Николай Старшинов - Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства

• Название: Планета «Юлия Друнина», или История одного самоубийства
• Автор: Николай Старшинов
• Издательство: Звонница-МГ
• Жанр: Поэзия
• Год: 1994
• ISBN: 5-88093-002-5

Юлия Друнина — поэт, любимый многими поколениями читателей, — герой и соавтор этой небольшой книжки, которая состоит из двух частей: сначала рассказ о поэте и его судьбе, затем — стихи.

Предпринимая попытку этого нового типа издания, редакция надеется вернуть читателям поэзию, а поэзии — ее читателей.

---

Правда, он сказал: «Их сейчас, конечно, не напечатают!» И действительно, они впервые были опубликованы лишь десять лет спустя…

Очень высокую оценку получили стихи Юли и на Первом Всесоюзном совещании молодых писателей в 1947 году. Не только его участники, но и руководители семинаров отмечали прочувствованность ее лирики, точность, лаконичность, умение афористично выразить мысль.

Перечитывая ее стихи сегодня, особенно военные, полвека спустя после их написания, видишь, что добрый десяток стихов выдержал испытание временем — они по-прежнему волнуют, запоминаются:

Это в первую очередь — «Качается рожь несжатая», «Я только раз видала рукопашный», «Целовались, плакали и пели», «Зинка», «Штрафной батальон», «Не знаю, где я нежности училась». Они украсят любую военную антологию. Их можно отнести к высшим достижениям нашей военной поэзии.

А стихи о любви, о природе, о дочери — лиричны, конкретны, любимы читателями.

Совсем недавно зашел я в издательство, где проработал двадцать лет. Поздоровался с дежурившей на вахте женщиной, которую знаю почти столько же лет. А она говорит:

— Николай Константинович, не знаю даже, как вас и наказать?!

— За что?

— А что ж вы столько лет не могли сказать мне, что Друнина была вашей женой?

— А почему я всем должен говорить об этом?

— Ну не обязательно всем, но мне-то надо было сказать. Ведь я так люблю ее стихи!.. Она самая любимая моя поэтесса!..

Я знаю множество врачей, актеров, художников, музыкантов, научных работников, которые обожают ее стихи…

На Съезде народных депутатов после объявления перерыва М. С. Горбачев направился к Юле, которая стояла рядом с журналистом Г. Боровиком. Юля мне рассказала:

— Я думала, что он идет к Боровику, и посторонилась. А он подошел ко мне и сказал, что знает и любит мои стихи. Тут же ко мне и все члены Политбюро обратились, конечно, — сказала она не без иронии…

Министр вооруженных сил Язов цитировал ее стихи в своих выступлениях и не раз беседовал с ней.

И опять я вспоминаю пожилую почтальоншу из Твери, которая дотошно допрашивала меня, стараясь узнать все, что мне известно о Юле. Потому что зачитывалась ее стихами…

Таков круг ее читателей…

С последних дней войны до последних своих дней Юля не могла оторваться от нее, отдалиться, забыть. И в стихах, даже пейзажных или любовных, то и дело возникали у нее многие подробности военных дней. Над ней поэтому нередко и подшучивали: мол, вот написала стихи о сосновом боре, а все равно в нем оказались неожиданно сапоги или обмотки…

Ю. Друнина

Ее постоянно тянуло в те места, где довелось протопать в солдатских сапогах по заснеженным и разбитым дорогам с санитарной сумкой, испытать все тяготы, которые выпали на долю пехоты, под обстрелом перевязывать раненых, отправлять их в санбат. Однако нам, безденежным и полуголодным, было не до поездок.

Но вот в 1952 году ей дали от журнала «Сельская молодежь» командировку в Белоруссию, в село Озаричи, в освобождении которого она принимала участие. Оказалось, что в этом селе живет и работает в школе заслуженный учитель, орденоносец, о котором журнал хотел бы опубликовать очерк.

На поезде мы добрались до Мозыря, а потом на автобусе и до Озаричей. Вышли из автобуса. Рядом с остановкой — ларек с мороженым. А возле него бродит хлопчик лет семи. Посматривает на мороженое. Юля и спросила его:

— Мальчик, ты, наверно, мороженого хочешь? Тебе дать денег на него?

А он с достоинством:

— У меня свои есть!

Как это нам понравилось!..

В это время к ларьку подошел седенький худой старичок, хотел увести хлопчика, взял его за руку, а потом обратился к нам:

— Вижу, вы приезжие будете. Что вам нужно?

— Мы хотим в гостиницу устроиться — есть тут у вас она?

— Есть, есть, вон там, на другом конце села. Пройдете до конца по главной улице, а потом свернете налево… А лучше я сам вас доведу, а то еще заблудитесь…

И как мы его ни благодарили, ни отказывались от его помощи, он настоял на своем — доведу, и все!

