Евгений Абросимов - Стихи остаются в строю

• Название: Стихи остаются в строю
• Автор: Евгений Абросимов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Поэзия
• Год: 1958

Сборник составлен из стихов русских советских поэтов, погибших в годы Великой Отечественной войны.

Составители: Михаил Матусовский, Яков Хелемский.

---

1934

Евгений Абросимов

Широкие листья

Широкие листья дрожали над нами.
Город гудел в полусне.
Какими хорошими словами
Хотелось говорить мне!
Но перед этими чувствами глупыми,
От которых кружится голова,
Мне казались грубыми
Все
   слова.
Ветер прошел по робким листам,
Солнце, наверное, шло к восходу.
Ты сказала:
— Пора по домам,
Завтра
   рано вставать
      на работу. —
Ты губы приблизила неумолимо,
А после,
   когда шел домой,
Запах духов, едва уловимый,
Долго
   летел за мной.
Мир, голубым сияньем залитый,
Так чудесен
   и так велик…
Мне очень трудно
   быть незанятым
Хотя бы
   на один
      миг.
Цех таким был праздничным, синим,
Станки стояли в солнечной краске.
Все люди были
   как именинники, —
Влюбленные
   и
     ласковые.
Мне легким казалось любое задание,
Я смеялся, не знаю над чем.
Я чувствовал,
   твое дыхание
На своем
   плече.

Стихи о матери

Гору подниму и брошу морю на дно.
На снег подышу — зажурчат проталинки.
Но был я когда-то —
   давно,
      давно —
Очень и очень маленьким.
Обид было много, много слез,
Иногда было слишком весело…
Весь этот груз я маме нес,
Чтоб она оценила и взвесила.
А мама тогда молодой была,
Веселой была и все спешила,
И все мои сложные дела
Ей казались маленькими и смешными.
А теперь, когда прихожу домой
С работы, усталый и грубый,
Старая мама следит за мной,
И у нее чуть кривятся губы.
О своих делах говорить не люблю,
Да и она уж о них не спросит.
— Раздевайся,
   я щей налью, —
Скажет,
   как
     камень
       бросит.
Вечером с братом гулять уйду:
— Скоро приду! —
   (Без ответа).
К вечеру готовит еду
И моет посуду
   после обеда.
С соседкой,
   ровесницей по годам,
Разговаривает
   тихо и жарко.
«Женятся…
   Разлетятся!..
      А я куда?
Или
   живи кухаркой?..»

Гору подниму и брошу морю на дно.
На снег подышу — зажурчат проталинки.
Но был я когда-то —
   давно,
      давно —
Очень и очень маленьким.

Джек Алтаузен

«Можешь землю до края пройти…»

Можешь землю до края пройти,
Можешь видеть луну над Манилой, —
Чище воздуха родины милой
Все равно на земле не найти.

Можешь ехать в Алжир и Бомбей,
Гнать стада по альпийскому лугу,
Все равно будешь рваться в Калугу,
Где когда-то кормил голубей.

За экватором на корабле,
Возле пальмы под Венесуэлой
Будешь бредить березкою белой,
Что растет на смоленской земле.

На ресницы слеза набежит,
Если вспомнить на дальней чужбине
О родимой ирбитской рябине,
Что от ветра стыдливо дрожит.

Может, молодость нас бережет,
Может, в бурях мы не огрубели,
Потому что у нас с колыбели
Чувство родины в сердце живет.
Мы его воспитали в себе,
Нас навеки оно породнило.
Люди с Темзы, Дуная и Нила
Слышат голос свой в нашей судьбе.

1940

Баллада о четырех братьях

Иосифу Уткину

Домой привез меня баркас,
Дудил пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас —
Один вхожу я на порог.

Сестра в изодранном платке
И мать, ослепшая от слез,
В моем походном котелке
Я ничего вам не привез.

Скажи мне, мать, который час,
Который день, который год?
Четыре брата было нас,
Кто уцелел от непогод?

Один любил мерцанье звезд,
Чудак — до самой седины.
Всю жизнь считал он, сколько верст
От Павлограда до луны.

А сосчитать и не сумел,
Не слышал, цифры бороздя,
Как мир за окнами шумел
И освежался от дождя.

Мы не жалели наших лбов.
Он мудрецом хотел прослыть.
Хотел в Калугу и Тамбов
Через Австралию проплыть.

На жеребцах со всех сторон
Неслись мы под гору, пыля;
Под головешками ворон
В садах ломились тополя.

Встань, Запорожье, сдуй золу!
Мы Спали в яворах твоих.
Была привязана к седлу
Буханка хлеба на троих.

А он следил за пылью звезд,
Не слышал шторма и волны,
Всю жизнь считая, сколько верст
От Павлограда до луны.

Сквозной дымился небосклон —
Он версты множил на листе.
И, как ни множил, умер он
Всего на тысячной версте.

Второй мне брат был в детстве мил.
Не плачь, сестра, утешься, мать!
Когда-то я его учил
Из сабли искры высекать…

Он был пастух, он пас коров.
Потом пастуший рог разбил.
Стал юнкером, —
Из юнкеров
Я Лермонтова лишь любил.

За Чертороем и Десной
Я трижды падал с крутизны,
Чтоб брат качался под сосной
С лицом смертельной желтизны.

Нас годы сделали грубей,
Он захрипел, я сел в седло,
И ожерелье голубей
Над ним в лазури протекло.

А третий брат был рыбаком.
Любил он мирные слова.
Но загорелым кулаком
Мог зубы вышибить у льва.

В садах гнездились лишаи.
Деревни гибли от огня.
Не счистив рыбьей чешуи,
Вскочил он ночью на коня.

Вскочил и прыгнул через Дон.
Кто носит шрамы и рубцы,
Того под стаями ворон
Выносят смело жеребцы.

Но под Варшавою в дыму
У шашки выгнулись края.
И в ноздри хлынула ему
Дурная теплая струя.

Домой привез меня баркас.
Гремел пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас —
Один вхожу я на порог.

Вхожу в обмотках и в пыли
И мну буденовку в руке.
И загорелые легли
Четыре шрама на щеке.

Взлетают птицы с проводов.
Пять лет не слазил я с седла,
Чтобы республика садов
Еще пышнее расцвела.

За Ладогою, да Двиной
Я был без хлеба и воды,
Чтобы в республике родной
Набухли свежие плоды.

И если кликнут, я опять
С наганом встану у костра.
И обняла слепая мать,
И руку подала сестра.

1928

Прощание

Хорошо
   на свете жить,
Пограничником
   служить!
Мне к ногам твоим
   не жалко
Кудри черные
   сложить.

Расставанья час
   настал.
Ветер в уши
   засвистал.
Выпью воду
   из колодца,
Чтобы голос
   чище стал.

А вода там —
   словно хмель.
А над нею
   птичья трель.
На одной ноге
   шагает
Прямо в небо
   журавель.

Бродит ворон
   у ворот,
На родном наречье
   врет:
— Тот, кто любит,
   тот голубит,
На прощанье
   слезы льет.

Ты не верь ему,
   вралю,
Часто говорят:
   «люблю»
Те, которые
   не знают,
Сколько верст
   от «Л» до «Ю».

Разве стоит
   горевать?
Посмотри:
   родная мать
Вышла в новом полушалке
До заставы
   провожать.
Ей слеза
   ресниц не жгла.
Хороши
   ее дела —
Сына ладного какого
   Красной Армии дала.

Хлынул дождь
   при свете дня,
В колокольчики
   звеня:..
Принесут письмо
   без марки —
Это, значит, от меня.

1933