Энн Перри - Улица Полумесяца

• Название: Улица Полумесяца
• Автор: Энн Перри
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-87869-7

Суперинтенданту лондонской полиции Томасу Питту чуть ли не впервые пришлось вести расследование без участия своей жены – Шарлотта уехала на месяц отдохнуть в Париж. А дело, как назло, попалось донельзя странное и, возможно, весьма деликатное. У набережной Темзы обнаружили лодку с мертвым мужчиной. Причем покойник был одет… в роскошное бархатное женское платье, а руки и ноги его были прикованы наручниками и цепями. Кроме того, ктото засыпал дно лодки цветами. Не без труда Томас установил личность убитого. Им оказался один из самых знаменитых столичных фотографов, признанный гений фотопортрета. Поначалу Питт никак не мог взять в толк, за что можно убить человека столь невинной профессии, да еще таким причудливым образом. Но затем понял: фотографирование может быть не таким уж невинным занятием. Важно, кого и как ты снимаешь.

И зачем…

---

Служанку Грейси, практически жившую у них в доме семь с половиной лет, с тринадцатилетнего возраста, Томас считал почти родственницей. Но она, вместе с младшим поколением Питтов – Джемаймой и Дэниелом, – отправилась в двухнедельный отпуск на побережье. Эти трое были вне себя от волнения, со счастливым видом пакуя коробки и болтая обо всем, что собирались посмотреть и сделать на отдыхе. Никто из них еще никогда не бывал на побережье, и они с нетерпением ждали такого чудесного приключения. Грейси остро чувствовала свою ответственность и ужасно гордилась оказанным ей доверием.

Поэтому Питт и остался дома в одиночестве – не считая, конечно, двух котов, Арчи и Ангуса, которые теперь вместе спали, свернувшись калачиками, в бельевой корзине, где миссис Брэйди обычно оставляла выстиранное белье.

Детство Томаса прошло в большом загородном поместье – его матушка одно время работала там на кухне. Он вполне мог сам позаботиться о себе, однако после женитьбы потерял былые навыки. Сейчас ему не хватало домашнего уюта, всех тех приятных мелочей, которыми обычно занималась Шарлотта, но все это казалось ничтожным по сравнению с навалившимся на него ощущением одиночества. Не с кем было поговорить, не с кем поделиться своими чувствами, посмеяться или просто обсудить важные дневные новости.

Ему не хватало гомона голосов детей, их смеха, беготни, постоянных вопросов и претензий на его внимание или одобрение. Никто не нарушал ход его мыслей, говоря: «Папа, ну посмотри на меня!» и спрашивая: «Для чего нужна эта штучка?», или «Что это значит?», или их самое любимое: «А почему?..» Домашний мир изменился до неузнаваемости: теперь его заполняло полнейшее безмолвие.

Десять минут потребовалось хозяину дома на то, чтобы нормально разжечь плиту, и еще десять минут у него ушло, чтобы вскипятить чайник, после чего он сумел заварить себе на завтрак чай и сделать несколько хлебных тостов. Томас подумывал еще поджарить пару копченых селедок, но, представив рыбный запах, а также мытье грязных тарелок и сковородки, отказался от этой мысли.

С первой почтой доставили только счет от мясника – а суперинтендант так надеялся получить письмо от Шарлотты! Возможно, было еще слишком рано ждать весточки из Франции, но его поразило чувство собственного разочарования. К счастью, сегодня вечером полицейский собирался в театр со своей тещей, Кэролайн Филдинг. После кончины отца Шарлотты, Эдварда Эллисона, и окончания должного периода траура Кэролайн познакомилась с одним актером, который был значительно моложе ее, и полюбила его[2]. Ее новое замужество возмутило мать Эдварда, пребывавшую в оскорбленных чувствах по поводу явно счастливой новой жизни бывшей невестки. Кроме того, Кэролайн быстро освоилась с более либеральным стилем жизни, что стало причиной их очередного конфликта. Ее свекровь решительно отказалась жить под одной крышей с миссис Филдинг и ее новым супругом, и в итоге старушке пришлось переехать к Эмили, чей второй муж, Джек Рэдли, будучи членом парламента, на фоне актера, разумеется, считался в высшей степени более почтенным, пусть даже и обладал чрезмерным для приличного семьянина обаянием и не имел никаких титулов или предков, достойных упоминания.

Бо́льшую часть времени Эмили стойко переносила соседство бабушки. Порой она просто откупалась от старой дамы денежными вливаниями, после чего та удалялась в холодной ярости и пребывала в относительном спокойствии до тех пор, пока скука бытия и очередная вспышка гнева не побуждали ее к новым критическим нападкам на родственников.

Однако поскольку Эмили и Джек уехали в Париж и, пользуясь удобным случаем, договорились о ремонте в доме водопровода, миссис Эллисон вновь пришлось перебраться к Кэролайн. Питт очень надеялся, что нынче вечером она будет недостаточно хорошо себя чувствовать, чтобы отправиться вместе с ними в театр, и имел все основания для такого оптимизма. Последнее время его теща увлекалась театральными постановками того жанра, который старая миссис Эллисон считала неподобающим, и если даже ее порой охватывало любопытство, то она не могла себе позволить снизойти до того, чтобы лицезреть их лично.

