червяк! Отец червей! —
Я сказал. — И ты стремишься
К славе из норы своей?
И тогда как свет не знает,
Точно где, в каких местах
Храбрый Игорь почивает,
Где Пожарского скрыт прах,

20

Где блистала Ниневия
И роскошный Вавилон,
Русь давно ль слывет Россия?
Кем наш север заселен?»
— «Двор читал мои творенья, —
Прервал он, — и государь
Должен в знак благоволенья…»
Стой, дружок. Наш добрый царь

21

Дел без нас имеет кучу:
То мирит смятенный мир,
От царей отводит тучу,
То дает соседям пир,
То с вельможами хлопочет,
То ссылает в ссылку зло,
А тебя и знать не хочет,
Посиди — тебе тепло.

22

Чудо! Под окном на ветке
Крошка Батюшков висит
В светлой, проволочной клетке,
В баночку с водой глядит,
И поет певец согласный:
«Тих, спокоен сверху вид,
Но спустись туда — ужасный
Крокодил на дне лежит».

23

Вот Грузинцев, и в короне,
И в сандалиях, как царь,
Горд в мишурном он хитоне.
Держит греческий букварь.
«Верно, ваше сочинение?» —
Скромно задал я вопрос.
«Нет, Софоклово творенье», —
Отвечал он, вздернув нос.

24

Я бежал без дальних споров.
«Вот еще», — сказали мне.
Я взглянул: Максим Невзоров
Углем пишет на стене:
«Если б так, как на Вольтера,
Был на мой журнал расход,
Пострадала б горько вера:
Я вредней, чем Дидерот».

25

От досады и от смеху
Утомлен, я вон спешил,
Горькую прервав утеху,
Но Смотритель доложил:
«Ради вы или не ради,
Но указ уж получен:
Вам нельзя отсель ни пяди».
И указ тотчас прочтен:

26

«Тот Воейков, что Делиля
Столь безбожно исказил,
Истерзать хотел „Эмиля“
И Вергилию грозил,
Должен быть как сумасбродный
В цепь посажен в желтый дом;
Темя всё обрить сегодня
И тереть почаще льдом».

27

Прочитав, я ужаснулся,
Хлад по жилам пробежал,
И, проснувшись, не очнулся,
И не верил сам, что спал.
Други, вашего совету,
Без него я не решусь:
Не писать — не жить поэту,
А писать начать — боюсь.

Ниже приводятся наиболее значительные варианты, встречающиеся в ряде списков.

Строфа 4, ст. 5:

О Каверин, долг романам

Или: