Catherine de Froid - Боги от науки

• Название: Боги от науки
• Автор: Catherine de Froid
• Жанр: Научная Фантастика

О том, куда зайдут люди, узнавшие, что значит задействовать все сто процентов своего мозга. О том, как создать утопию и почему она таковой не будет. О высших силах. Об учителях. О моральных принципах, которых еще не придумали.

P. S. Если кто-нибудь поможет найти издателя, будет здорово.

---

Глава 5

С учетом исчезновения «нормального» (что, вообще–то, по–латыни и в физике значит «перпендикулярного», то есть всему мешающего) времени исчезла необходимость планировать день, дисциплинировать себя, делать что–то заранее и прочие аспекты (чтобы не сказать: остатки) самодисциплины. Впрочем, один неоспоримый плюс перекрывал все это: напрочь исчезла возможность недосыпа. Ни назойливые соседи, ни плохое самочувствие, ни будильник больше не являлись причиной бессонницы, а волноваться здесь было не о чем, поэтому все население мира спало младенческим сном десять–двенадцать субъективных часов в субъективные сутки.

Люди спали и видели сны. Эти сны никто не мешал досматривать, поэтому они были яркими, хорошо запоминались, а иногда даже записывались в ноосфере и бывали кем–то просмотрены. Кстати, ноосфера влияла и на содержание снов: чужие ассоциации, позаимствованные из литературы цепочки событий, яркие и четкие образы, иногда даже некая претензия на логичность и завершенность.

На старой Земле придумали теорию, что во сне мозг снова и снова продумывает дневные проблемы и может находить новые решения. Решения такие, если и приходят, отдают абсурдом, но на то мы и Земля. В новом же мире на переживания сновидцев реагировали не только их мозги, но и вся мировая сокровищница знаний со своего рода встроенным поисковиком.

Кто–то свои сны культивировал: записывал себе в мозг команду создать небольшую воображаемую вселенную с некоторым количеством героев и каждую ночь моделировать новые события с их участием, решал по ночам задачи или мечтал о мире, который бы крутился вокруг него.

Особое значение такие сны приобрели для детей, родившихся в этом мире и покидавших его только для «похода в гости». Этим детям зачастую давали странные имена — в знак ли «новой жизни», просто ли из оригинальности (кстати, имена и фамилии здесь менялись не в пример легче, чем у нас, одним движением пальца, однако не чаще раза в месяц). Дети подрастали и понимали, что все имена в принципе что–то значат. Отыскивали, понятно, своего персонажа в ноосфере, на худой конец, пробовали создать его сами. А по ночам эти исторические деятели, литературные герои и хитроумные достижения прогресса являлись к детям и рассказывали, ругались, просили, вдохновляли. Как это переносили дети — вопрос отдельный. Кое–кто обзаводился целью жизни, другие бросались менять имя, третьи занимались творчеством.

Глава 6

— Ну что, Степа, как настроение? — спросил кто–то из великой семерки.

Степа оторвался от вдумчивого чтения, со стороны неотличимого от медитации:

— Почему вы все меня об этом спрашиваете, дери вас крот за извилины? Прекрасно настроение. Пока что. Сколько там прошло от основания мира?

— Четыре года, — ответил Женя.

— Две тысячи дней, — ответил Костя.

— Пять тысяч, — предположила Галина Александровна. — А у тебя сколько?

— А у меня… — Степа задумался. — Кажется, я переиграл в сумасшедшего демиурга, — закончил он. — Моих собственных дней не больше полутора тысяч, но вот наблюдений хватает на десяток.

— И как оно? — заботливо поинтересовалась Аня.

— Не надоедает, — пожал плечами Степа. — Уже хорошо.

— Собратья–демиурги! — воззвала Саша. — А что у нас тут с регистрацией брака? Я вот что–то упустила этот момент…

— Есть только один способ проверить, — предположила Юля.

— Проведем три опыта для гарантии результата, — кивнул Степа. — Без вариантов. Только не я первый!

В считанные секунды шестеро экспериментаторов провернули интеллектуальную потасовку на тему «Как распределять места в очереди» и разбежались по всей утопии симулировать бурную деятельность по подготовке великого события.

— Дети… — вздохнула Галина Александровна, осознав, что в радиусе пары метров вокруг нее чуть ли не впервые никого нет. — Растут быстро, а все равно дети. И другие все — такие же. Ну и, наверно, хорошо. Но слишком уж утопично. — И она отправилась на Землю навещать своих собственных детей и внуков, а также не страдающую идеализмом часть учеников.