В гостинице, в чистенькой просторной избе, милая и сердечная девушка, дежурившая там, любезно и быстро устроила нас в хорошей комнатке. Юля сказала:

— Посмотри, как красиво ее русые косы оплетены вокруг головы. А какой симпатичный передничек — с белорусской вышивкой!..

Мы пошли в райисполком отметить командировку. По дороге нам встретился приземистый, плотный мужчина лет пятидесяти. На лацкане его пиджака сиял орден. Юля обратилась к нему:

— Вы не подскажете нам, где проживает директор школы Кирилл Сысоич?

Мужчина приосанился, лицо его приняло величественное выражение, он выпятил вперед грудь с орденом и заявил торжественно:

— Да это и есть я, Кирилл Сысоевич. Заслуженный учитель. Орденоносец!..

Мы договорились с ним встретиться. Но когда распрощались, Юля сказала резко:

— Нет, я к нему не пойду, он мне активно не нравится. И писать о нем я не буду!.. Ишь как выпячивает грудь с орденом и кичится званием. Неприятный тип!..

Она и действительно не пошла к нему, тем более что нам рассказали о нем очень некрасивые вещи. Оказалось, что он на пришкольном участке завел огромный сад, за которым ухаживали школьники, а по осени собирали яблоки и груши, которые Кирилл Сысоич потом продавал, а деньги брал себе…

Юля сказала:

— Если о нем и писать что-то, то лишь фельетон. Но я не хочу оскорблять эти святые для меня места… Вот мальчуган и дед мне понравились, да и девушка в гостинице — тоже. О них я и написала бы, да материала маловато…

Мы познакомились с селом, вышли за околицу, хотели пойти в лес, но нас предупредили, что он еще не разминирован — уже несколько человек подорвалось в нем…

Так никакого очерка она и не написала. А вот несколько стихотворений у нее родилось после этой поездки.

Если мне грустно,
Если
Затосковала я,
Значит,
Зовет Полесье,
Юность зовет моя…

А потом о милой белорусской девушке, видимо, о той, что устраивала нас в гостинице:

Да, в лице ее красок мало,
Словно пасмурным днем в лесу,
И не всякий поймет, пожалуй,
И оценит ее красу.

Из осенней рябины бусы,
Косы голову облегли…
Сколько в девушке этой русой
От славянской ее земли!

Мать Юли родилась в Варшаве. Кроме русского, она владела польским и немецким языками. Немецкий даже преподавала в школе, правда, потом ее перевели работать в библиотеку.

Человек она была непоследовательный, сумбурный, и отношения с Юлей у них были крайне неровными…

А отца Юля обожала. Он для нее был образцом справедливости, разума, порядочности. Был он директором школы, преподавал историю. Выпустил несколько брошюр, в том числе — о Т. Шевченко…

В начале войны их семья была эвакуирована в поселок Заводоуковск Тюменской области. Там отец преподавал историю в спецшколе. Там во время войны и умер…

И Юля все время собиралась съездить в Заводоуковск, побывать на могиле отца.

Долго мы не могли поехать — у нас не было на такое далекое путешествие денег, пока не представилась возможность: издательство «Советский писатель», где была принята моя книжка стихов, дало мне командировку в те места.

Только тогда мы и сумели совершить эту поездку…

Наших денег хватило лишь на то, чтобы добраться до Ялуторовска, а потом и до Заводоуковска. И на несколько дней проживания в гостинице.

В ту пору Тюменская область была ничем особенным не примечательна. Ни о какой нефти и разговоров не было.

Закатились мы в Ялуторовск, осмотрели городок, в котором когда-то жили ссыльные декабристы И. Пущин, друг Пушкина, и М. Муравьев-Апостол. Особое впечатление произвела на нас бутылка необычной изящной формы, которую нашли под полом при реставрации дома М. Муравьева-Апостола. В бутылке была запечатана бумага, на которой обнаружилось подробное описание декабрьского восстания. А заканчивалось это послание примерно так: «Составил сие для пользы и удовольствия будущих археологов царевый преступник Муравьев-Апостол».

Удивительный голос из прошлого века!..

Побродили мы по окрестностям Ялуторовска, а потом махнули на станцию Заводоуковск. Пробыли там несколько дней, отыскали могилу Юлиного отца. И еще продлили бы свое пребывание в этих местах. Но тут у нас кончились деньги, выданные мне на командировку. Мы остались буквально без копейки. А нам надо было еще добираться до Тюмени, а потом и до Москвы — более двух тысяч километров!..

Невеселые шли мы к вокзалу, надеясь «зайцами» добраться до Тюмени, а там предпринять что-то для возвращения домой. Все-таки областной центр!..

Идем налегке по скрипучему дощатому тротуару, смотрим уныло под ноги — хорошо еще, у нас не было ни чемодана, ни рюкзака, пустым-то легче…