Ван Мэн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Ван Мэн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Творчество Ван Мэна — наиболее яркий в литературе КНР пример активного поиска новой образности, стиля, композиционных приемов. Его прозу отличает умение показать обыденное в нестандартном ракурсе, акцентируя внимание читателя на наиболее острых проблемах общественной жизни.

В сборник вошел новый роман Ван Мэна «Метаморфозы, или Игра в складные картинки», опубликованный в марте 1987 г., а также рассказы, написанные им в последние годы. В конце сборника помещены фрагменты из первого романа писателя, созданного во второй половине 50-х годов и увидевшего свет лишь в 1979 г.

---

Он пошел туда. Наконец-то он стал хозяином своей судьбы!

Спустя несколько дней на последней странице газеты «Шибао», которую редактировал предатель Гуань Исянь (впоследствии, в 1950 году, во время борьбы с контрреволюционерами, он был расстрелян Народным правительством), появилась заметка под таким заголовком: «Удивительное событие: воскресение после смерти!» У заметки был и подзаголовок: «Верить или нет — ваше дело». В заметке говорилось: «Наша газета сообщает, что нынешней ночью один из сотрудников столичного вуза Ли Учжэн по причине домашних конфликтов совершил самоубийство, удавившись на старой акации возле ворот Пинцзэмэнь. Смерть наступила задолго до того, как его нашли, на шее обнаружены кровоподтеки. Вид трупа ужасен. В последние минуты перед смертью самоубийца, по-видимому, вырывался из петли, поэтому один ботинок был отброшен в сторону на несколько чжанов. Освобожденное от веревки тело было доставлено в полицейский участок, а спустя примерно десять часов были найдены родственники, которые и явились для опознания. После того как члены семьи признали в мертвом сотрудника института господина Ли, кто-то заметил, что господин Ли еще дышит — его сердце действительно слабо билось. После необходимых мер его вернули к жизни. В связи с этой историей наш журналист посетил известного японского врача, доктора медицины Ямагути, который сообщил, что данный факт не имеет под собой никаких медицинских оснований, а следовательно, совершенно неправдоподобен. Нам стало известно, что самоубийство господина Ли связано с его любовными делами. Небо и Земля преисполнены чувств любви и ненависти, однако же в мире есть и бесчувствие, и под цветами пиона также творятся дьявольские деяния. Читатель, в минуты радости или скорби, когда тебе все кажется туманным и непостижимым, разверни нашу газету, и она станет для тебя поддержкой, словно занятная и шутливая беседа!»

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Так умер и воскрес Ни Учэн, а произошло это событие, лишенное, как нам известно, всякого медицинского обоснования, в 1943 году. Покинув Пекин, он отправился в Цзянсу, где нашел себе пристанище в доме своего однокашника в одном небольшом городке. Он проболтался здесь несколько месяцев, но в этих местах все же не остался, а через некоторое время вынырнул в Шаньдуне, потом очутился в Хэбэе и Нанкине, а затем обосновался на полуострове Цзяодун, у моря, где поначалу учительствовал в приморской школе, а потом даже сделался ее директором. «Когда в горах нет тигра, владыкой становится обезьяна». В этом приморском городке Ни Учэн скоро стал довольно заметной фигурой в тамошних кругах.

После того как Ни Учэн покинул Пекин, в его характере произошли некоторые изменения. Он стал более меркантилен, падок на удовольствия, с еще большим пренебрежением относился к таким понятиям, как чувство долга или стыд. Он, как и прежде, витал в облаках, живя в туманных грезах, по-прежнему рвался к материальным благам, не прикладывая для их достижения ни малейших усилий. Очень скоро в своем городке он прослыл личностью в высшей степени чудаковатой, ни на кого не похожей. Он завел дружбу (на почве ресторанных удовольствий) с чиновниками, служившими у марионеточных властей, близких к японцам. В 1945 году, накануне разгрома японских бандитов, он в качестве делегата прояпонской «Народной ассамблеи» был направлен на конференцию в Нанкин. Как раз в это время умер Ван Чжаомин[160], и пост Председателя марионеточного «национального правительства» занял его преемник Чэнь Гунбо[161].

Ни Цзао не без удивления обнаружил, что после известных драматических событий, во время которых он потерял своего отца, в жизни семьи произошел крутой поворот. Они покинули старый дом и поселились в новом, состоящем всего из двух строений, обращенных окнами на юг, и небольшого дворика. Аренда дома сейчас обходилась им значительно дешевле, чем прежде. С переездом в новое жилище все вздохнули легко и свободно. Лица бабушки, тети, матери разгладились и посветлели. Лишь сестренка не изменила своей старой привычке вздыхать и покачивать головой, но и ее настроение значительно улучшилось, ее общение с подружками — «назваными сестрами» стало особенно тесным. Каждая из девочек купила себе памятный альбом, в который вписывала стихи и посвящения. В альбоме сестры появились надписи, сделанные кистью и ручкой, аккуратным детским почерком:

Прекрасные тени ночные,
Горячее сердце в груди.
Ярко сияют очи,
В ясную даль смотрят они.
Вот такая ты вся —
Наша сестренка, Ни Пин.

На следующей странице такая запись:

Не говори, что мир
Состоит лишь из терний одних.
Существует и крепкая дружба,
Мою душу утешает она.

