Владимир Некрасов - На крыльях победы

• Название: На крыльях победы
• Автор: Владимир Некрасов
• Издательство: Хабаровское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1963

В 1938 году в Хабаровский аэроклуб поступили ученики четвертой школы братья Некрасовы — Александр и Владимир. Вскоре, продолжая учиться в клубе, они начали работать на заводе «Энергомаш».

В 1940 году братья расстались с родным заводом и городом и выехали в школу летчиков-истребителей. А еще через два года на фронтах Великой Отечественной войны они вели ожесточенные бои с гитлеровскими воздушными пиратами.

В одной из схваток, когда на стороне врага был значительный перевес — десять фашистских истребителей напали на двух советских, младший брат, Александр, сбив немецкого аса, сам погиб смертью храбрых. Владимир Некрасов мстил ненавистному врагу и за смерть брата, и за то горе, что принесли гитлеровцы на советскую землю.

В годы войны Владимир Некрасов выполнил более двухсот пятидесяти боевых заданий, участвовал в семидесяти шести воздушных боях, в которых лично сбил двадцать один фашистский самолет и тринадцать — в группе с товарищами. Партия и правительство высоко оценили мужество и героизм братьев: Александр был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени, который сейчас хранится у родителей, Владимиру Петровичу шесть раз вручались ордена и три раза — медали, а затем было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сейчас В. П. Некрасов живет и работает в Хабаровске. О своем участии в войне, о многочисленных сражениях, о боевых товарищах он рассказывает в этой книге.

Впервые книга вышла в Хабаровском издательстве в I960 году. Она была хорошо встречена: автор и издательство получили много благодарных отзывов. Настоящее издание (несколько исправленное и дополненное) осуществляется по просьбе читателей.

Литературная запись писателя А. А. ВАХОВА

---

Появились у нас новые товарищи. Все ребята боевые, горячие — настоящие комсомольцы, которые всей душой, всем сердцем любили свой завод. Меня избрали комсоргом цеха. Мы регулярно выпускали стенную газету «За труд», часто проводили комсомольские субботники по уборке цеха и территории около него. К нам всегда присоединялась молодежь всего завода, и работа кипела. А ведь хорошо известно, что человек тогда хорошо, производительно работает, когда он трудится рука об руку с коллективом. Тут уж действует принцип: все за одного, а один за всех. И разве позволишь себе плохо или с прохладцей работать! Жмешь так, что и на сердце весело!

Однажды в цех ко мне зашел Гоша Старостин и кивнул на Доску показателей:

— Это ты?

А там моя фамилия и против нее цифра — 240 процентов. Внимание товарища было приятно. Я рассказал ему, как работаю, показал в действии зуборезный станок. Мы вспомнили школу, школьных товарищей. После этой беседы Гоша тоже поступил на завод.

Работая и продолжая заниматься в аэроклубе, мы с Сашей все чаще и чаще поговаривали о военном училище. Но однажды чуть не испортили себе всю свою будущность. Как-то, готовясь к полету, мы решили поменяться в воздухе кабинами и каждому поуправлять самолетом из кабины инструктора. Набрав высоту в тысячу метров, я вылезаю из своей кабины и держу ручку управления, стоя одной ногой на левом крыле, а Саша вылезает на правое крыло. Встречный ветер словно хочет нас сорвать с плоскостей. Нужна большая сила, чтобы сделать два шага к передней кабине. Медленно тянется время, а силы тают. Но вот наконец Саша в моей кабине берет управление, а я привязываюсь в передней, и мы начинаем пилотаж. Выполнив задание, вновь меняемся местами и возвращаемся на аэродром.

Кажется, никто не заметил нашей воздушной акробатики, а вернее говоря, лихачества, хулиганства! Но Саша не вытерпел и рассказал о нашей проделке товарищам. Затем все стало известно и начальству. Нам был такой нагоняй, что лучше и не вспоминать. Мы боялись, что нас отчислят из аэроклуба, но после строгого наказания нам запретили с братом летать вместе, а мы дали себе слово никаких фокусов в воздухе больше не проделывать. И мы сдержали это слово.

...Подошла зима. Летать стало труднее. В теплых одеждах мы были неповоротливыми, неуклюжими. К тому же на высоте давал себя чувствовать холод, а ветер так и прорывался в каждую плохо застегнутую петлю. Но разве можно было жаловаться на мороз, холод и ветер? Мы же летчики!

Авиационное дело стало главным, основным в моей жизни. Я внимательно присматривался к старшим товарищам, бывалым летчикам, жадно слушал их рассказы, воспоминания и невольно начинал им подражать даже в походке, в манере разговаривать, в отношениях к людям, к своему делу.

Наконец сданы зачеты. Наступил день окончания учебы в аэроклубе. Но это была лишь первая ступень в моей жизни летчика, как и в жизни других курсантов. Мы сразу же начали готовиться к поступлению в военную летную школу. Теперь у нас с братом появилась новая мечта — стать летчиками-истребителями.

В летной школе

Счастлив человек, когда сбывается его мечта! Такими счастливцами были мы с Сашей, когда получили повестки из Хабаровского горвоенкомата.

Несколько дней назад мы, в ответ на призыв Центрального Комитета комсомола к молодежи овладевать военным летным делом, подали заявления с просьбой зачислить нас слушателями военной школы летчиков-истребителей. И вот ответ! Значит, скоро мы станем летчиками Красной Армии. Юношеское воображение уже рисовало нам воздушные схватки с врагом, мертвые петли, пулеметные поединки, из которых мы, конечно, выходили победителями.

