Александр Байгушев - Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает

• Название: Русский орден внутри КПСС. Помощник М. А. Суслова вспоминает
• Автор: Александр Байгушев
• Издательство: Алгоритм
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-14594-Х

У автора, принимавшего самое активное участие в русском сопротивлении, который в брежневские времена входил в высокую партийную номенклатуру, имеется богатый личный опыт бойца духовного фронта. В настоящей книге впервые ретроспективно описаны изнутри деятельность и участники так называемой «Русской партии», существовавшей внутри КПСС практически на всех уровнях. Она деятельно боролась против кошерных аппаратчиков и их подпевал, которые подготовили и провели «перестройку» с целью захвата власти и присвоения общенародной собственности. В книге, написанной живым и образным языком, приводится множество неизвестных, неожиданных и сенсационных фактов.

---

Сейчас «они» переадресовывают славословия Сталину, как якобы всегда исходившие только от русского лагеря. Мой университетский коллега убежденный еврей и ныне профессор Вадим Роговин в книге со знаковым названием «1937» (М., 1996) громит известного русского историка и публициста Сергея Семанова:

«Существуют мифы, идущие из лагеря так называемых “национал-патриотов” и сводящиеся к отвержению Октябрьской революции и большевизма при преклонении перед Сталиным. Такого рода “мировоззрение” складывалось в определенных кругах советской интеллигенции с конца 60-х годов. Своего рода идеологическим манифестом данного течения стала статья С. Семанова “О ценностях относительных и вечных ". Ее автор, не имевший еще возможности объявить о своей приверженности идеалам “православия, самодержавия и народности” (относимым “национал-патриотами” к вечным, “истинно русским” ценностям) ограничился противопоставлением “нигилистических 20-х” и “патриотических 30-х годов”. То есть противопоставлением Ленину Сталина».

Я никогда не был особым поклонником Сталина. Когда хоронили Сталина, по Москве бродили толпы — рвущих на себе волосы и причитающих по Великому Кавказцу — Отцу Народа. В очередях к его гробу задавило много народу. Особенно меня поразили евреи. Тогда по Москве упорно ходила байка, будто, для них предназначены, стояли сталинские эшелоны для депортации в Сибирь, а они плакали больше всех. Я не плакал по Сталину, я, напротив, воспринял его смерть, как освобождение. Я был тогда слишком еще юн и не мог сравнивать русофобские «троцкистско-ленинские» 20-е годы и мое время, когда к русским стали относиться уважительно. Не мог тогда оценить, что именно Сталин дал мне возможность и право получить высшее образование — скромным постановлением Правительства, опубликованным в «Известиях» от 30-го декабря 1935 года: «Отменить ограничения, связанные с социальным происхождением лиц, поступающих в высшие учебные заведения и техникумы». Я не мог тогда оценить, что именно Сталин вернул мне права человека — Сталинской Конституцией возвращающей всем гражданам СССР права человека, отнятые троцкистско-ленинской революцией. Сейчас во всем мире согласны, что это была одна из самых демократических конституций. Другое дело, что потом не всегда она соблюдалась. Но перед Законом-то хоть формально при Сталине все люди были снова уравнены. А до этого русские люди жили в декларированном конституционном бесправии. Первая Советская Конституция 1918 года наделяла всеми правами только пресловутый пролетариат.

Причем принадлежность к пролетариату рассматривалась весьма специфично, прежде всего в угоду евреям, выступавшим везде и всюду «от имени пролетариата». Сделацо это было простенькой разъяснительной поправкой, что, помимо промышленных рабочих, по той же категории пролетариата идут представители так называемых в прошлом угнетенных наций, так что дети еврейской буржуазии или раввинов беспрепятственно шли в университеты и, конечно, в красную профессуру. Получали любые высокие должности. А русские, во всяком случае, большая часть русского населения — крестьянство и все «бывшие»: бывшие буржуи, бывшие дворяне, бывшее духовенство и их дети и внуки были на положении рабов «гегемона» — так именовался пролетариат.

Мои отец и мать был выдворены — отец из МГУ, а мать из Консерватории по троцкистско-ленинским правилам как бывшие — за дворянское происхождение, даже несмотря на некоторые заслуги перед революцией моего деда (я о нем еще расскажу). Я это прекрасно знал. Знал, и что после Сталинской Конституции все изменилось. Но почему-то вешал за предшественников всех собак на Сталина, тупо считая Сталина самым верным ленинским учеником, как об этом трубили в газетах, и значит ответственным за все ленинские классовые перегибы. Великую разницу между русофобом Лениным и русофилом Сталиным я понял только много позже, когда смог почитать архивы революции и советской власти, хранившиеся в спецхранах. А тогда в 1953-м все «они» были Для меня на одно лицо. Так нас учили.