Ближе к полудню Томас побывал в морге и выслушал заключение судмедэксперта, оказавшееся малополезным для дела. Медик сообщил следующее: удар по голове нанесли округлым и тяжелым предметом, более объемистым, чем кочерга, и более правильной формы, чем импровизированное оружие в виде отломанной от дерева толстой ветки.

– Как насчет лодочного весла или шеста? – спросил Питт.

– Возможно, – согласился криминалист и некоторое время задумчиво молчал, после чего добавил: – Даже весьма вероятно. Вы обнаружили что-то такое?

– Мы пока даже не знаем, где именно его убили, – проворчал суперинтендант.

– Конечно, весло могло унести течением… – Медэксперт покачал головой. – Вероятно, вы никогда ничего не найдете, а если и найдете нечто подходящее для орудия убийства, то кровь с него будет давно смыта. Ваша гипотеза имеет основание, но вы не сможете ничего доказать.

– Когда наступила смерть? – сменил тему Томас.

– Вчера поздно вечером, более точно сказать не могу, – пожал узкими плечами его собеседник. – К тому времени, когда я увидел труп, покойный уже определенно пребывал в мире ином пять или шесть часов. Разумеется, когда вы выясните личность убитого… если вам это удастся… то, вероятно, сможете определить более точное время.

– А что вы можете сказать о покойнике?

– Я сказал бы, что ему могло быть от тридцати до тридцати пяти лет, – сообщил судмедэксперт, тщательно взвешивая свои слова. – По-видимому, он обладал отменным здоровьем. Крайне чистоплотен, никаких предосудительных болезней. Никаких мозолей на руках и никакой грязи. Он умело избегал и солнечных лучей, – эксперт скривил губы, – и определенно не занимался тяжелым трудом. Либо он располагал достаточными средствами для жизни, либо трудился в умственной сфере. Либо же имел творческие способности, возможно, даже принадлежал к актерской братии. – Он искоса глянул на Питта. – Надеюсь, я не выдумал это, только исходя из того, в каком виде обнаружили бедолагу, – вздохнул криминалист. – Да, скандальная история!

– А не мог ли он сам приковаться к лодке, а после этого подвергнуться внезапному нападению? – спросил Томас, хотя и сам уже знал ответ.

– Ни в коем случае, – решительно ответил медик. – Удар нанесли по затылку. И это не могло произойти в той лодке, если только он не сидел в ней, – а он не сидел, да и не мог бы сесть. Цепи наручников коротковаты, а лодыжки его разведены слишком широко. Сам он не смог бы заковать себя. Если не верите, попытайтесь сами! И вообще, там было очень мало следов крови.

– А уверены ли вы, что он не был в дамском платье, когда его убили? – пытливо поинтересовался Питт.

– Да, полностью.

– Почему вы так уверены?

– Потому что на теле не обнаружено никаких синяков, которые должны были бы проявиться, если бы его держали или одевали насильно, – терпеливо пояснил эксперт. – Зато есть легкие царапины, как будто кто-то задел его ногтем, просовывая голову в платье, когда натягивал его на тело. Чертовски трудно, знаете ли, одевать мертвеца, особенно если пытаешься сделать это в одиночку.

– Значит, мы имеем дело с одним убийцей? – тихо произнес суперинтендант.

Сжав зубы, медик с шипением втянул в себя воздух.

– Вы правы, – признал он, – я зашел в область предположений. Мне просто не под силу представить себе, что такого рода… безумие… могло иметь соучастников. В одержимости есть нечто исключительно индивидуальное, а это именно, прости господи, одержимость… если, конечно, здесь уместно данное определение. По-моему, допустимы несколько вариантов, но вам придется расследовать их все, чтобы убедить меня. На мой взгляд, некий сбрендивший от тоски одиночка совершил это в порыве извращенной страсти, любви или ненависти – столь сильной, что она разорвала все разумные, мыслимые границы, подавив даже инстинкт самосохранения. Ведь он не только ударил и убил этого человека, но потом, еще до того, как предал несчастного воле волн, сильно рисковал, наряжая его в женское платье и приковывая к лодке… – Криминалист повернулся и откровенно взглянул на Питта. – Я не способен придумать никакой разумной причины для подобных действий. А вы?

– Возможно, чтобы затруднить опознание его личности… – задумчиво произнес Томас.

– Глупости! – раздраженно заявил судмедэксперт. – Для этого достаточно было снять с него одежду и завернуть в одеяло. И уж точно незачем было стараться вырядить его как леди Шалотт[3], или Офелию, или еще какую-то героиню.

– Разве Офелия не сама утопилась? – уточнил Питт.

– Ладно, тогда пусть будет одна леди Шалотт, – отрезал медик. – На нее ведь наложили таинственное проклятие. Это вас больше устраивает?

– Меня устроило бы нечто больше связанное с нашей теперешней жизнью, – с кривой усмешкой заметил суперинтендант. – Полагаю, вы ведь не сможете сказать мне, не был ли покойный французом?