Часть 13. Отцы, дети и учителя

Глава 1

Степа, молодой человек тридцати пяти субъективных лет от роду, яростно подтягивался. Женины непонятные деревья требовали привычки, но после стольких лет почти безвылазного сидения в новом мире основатели не променяли бы их на самую мощную конструкцию из перекладин, какая только снилась в кошмарах родоначальникам движения «Street Workout».

Степа был совершенно доволен своим новым миром, который все еще не переставал выкидывать такие трюки, что оставалось только качать головой и гадать, не пролез ли какой–нибудь местный не в меру любопытный подросток на последний уровень контроля. Степа, как и положено истинному интеллектуалу, не смиренному никакими острыми углами жизни, был недоволен собой.

У Степы было трое детей — почему–то тройняшек, самому нелюбопытному из которых было шесть биологических лет, а самому непоседливому сравнялось одиннадцать. В этом мире было все для того, чтобы дети не нуждались в родителях и как можно скорее начинали видеть в них только друзей и собеседников, но Степа ухитрялся после каждого разговора с детьми чувствовать себя злобным, закоснелым в предрассудках инопланетянином, хотя дети, наверно, так не считали.

— Что на сей раз? — привычно спросил пришедший размять мышцы Костя, познавший — напомню — радость отцовства еще в седьмом классе, вскоре после этого познавший еще и радость материнства, а в этом мире породивший еще четверых детей. Все Костино потомство жило здесь одной большой и дружной семьей и развивалось в достаточной степени автономно, впрочем, ни Костя, ни Саша никогда не отказывались помочь им советом или поучаствовать в каком–нибудь завиральном проекте. Степа, понятное дело, мучительно завидовал и от этого еще больше страдал угрызениями совести и самокопанием. Вот и на сей раз он мрачно пробормотал:

— «Тинэйджер и отец тинэйджера». Как раз про меня.

— Ну уж нет! — воспротивился Костя. — Я применял это высказывание к себе, когда ты еще школу не окончил. Не говоря уже о том, что ты меня на несколько лет старше. А что опять не так с твоими отпрысками? По–моему, вполне нормальные юные сумасшедшие гении.

— Дело не в них, — сказал Степа, поймал аллюзию из родной массовой культуры и решил следовать ей до конца: — Дело во мне.

— Как всегда, — резюмировал Костя. — Выкладывай.

Глава 2

Как прикажете разговаривать с детьми того возраста, который в старом мире классифицировался как «младший школьный», которые родились в интеллектуальной утопии, быстро выросли, стали, кажется, лучше родителей и великолепно умеют играть чем угодно от слов до основ мироздания (моделирование миров стало чем–то вроде довольно–таки обязательного школьного предмета), но при этом остаются детьми и имеют право говорить все, что хотят? Степа предпочитал слушать изложение событий и идей, которым все трое прямо–таки фонтанировали, иногда вклиниваясь с интересующими его вопросами и умными замечаниями. Не самая удовлетворительная стратегия, зато никаких иллюзий по поводу того, кто здесь главный. Самое сложное — не увлечься изложением собственных мрачных мыслей. Поскольку это «самое сложное», бывают и сбои.

В тот день Степа задумался над сложной философской темой, которую сам идентифицировал как «Становление личности под воздействием различных событий внешнего мира в условиях, достигаемых с помощью способностей богов от науки». Раньше он размышлял на подобные темы, чтобы было, что писать в многочисленные, постоянно меняющиеся блоги, потом блоги отпали, а привычка осталась. Теперь его мысли безмятежно транслировались в ноосферу, где и читались теми немногими, кто решил половить эфир или любил именно Степин образ мыслей. К несчастью, Степа продолжал размышлять, когда его застиг очередной разговор с детьми. И вдруг он уловил роковую фразу:

— Если бы я изучил это не сейчас, а год назад, я бы тогда это уже знал и не потратил бы столько времени. — Так звучала эта фраза в переводе на русский язык, не оснащенный терминами нового мира и научным жаргоном.

— «Если бы», — вскинулся Степа, — то все было бы совершенно иначе, и ты бы вовсе не был тобой. Запомни это, пожалуйста, и не применяй сослагательного наклонения к собственному прошлому. — Внутренний голос тут же обругал его каким–то оскорблением, применимым только в новой вселенной, но отматывать время Степа не стал, так как это было бы безответственно.

— Так нечестно! — полушутливо отреагировал один из отпрысков. — Ты вот столько всяких вариантов реальности опробовал и вроде как остался собой.