Но чем ближе мы подходили к военкомату, тем сильнее волновались. А что если не примут, если почему-либо забракуют? В горвоенкомате застали комсомольцев с нашего завода, которые тоже окончили аэроклуб без отрыва от производства. Одного за другим их вызывал военком и сообщал о зачислении в школу. Дошла очередь до Саши. И тут произошла заминка: его, оказывается, не могут зачислить курсантом, так как ему нет еще семнадцати лет.

Саша побледнел, когда услышал об этом. Расстроился и я: было жаль брата. Что же делать? Казалось, выхода нет. Тогда я взял Сашу за руку и сказал:

— Идем к военкому!

— Напрасно, — заметил кто-то из товарищей. Но мы все же пошли.

Что я тогда говорил, какие приводил аргументы — сейчас вспомнить не могу. Да, очевидно, не столько наши слова, сколько наш вид, горячее желание служить вместе, «как Михеевы и Лагоды», сыграли роль. Военком совсем по-отцовски улыбнулся и сказал:

— Хорошо, я вношу в список зачисленных и Александра Некрасова. Надеюсь, что он не подведет меня и будет служить отлично!

— Буду, товарищ военком, вот честное слово! — горячо выпалил Саша, все еще не веря в удачу. — Я буду отличным летчиком и, если надо...

Тут у Саши дрогнул, прервался голос, и он замолк. Военком внимательно на него посмотрел и разрешил нам идти. Видимо, его растрогали слова брата. А спустя несколько лет Саша подтвердил их своими боевыми делами...

До отъезда оставалось мало времени. Мы едва успели оформить на заводе документы, попрощаться с товарищами, сфотографироваться с родными — и на другой день скорый поезд уже увозил нас из родного Хабаровска. Вслед нам гремел оркестр, доносились возгласы провожающих, а мы, высунувшись в окна, кричали что-то в ответ, счастливо и гордо улыбаясь. Мы уже чувствовали себя военными летчиками, не представляя еще, сколько надо приложить труда, чтобы иметь право носить это высокое и ответственное звание...

Наконец станция назначения. Из Хабаровска мы выехали довольно легко одетые, — осень тогда стояла на Амуре теплая, солнечная. А здесь уже свирепствовал жесточайший мороз и сухо скрипел под ногами снег. Едва выстроившись на перроне, мы начали дрожать, у нас, что называется, зуб на зуб не попадал, а до школы нужно было еще идти шестьдесят пять километров.

Было раннее утро. Мы шагали быстро, стремясь добраться до места назначения засветло. Но настроение постепенно падало: вот и солнце уже у горизонта, а нам идти еще добрую треть пути. На наше счастье, нас встретила автомашина из школы и полузамерзших, в темноте, доставила до места.

Школа только начинала нормально работать. Помещение, предназначенное для нас, еще не было готово: не хватало стекол в окнах, печи стояли ледяные, не было даже нар. Но мы не очень огорчались. Главное — мы уже были в школе военных летчиков! Заткнули соломой окна, затопили печи и, сидя у них, провели свою первую ночь, в полной уверенности, что утром нас поведут к самолетам и, возможно, мы будем уже в воздухе.

Действительность оказалась весьма далекой от наших предположений. В школе заканчивался выпуск первого состава курсантов, а нас вначале использовали на переборке картофеля в овощехранилищах, в работах на кухне. Но никто не роптал — ждали своей очереди. И она наступила.

Проходим медицинскую комиссию, мандатную... И опять задержка с Сашей. С комиссии он явился со слезами на глазах: из-за недостатка лет его не зачисляют в училище. Саша с надеждой и мольбой смотрит на меня: я же старший брат, я должен помочь. Решил я использовать тот же прием, что и в Хабаровском горвоенкомате.

— Товарищ комбриг! Мы — родные братья, и мы хотим учиться только вместе. Мы будем отличниками. Во время войны...

Говорил я долго, и комбриг ни разу не перебил меня. Видно, в наших лицах, в наших словах он читал ту страстность мечты, которая бывает особенно сильной в юности, и если ее поддержать вовремя, она даст хорошие результаты и в будущем. Комбриг Пушкарев, человек необычайно чуткий и внимательный, сказал нам:

— Хорошо, я подумаю.

Ночь прошла без сна, а утром мы узнали, что Саша оставлен в школе. Радости нашей не было предела. Радовались за нас и товарищи, поздравляли Сашу. Затем мы принимали присягу, которая произвела на нас огромное впечатление. Я и сейчас во всех деталях вижу, как стою перед взводом курсантов, читаю текст присяги и ставлю свою подпись. После этого торжественного акта мы все ходили с просветленными лицами. Теперь мы — настоящие военные.

Начались учебные будни. Теоретические занятия разнообразились лишь несением караулов, во время которых порой бывали и комические происшествия.

Один курьезный случай произошел и со мной. Особенно ответственным постом считались у нас бомбосклады. Они находились в овраге, в пяти километрах от школы аэродрома. В ночь на Первое мая я нес караул у дальнего склада, а Петр Пронин — у ближнего. Ночь была темная и ветреная. Я всматривался в темноту, напряженно вслушивался. А у самого в голове — всякие истории о диверсантах, шпионах. Как назло, и начальник по караулам накануне говорил, что в праздник можно ожидать диверсии.