Владимир Топилин - Тропа бабьих слез

• Название: Тропа бабьих слез
• Автор: Владимир Топилин
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-4444-1893-2, 978-5-4444-1265-7, 978-5-4444-7627-7

Собирательный сюжет романа основан на реальных событиях времен 1920–1930-х годов прошлого столетия. Создан по рассказам старожилов южных районов Красноярского края – охотников, золотоискателей, староверов, жителей отдаленных таежных деревень и заимок. Промысел соболя, кустарная добыча золота, тайны и неожиданные открытия, загадочные исчезновения людей тайги составляют канву этого увлекательного произведения, прочитав которое читатель узнает, насколько долгим бывает ожидание женщиной любимого мужчины; кто убил из-за пушнины возвращавшихся из тайги охотников; каковы были междоусобные отношения старателей тайных золотых приисков; и где находится золотая статуя Будды, исчезнувшая в горах со времен вольных кочевников?..

---

3

Пять лет прошло с тех пор. Изменился Григорий, стал другим. От одиночества и горя в тайгу подался, одичал, в поселок выходит три раза в год, за продуктами, да в гулянке душу расслабить. И все же свои чувства Гришка умело скрывает в густой бороде. Как пойдет соболятник по поселку, кого не увидит, всех с улыбкой приветствует, старость и отечество уважает, друзей да соседей чествует, детей любит. Возможно, никто не слышал от него дурного, плохого слова. В любом скандале Гришка умело охладит пыл зарвавшихся. Если надо, возьмет вину на себя. Всем хорош Григорий. А только нет, бывает, выстрелят в человека недобрые, холодные, пустые глаза, будто зверь к прыжку готовится. И непонятно, что в них выражено: боль, обида, зло или даже ненависть. Испугается собеседник: что на уме у дикаря? А Гришка тут же опять переменился, глубоко, щедро улыбается, будто хочет подарить всю теплоту открытой души.

В свои двадцать восемь лет к богатству и наживе Григорий не стремится. Все, что он добывает в тайге потом да ногами, быстро растрачивает направо и налево. Выпивает Гришка не больше, чем другие охотники. В хмельном веселье раздает банковские билеты всем, кто попросит, не считая сумму и не вспоминая долги. Старая бабка Абакумиха говорит правильно:

– У Гришки вся деревня в долгах, только он об этом знать не хочет!

Предусмотрительная половина человечества, женщины, завистливо стонут:

– Ах, бабоньки! У Гришки карман, как вымя у хорошей коровы: чем больше молока, тем лучше выдаивается! Эх, такие деньжищи бы да в путные руки!..

Пытались женить Гришку много раз. Бывало, выйдет он из тайги с соболями, а свахи ему женщину нашли: красива, молода, тиха, честна, работящая… со стороны посмотреть – сама невинность! В хмельном угаре Гришка на сожительство соглашается, однако уже утром, будто очнувшись, гонит новоявленную невесту прочь:

– Рот нитками зашей, говоришь много!..

Другая не нравится потому, что храпит во сне. Третья спит больше его. Четвертая полы не так метет. Пятая готовит неправильно.

После очередного сватовства соседки рассердились, плюнули Гришке под ноги:

– Живи, как хочешь!

Тот не обиделся, засмеялся:

– Я вас не просил. Живу так, как могу.

На том и отступились свахи. И только старая бабка Абакумиха дала ситуации мудрую оценку:

– Не трогайте его, бабы. Женился Гришка на тайге, теперь не удержишь!..

Так и живет Гришка Соболев один в своем пустом доме-пятистенке: комнат много, а душа одна! Большую часть жизни мужик проводит в тайге, возвращается только для того, чтобы пополнить запасы продуктов, да утешить истосковавшуюся по людям душу хмельными разговорами.

Как уйдет Гришка в тайгу, дверь на палочку – никого нет! В его отсутствие в дом никто не ходит, ничего не воруют. Все вещи на местах, как есть после смерти Глафиры. Лишь в сильные морозы, зимой, добрая соседка ходит печь топить, чтобы картошка не замерзла.

Одинок в своей жизни Григорий, как перст, и в тайгу один ходит. По соболям, с обметом ему равных нет, с сетью ловко управляется, двоим не угнаться. Однако за добычей не стремится, поймает в сезон три-четыре соболя – и хватит! Да и как не хватит? По настоящим временам, в пересчете на хлеб одна шкурка аскыра стоит 180 пудов хлеба. За такие деньги мужику можно весь год на кровати валяться, бражничать, да в потолок плевать. Да только не таков Гришка, дома сидеть – как в поле ветер! Когда он уходит – никто не знает; где ходит – никто не видит. Сейчас уже никто из мужиков не помнит, кто и когда дал ему меткое определение – Одинокий Соболь. На свое прозвище Гришка не обижается:

– Может, так оно и есть…

4

Проснулся Гришка как всегда рано. Мудрая привычка «топтать рассвет» волной взрывного адреналина ударила охотнику в голову: «Подъем! Весь зверь на ногах, один ты спишь!» Он открыл глаза, посмотрел в высокий потолок, вспомнил, что находится дома, а не в избушке, можно поваляться на мягкой кровати, но кровь не позволила. Горячие потоки побежали по телу, прогоняя сон, призывали плоть к движению.

Григорий пружинисто поднялся на постели, опустил ноги на пол, посмотрел по сторонам. За светлым окном – занавески тихого рассвета. В избе мягко, тепло, уютно.