И тогда, узнав о смерти Сталина, мы всю ночь шли вдвоем с университетским комсомольским лидером Артуром Ермаковым пешком из центра в общежитие на Стромынку и спорили-спорили. Артур тогда был другом дружно университетского комсомольского вожака Михаила Горбачева и Раечки Титаренко, которые в том же 1953 году поженятся, и все они были тогда ярыми сталинистами. При Хрущеве они все вдруг сразу «прозреют», станут самыми отчаянными хрущевцами и страшными либералами, пронеся «оттепель» через всю жизнь. Но тогда поди попробуй при них было хоть волос сдунуть с монумента Сталину. В споре с Артуром я кипятился: «Может быть, кончится этот морок? Может, прекратится это чудовищное идолопоклонничество?», а Артур страшно возмущался моей неблагодарностью и в сердцах на меня грозился донести. Но не донес, хотя я потом сильно раскаивался в своих откровенностях и даже чемоданчик на всякий случай с бельишком собрал. Времена были соответствующие. Я ни в коей мере тогда не был антисоветчиком. Я не бредил восстанием против советской оккупации русского духа. Но я был тогда как бы на распутье. Я видел, что я живу в громадной Красной Казарме, где все, как по Талмуду, регламентировано, расписано по полочкам, кому куда на работу ходить, кому поклоняться, что думать можно, а что запрещено, что читать нужно, а что нельзя. Дома у нас — это было мое счастье! — оставалось много дореволюционных книг, из которых я узнал, что по корням своим принадлежу к великой нации с тысячелетней духовной историей. Я видел, насколько запрещенная большевиками Библия по духу выше, поэтичней, невообразимо ярче, чем маниакальные сталинские «Основы марксизма-ленинизма», которые мы тупо зубрили по пунктам в университете.

Я на первых курсах университета прочел всего Маркса и Энгельса, все искал, в чем же они «гениальны», и удивлялся, насколько оба примитивны, однолинейны по сравнению со старыми мыслителями. От Маркса разило Кагалом, хоть он и последовательно громил «judentum» — еврейство за дух торгашества и прямо ставил знак равенства между торгашем и евреем. А Ленин и Сталин в своих сочинениях выглядели в моих глазах неоталмудистами, нахватавшимися иудейских, «катальных» лозунгов и бросившихся на принципах Кагала переустраивать русскую жизнь. Вокруг были сплошные «цадики» — партсекретари, тупые и барабанные. А уж все советские = еврейские красные профессора с их совершенно оглупленными «классовыми» историей и философией, выглядели сплошным кошмаром, нахлынувшим из местечка. Не думаю, что студентов, мысливших, как я, было в начале 50-х годов уж очень много. Действовала еще инерция «красной массовки». Но думаю, что уже и таких, как я, было и не мало. Иначе, с чего бы Хрущев (поначалу еще верный сталинец, еще до все перевернувшего с ног на голову ХХ-го съезда) начинал свое правление с повальной чистки ведущих вузов от «бродившего элемента» — с исключений, сдачи в армию и судов над инакомыслящими студентами?

А что до Сталина, то все мы — и ярые сталинисты и, напротив, те, кто из русских националистов, кто в чем-то антисталинисты, не согласные с его казарменными и чингисхановскими методами, одинаково сознаем, что он, каким бы он деспотом ни был, спас Россию. Повторюсь. Не дай Бог, победил бы не Сталин, а Троцкий-Бронштейн — не было бы уже нас русских как нации.

Семанов сейчас пишет: «Еще в начале 20-х годов, начав борьбу с вождем космополитических революционеров Троцким, Сталин отчетливо понимал, что в случае победы ему придется разрушителей заменить созидателями. Так он и сделал, по условиям того времени — весьма жестоко (имеется в виду 1937-й год). Но то были их же правила игры. А в самом начале борьбы он предупредил: «Мы боремся с троцкистами не потому, что они евреи, а потому что они оппозиционеры». Верно. Евреи Каганович, Мехлис или тот же Ярославский служили своему вождю верой и правдой. И Молотова-Жемчужина, надолго пережив Сталина, сохранила к его памяти те же чувства».

Ну, а знаменитая триада «православие, самодержавие и народность» — она тоже по отношению к Сталину вполне применима. Что он был самодержец? с этим согласны все. Народность егб по большому счету тоже никогда не вызывала сомнений — в чем, в чем, а в элитарности, в барстве, в стремлении отдалиться он народа его уж никак не обвинишь. Иное дело — какой народ он искал себе в опору? Русский? а почему Госбезопасность (свою безопасность!) доверил грузинскому еврею Берии? Остается православие. Но вот тут есть подлинные научные открытия. Сейчас вышел замечательный полнометражный хронико-документальный фильм Татианы Мироновой и Анны Москвиной «Вождь и пастырь», сопоставляющий некоторые прежде мало известные факты и, главное, отснятые документы, представляющие Сталина в совершенно новом свете во взаимоотношениях с церковью.