Еще одна строфа:

Ква-ква, ква-ква!
Лягушонок-постреленок по лужочку скачет.
Он веселый, он довольный,
Злых букашек поедает.
Очень скоро подрастет
И большой лягушкой станет.

Последняя строфа звучала так:

Глубокая осень. Холодная ночь.
Сверчок лишь жалобно плачет.
Не забывай меня.
Возможно, именно в эту ночь
Я распрощалась с жизнью.

Эта последняя запись рождала в сердце Ни Пин особую тоску и печаль.

Листая альбом сестры, Ни Цзао задумался о том, как красив человеческий язык и насколько он лучше действительности, о которой сообщает. Слова приносят в жизнь успокоение.

Характер у сестры был довольно странный. Когда Ни Цзао перелистывал разноцветные страницы ее краснокожего альбома с черными страницами титульного листа, к нему неожиданно подбежала сестра. Она бесцеремонно вырвала альбом из его рук и положила в небольшую шкатулку, которую тут же заперла на ключ.

— Нечего рассматривать мой альбом, проваливай! — грубо крикнула она.

Ни Цзао вспыхнул. Он вовсе не без спроса взял альбом, она ему сама дала. Он считал, что их дружба достаточно крепкая и что он имел право листать альбом.

Вообще говоря, Ни Пин была очень щепетильной и дотошной девочкой, она старалась придирчиво до всего докопаться и совала во все дела свой нос. В тот раз она сама, без чужой подсказки, даже с некоторой радостью, дала брату свой альбом, чтобы он мог вместе с ней разделить те чувства, которые связывали ее с назваными сестрами. Он был необыкновенно тронут этим поступком, поэтому проявил к альбому особый интерес. Его чувство симпатии к сестре, а также и ее подругам еще больше возросло. Однако в тот момент, когда он с таким удовольствием разглядывал альбом, сестра ни с того ни с сего вдруг его отняла. Что это, своеобразное проявление сладостного чувства власти? Облеченный властью обычно позволяет человеку на минуту вкусить удовольствие, но быстро его пресекает, чтобы насладиться замешательством и разочарованием жертвы.

Как близко соседствуют друг с другом два чувства: радость обладания чужой вещью и озлобление, вызванное тем, что ее у тебя вдруг вырвали из рук!

После исчезновения Ни Учэна Цзинъи почувствовала страх: как дальше жить? Однако вскоре с помощью Шатуна ей удалось найти работу в одном специализированном женском училище. В ее обязанности входило заведовать библиотечным хозяйством. Из-за беременности ей пришлось договориться с Цзинчжэнь о том, чтобы выполнять эту работу с ней вместе, а значит, делить зарплату на двоих. В связи с новыми обязанностями они несколько раз бегали за ворота Мира — Хэпинмэнь, чтобы приобрести нужные им бумаги и документы. Не раз они обсуждали между собой вопрос об имени — старое казалось им сейчас устаревшим и неподходящим для современных образованных и интеллигентных женщин. Прежние имена могли не понравиться директору или председателю правления училища. Вот почему сестры решили их изменить. Несколько дней меж ними шла оживленная дискуссия, порой переходившая в горячий спор, обычно заканчивающийся хохотом, привлекавшим внимание любопытной Горячки. Иногда разгорались страсти, и сестры сидели надувшись с багровыми от злости лицами и пунцовыми ушами. Однако в конце концов имена были найдены, и теперь они должны были непременно привлечь внимание. Цзинчжэнь взяла себе имя Цзян Цюэчжи, а Цзинъи сменила старое имя на Цзян Инчжи. В именах были знаки «цюэ» — «отринуть» и «ин» — «встречать», что подчеркивало родственные связи двух женщин, указывало на то, что они сестры.

Теперь надо заполнить анкеты и написать автобиографии. Это важное дело должна сделать Цюэчжи. Три дня Цзинчжэнь собиралась с духом, проявляя особое внимание к своему туалету и наружности. Наконец она извлекла кисть, тушь, камень для растирания туши и принялась за дело. Выписывая кистью крохотные иероглифы в «образцовом стиле» кайшу, она тяжело вздыхала, сетуя на то, что давно не притрагивалась к письменному прибору и поэтому растеряла все свои умения. Инчжи стояла рядом, возле нее вертелись дети, в этот момент прибежавшие в комнату. С почтительным вниманием, затаив дыхание, все следили за каллиграфическим искусством Цзинчжэнь. Дети схватили бумагу и долго любовались одним из иероглифов, написанных ею. Наконец на четвертый день с биографией было покончено. Мастерски написанная, лишенная какого-либо изъяна, она заодно демонстрировала и силу кисти каллиграфа, и мягкость его руки. К подобному произведению каллиграфического искусства вряд ли придрался бы даже искушенный знаток. После этого надо было подать прошение на имя начальства, заручиться поддержкой влиятельных лиц, а потом — потом пребывать какое-то время в тревожном ожидании. Наконец конкурсный отбор закончился. По единодушному мнению, наилучшие оценки получила госпожа Цзян Цюэчжи. Мать Ни Цзао впервые в жизни велела сыну купить для тетки вина, арахисовых орешков, ароматных бобов и закопченного бобового сыра, чтобы отметить победу сестры. Однако Цзинчжэнь, согласно своему новому имени, отринула дары, заявив, что профессиональным работникам нового склада напиваться не к лицу.