Он вскочил на жилистые ноги, прошел по комнатам, толкнул дверь, босой вышел на крыльцо. Невидимое солнце покрасило вершины гор цветом жарков[15]: солнце встает. Прохладный воздух дохнул заледеневшим настом, распустившейся вербой, свежей водой из протаявшей полыньи. Длинные сосульки с крыши напомнили ему о прошедшей зиме. Заваленные спрессованным снегом, покосившиеся, пустые пригоны для скота на минуту остудили радость зарождающегося дня воспоминаниями. Гришка отвернулся к реке, послушал противоположный хребет. Где-то далеко, назначая глухариный ток, заквохтала капалуха. В колком ельнике отрадно трещали дрозды. Перебивая журчание стремнины, над прозрачной водой Казыра гонялись юркие оляпки. Гришка потянулся руками до хруста медвежьих суставов, вверх, в стороны, втянул полной грудью воздух, на выдохе гаркнул что есть силы:

– Эх, ты!.. Хорошо-то как!..

– Нудыть… и мне хорошо! – ответило эхо.

– Кто ты? – замер взъерошенной бородой Гришка.

– Так я, кто же боле… – донеслось из-за угла дома.

– Егорка, ты ли? – поднял правое ухо охотник.

– Я, боле нет никого…

– Что так рано рыкаешь?

– Дык, как рано? Вон, уже все собаки по насту давно в тайгу ушли, пора и нам вставать… – был ответ соседа.

Гришка, как был, босиком, в грязных шароварах, теплой рубахе, не повернувшись, чтобы закрыть дверь, шагнул по тропинке к воротам, да на улицу. Навстречу ему Егор Подольский шагает. На груди распахнутая телогрейка, короткие, не по росту, штаны до колен. На ногах, дыроватые валенки, большие пальцы о промерзший снег брякают. Вышел сосед на двор на минутку, да грех с Гришкой не поздороваться.

Встретились соседи, поприветствовали друг друга:

– Здоров живешь!

– И тебе туда же!..

– Как ночевалось?

– Дык, сильно душно… у костра лучше, – зевнул Гришка, – во рту сушит…

– Что так? – равнодушно спросил Егорка, переминаясь с ноги на ногу.

– Вчера у Мурзиных заседал… – тепло поведал другу Гришка и улыбнулся, – ребятишки опять на нартах привезли. Сам понимаешь, почему… – и потянулся в карман за деньгами, – к Агею, что ли, в лавку сходить?..

– Дык, можно и сходить… барыши на шкалик есть…

– И у меня есть! – разбирая ворох скомканных бумажек, улыбнулся Гришка. – Сегодня еще погуляем, а завтра – хватит!.. Пора в тайгу собираться.

– Ну, если хватит, так и ладно. А заседать ко мне пойдем, у меня Наталья пироги печет…

Не сговариваясь, мужики молча пошли вдоль забора по улице. Егор в дыроватых валенках. Гришка, как есть, босиком. Зачем тапочки одевать? Тут недалеко…

Сбоку откуда ни возьмись вырос Мишка Плотников. Сосед в нижнем белье. На теле кальсоны да майка. На голове задвинутая на затылок драная, похожая на коровью лепеху заячья шапка. На ногах валенки по колено. Отпросившись из объятий сдобной супруги во двор по нужде, Мишка, кстати, увидел товарищей по крови, сообразил, куда они направляются, тут же присоединился рядом:

– К Агею?.. Я с вами!..

Гришка и Егорка разошлись в стороны, пустили смышленого соседа между собой, чтобы крикливая Матрена, Мишкина жена, не сразу заметила исчезновение проворного мужа. И вовремя! Сзади громко треснула дверь Мишкиной избы, а за ним закудахтал тревожный голос Матрены:

– Мишка, сыч, и где ты?..

– И что ей от меня надо? – приседая в коленях, прибавляя шаг, побелел лицом Мишка. – Ну ить как есть всю ноченьку рядом проспал, мужнин долг исполнял! Так ить хочет еще утром душу вытряхнуть…

Все трое прибавили шагу, свернули за угол. Вон, прямо, небольшая, приземистая избенка с закрытыми изнутри ставнями, лавка Агея. Рядом с лавкой, на завалинке, Чигирька сидит, в редкую бороденку плачет, хмель по лицу размазывает. Любит и хочет хакас выпить, да денег нет, бабка не дает, по причине той, что он всех соболей после сезона за две недели спустил. Как примет Чигирька стакан на душу, любит жену свою за космы по избе таскать. А если где с православными к столу присел, так все на свете расскажет за стакан водки! Нет у коренного хакаса, представителя малых народов, чувства меры в восприятии спиртного. Будет пить до тех пор, пока наливать будут. А если хозяин добрый, может в долг на два года вперед нагулять в беспамятстве.

Подошли мужички-охотнички к хакасу, участливо спросили:

– Здоров ли живешь, Чигирька, по какой причине двери заведения оплакиваешь?

– Так вот не дает, слодей, вина!.. – грубо хлопнул по ставням хмельной Чигирька и загремел на всю улицу: – Акей! Кристом Боком прошу: дай чарку! Деньки потом отдам… у меня пила карошая есть, новая… Борька Кирпичников говорил купить, сегодня продам, деньги принесу! Зачем мне в тайге пила? Топор есть…

– Не дам! – глухо зарычал в ответ хозяин лавки. – Бабка твоя ночью прибегала, обещала керосином лавку облить и запалить! Мне это надо? Вдруг и правда пожар устроит?