Джейн Харвей-Беррик - Приговоренные к пожизненному (ЛП)

• Название: Приговоренные к пожизненному (ЛП)
• Автор: Джейн Харвей-Беррик
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2015

После восьми лет, проведённых в тюрьме, двадцатичетырехлетний Джордан Кейн стал тем, кого все ненавидят.  Вынужденный вернуться в свой родной город после условно-досрочного освобождения, Джордан вскоре понял, что этот маленький городок не изменился с тех пор, как его увезли в колонию много лет назад. Он местный изгой, которого сторонятся все, включая собственных родителей. Но их ненависть даже близко не похожа на ту, которую он испытывает каждый раз, смотрясь в зеркало. Работая разнорабочим у жены священника, Джордан ждет, когда, наконец, сможет покинуть этот отсталый городок. Но может ли расстояние стереть воспоминания, преследующие его? Попав в плен собственных мыслей, Джордан задаётся вопросом, утихнет ли когда-нибудь боль от жизни?  Торри Делани – новенькая в городе, и определённо не ведёт себя так, как по мнению местных жителей, должна вести себя дочь священника. Её репутация, полная случайных связей и бессмысленного секса – вот тема для разговоров в городе. Добавляем её многообещающую дружбу с ожесточившимся бывшим заключённым, который работает разнорабочим, и добрый священник более чем недоволен путём, выбранным его отчуждённой дочерью.  В то время, как формируется дружба, возможно ли для двух искалеченных людей, которые боятся любить, поднять их отношения на другой уровень? Сможет ли Торри ужиться с демонами Джордана, и сможет ли Джордан прорваться сквозь стены Торри? С неодобрением маленького городка, сильно давящего на них, найдут ли они своё место в мире? Смогут ли они бороться, несмотря ни на что, или их мир будет жестоко разрушен?  Является ли любовь пожизненным заключением? 18+ В книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера.   

---

Я закончил с газоном и стал думать, чем заняться дальше. Это был длинный список дел.

Я стал работать над задней частью двора Преподобной, срезая кусты ежевики и вьющейся розы, которые вылезли за дозволенную линию.

Мне действительно были нужны перчатки для работы, потому что мои ладони и руки были все в порезах. Но мне на самом деле было всё равно, боль ощущалась хорошо.

В тюрьме у большинства парней были порезы. Никто из них много не рассказывал о них. Но мы все знали, откуда они. Я догадывался, что это приносило какое-то облегчение от наболевшего.

Однажды я думал о том, чтобы тоже попытаться, но злость и чувство вины, это всё, что у меня осталось, так что, если бы я потерял и это, осталось бы пустое место. А это была пугающая мысль.

Когда подходил к концу мой второй срок заключения, меня назначили на самую востребованную работу — работа в тюремном саду. Мне нравилось работать на улице, когда солнце светит тебе в спину. Я имею в виду, да, нам разрешали заниматься на улице, но действительно работать, при этом выращивая что-то, это было более значимо.

Я догадывался, что Преподобная не очень ухаживала за Божьим садом, потому что это место действительно заросло. Мне было интересно, как долго она живёт здесь. Тут точно не было никакой Проповедницы, когда я рос. Поэтому, я предположил, что года три или четыре. Достаточно долго, чтобы люди обратили на неё внимание, но недостаточно, потому что она до сих пор была посторонней. Хотя, возможно, это было, потому что она была женщиной-священником и Янки. Это не займет много усилий, чтобы превратиться здесь в аутсайдера.

Я работал до тех пор, пока солнце не стало садиться, а ветерок остудил пот на моей спине. Никого не было рядом, чтобы сказать мне, что я свободен. И это была не постоянная работа, где я должен был заглядывать на часы, поэтому я собрался и поехал домой. Отца и матери не было дома, поэтому я принял душ, поел в тихой кухне и уснул в тихой спальне. Я даже не слышал, как разговаривали родители, когда они вернулись домой.

Знаете фразу «тишина оглушительна»? Звучит дерьмово, да? Но в тюрьме никогда не было тихо, там были люди, которые кричали, стучали в двери, и тысяча и один звук отдавались эхом от стен. Даже ночью, ты слышишь, как люди стонут и плачут, все те кошмары совместных преступлений двух тысяч заключенных.

Но здесь ночью не было ни звука. Никто не разговаривал, никто не кричал. Если только это был не я и не знал об этом. Я спросил маму, можно ли мне было спать в гостиной и посмотреть телевизор в первую ночь. Отец ответил, что это была пустая трата электричества. Прошло три ночи подряд, прежде чем я смог спать больше, чем пару часов, да и это было из-за абсолютного истощения. Я лежал с открытыми глазами, напрягая слух, чтобы услышать тихие звуки дома, раздающиеся ночью. Время от времени был слышен хриплый крик лисы или жужжание комара, летающего рядом. Мы находились слишком далеко от дороги, чтобы услышать хотя бы машину. Просто тишина. Это нервировало.

Мне снова снился Майки. На этот раз он смеялся с меня, указывая на что-то на дороге. Секунды до нашей аварии. Я видел, как это происходило в замедленном действии. Как сломалась его шея, как стекло разлетелось на мелкие осколки, когда его тело вылетело через лобовое стекло, удивлённый взгляд в его мёртвых глазах.

Я вскочил, проснувшись, дрожа, и весь в поту. Снова три часа ночи. Я знал, что мне не удастся уснуть, поэтому я направился в гараж, чтобы потренироваться. Снова.

Четыре часа спустя, я вышел из дома и поехал к приходскому дому.

Я только успел хорошенько вспотеть, вырубая кусты ежевики и сваливая их в кучу, когда услышал её голос.

— Привет, ковбой!

Я повернулся и увидел хорошенькую дочку Проповедницы. Торри сидела на крыльце точно так же, как и вчера, держа в руках чашку с кофе для меня. Её улыбка исчезла, когда я подошел ближе и догадался, что разговор с её мамой повлиял на неё.

— Какого чёрта ты делаешь? — спросила она сердито.

Я замер. Что она имела в виду? Я оглянулся назад на заросли, которые я вырубал и повернулся обратно к ней. Её челюсть была сжата, превращая её полные губы в тонкую белую полоску. В какую игру она играла? Неужели она подумала, что я собирался напасть на неё или что-то вроде того? Из-за этой мысли у меня в горле образовался ком, и мне стало тяжело глотать.

— Мэм, я…

— Что ты сотворил со своими руками? — резко спросила она, указывая на бесчисленное количество порезов и царапин, украшающих мою кожу там, где заканчивались татуировки.

— Ты что, сумасшедший? — продолжала она, её голос стал громче за секунду. — Почему ты не надел перчатки?

— У меня их нет.

Она смотрела на меня так, будто я разговаривал не на английском.

— Иди сюда, идиот.

Она схватила меня за запястье и потащила в дом.

Я никогда прежде не был на кухне у Проповедницы. Она была довольно обычной, не модной, как я видел по телевизору. Я думаю, она не зарабатывала много денег в маленьком городке. Или ей было просто наплевать на готовку. Я почему-то думал, что у леди из Бостона будет что-то более модное. Я знал, что приходской дом принадлежал церкви. Но, думаю, что она исправила его немного.

Она толкнула меня вперёд к раковине и наполнила её тёплой водой. Всё это время она бормотала и ругалась себе под нос. Даже в то время как я размышлял, что же она делала, я не мог перестать думать о том, что она была ужасно милой. Затем она стала мыть мои руки, набирая воду своими руками, чтобы промыть все порезы. Немного щипало, но это было ничто по сравнению с электрическими разрядами, которые я ощущал каждый раз, когда она касалась меня. Я с ужасом понял, что у меня моментально встал.

— Я могу справиться сам, — сказал я резковато, принимаясь промывать порезы.

— Конечно, большой мальчик, — сказала она ехидно. — Ты справился во дворе, обрезая те кусты с ежевикой своими голыми руками. О да, ты показал им кто тут босс. Что такое немного крови по сравнению с тем, что ты можешь выглядеть как большой сильный мужчина? Господи! Мужчины могут быть такими мудаками.

Боже, эта девушка была настоящим фейерверком. Я тоже был таким когда-то. Но уже не сейчас конечно. Она всё ещё стояла у меня за спиной, и я чувствовал, как она прожигает взглядом дыры на моём затылке.

— Я принесу бинт и Бактин. Не двигайся! — приказала она.

Она ушла на несколько минут, и я начал паниковать, думая, как это будет выглядеть, если вернётся Преподобная и увидит меня на своей кухне. Выглядит страшновато.

Я проигнорировал то, что мне сказала Торри. Одна моя нога уже была за порогом дома, когда я услышал, что она вернулась.

— Я же сказала тебе не двигаться, — сказала она сердито. — Господи, у тебя синдром дефицита внимания[2]?

Я медленно покачал головой? как глупая собака.

— Сядь! — приказала она, указывая на деревянный стул.

Я сел.

Она намазала немного мази, которая пахла больницей по обеим рукам, и наклеила лейкопластыри на самые глубокие порезы.

— У тебя нет рубашки с длинными рукавами или чего-то, что могло бы закрывать руки? И тебе действительно нужны рабочие рукавицы. Я скажу маме, чтобы она купила их тебе. Ну а сейчас тебе лучше надеть это.

Она кинула мне пару резиновых розовых перчаток для мытья посуды. Я уставился на них в недоумении.

— Я не могу их надеть!

— Неужели всё дело в том, что мачо не носят розовый цвет? Ты лучше предпочтёшь растерзать себе руки на куски? У тебя вообще есть хотя бы две клетки мозга, которые бы тёрлись друг о друга, и держали твою голову в тепле?

— Ты когда-нибудь получала чаевые за то, что «ты так охренительно очаровательна»? — спросил я в ответ.

Я хотел откусить себе язык, как только осознал, что сказал это вслух.

Она села на стул, и я не знал, решала ли она накричать на меня или боролась с улыбкой.

— Эй! Я могу быть очаровательной, когда хочу!

А затем она засмеялась. Господи, это был восхитительный звук. Люди не много смеются рядом со мной, и я определённо давно не слышал, как смеются мои родители. Это заставило что-то пошевелиться внутри меня. Я не знал, что это было, но мне это понравилось.

Её веселье наконец-то закончилось в несвойственной для леди манере, она хрюкнула, и я почувствовал, как мои губы поднимаются вверх в неуклюжей улыбке.

— Я могу быть очаровательной, — сказала она снова.

— Да?

— Да!

— Докажи! — провоцировал я её.

Она моргнула в удивлении, а затем её улыбка стала дьявольской. Мне стало интересно, какие испорченные мысли прячутся за этим милым личиком.

— Оу, малыш, — сказала она. Её голос сама мягкость и нежность. — Я могу быть очаровательной! А теперь позволь мне взглянуть на порезы на твоих маленьких бедненьких ручках. Бедный, бедный малыш.

И она наклонилась вперёд, предоставляя мне восхитительное зрелище прямо на её облегающий топ. Она не надела лифчик, и я мог видеть нежные, золотые холмики. Я закрыл глаза и подавил стон. Я не знаю, что она увидела в моих глазах, когда я их открыл, но её флирт внезапно прекратился.