Элизабет Хауэр - Фарфоровое лето

• Название: Фарфоровое лето
• Автор: Элизабет Хауэр
• Издательство: «Петербург — XXI век»
• Жанр: Проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-88485-132-4

Действие романа «Фарфоровое лето» происходит в 80-е и 30-е годы прошлого столетия. В центре повествования — судьба молодой женщины Кристины Гойценбах. Она несчастлива в браке, ее сложный характер доставляет немало проблем как мужу — честному, но сухому и ограниченному человеку, — так и другим родным ей людям, что дает им повод сравнивать Кристину с ее давно умершей теткой Кларой. История жизни Клары окутана тайной. Кристина решает открыть секрет, который от нее скрывают. Так она знакомится с внуком Клары Бенедиктом. Молодые люди влюбляются друг в друга, Кристина уходит от мужа и проводит лето с возлюбленным. В конце этого «фарфорового лета» они расстаются. Но Кристина, в отличие от пережившей похожую историю Клары, не сломлена, наоборот, она чувствует себя более сильной и уверенной, чем раньше.

Роман написан в лучших традициях психологической и бытописательской прозы, при этом фабула носит напряженный, почти детективный характер. Критика отмечает точное воссоздание атмосферы и нравов австрийского общества, психологизм, ясность и простоту языка. Это женская проза, «рассчитанная на взыскательный вкус и в то же время понятная широкой читающей публике».

---

Серым декабрьским ничем не примечательным днем я гуляла с Руди и Бенедиктом по заснеженной аллее. Руди занимал нас рассказами о своих вполне заурядных делах, пытаясь придать им вес, никто не мешал ему делать это. Я посчитала, что не стоит рассказывать о Конраде и о моем семействе, о моих ничем не заполненных буднях, и разразилась длинной речью, комментируя события культуры, однако вскоре обнаружила, что хочу лишь произвести впечатление на Бенедикта и продемонстрировать свою эрудицию. Тогда я перешла к социальным проблемам, но решила, что мои утверждения звучат не очень убедительно, и перескочила на кино, политику и экологию. После того как я проболтала полчаса без перерыва, не встретив ни малейшего отклика со стороны Бенедикта, мне это надоело и я замолчала. Молча шла рядом с Бенедиктом, который вначале шел быстро, а теперь заметно замедлил шаг, за напряженным выражением его лица скрывались усталость и боль. Руди дурачился, бросал в нас снежками, прыгал в большие сугробы и вылезал оттуда с ботинками, полными снега. Я считала это ребячеством, он действовал мне на нервы.

В какой-то момент я собрала все свое мужество и спросила Бенедикта о его бабушке Кларе Вассарей. Я сказала:

— Такого не может быть, чтобы вы ничего о ней не знали. Вам же наверняка рассказывали о ней, вашей матери наверняка рассказывали о ней.

— Вы упрямы, — сказал Бенедикт. — Почему вы думаете, что я отвечу иначе, чем в первый раз? Моей матери наверняка рассказывали о ней. Но когда я видел мою мать в последний раз, Мне было пять лет. Из того, что она говорила мне о Кларе Вассарей, в моей памяти не сохранилось ничего.

Я осмелилась еще на одну атаку. Теперь в новом направлении.

— Я спрашивала Агнес про вашу бабушку, — сказала я. — Знаете, что ответила Агнес? «Никакой Клары Вассарей я не знала».

Я убеждена, что эта фраза задела Бенедикта. Я твердо в этом убеждена. На секунду что-то промелькнуло в его глазах, это могло быть удивление, отчужденность или страх. Теперь он совсем замкнулся. Он отдалился от меня, хотя продолжал идти рядом. Итак, больше никаких вопросов с моей стороны. Я не хотела, чтобы Бенедикт Лётц уходил от меня.

Потом мы все выпили глинтвейна в каком-то сомнительном ресторанчике, это по-настоящему взбодрило меня, я протянула Бенедикту руку и сказала: «Привет», предложив перейти на «ты». Мне кажется, ему это было неприятно. Руди, который дошел уже до второго стакана, закричал:

— У меня больше прав, — и начал бить кулаками по столу. Потом сказал, что я должна срочно навестить его отца, его и Бенедикта дома.

Мне не хотелось говорить ему, что это невозможно. Невозможно из-за Венцеля Чапека. Я отделалась глупой шуткой.

В конце концов Бенедикт разговорился со мной о современном искусстве, тут мне было что сказать, впервые в жизни я чувствовала себя из-за этого счастливой.

На следующий день Бенедикт впервые мне позвонил. Он посоветовал взять в библиотеке одну книгу об искусстве, которую считал заслуживающей внимания. Он не упомянул, что ожидает встречи со мной. Я взяла книгу в библиотеке, но не навестила его. Его звонки следовали затем со все более короткими промежутками и потом каждый день. Я постаралась устроить так, чтобы во время его звонков быть дома.

Незадолго до Рождества я наконец навестила дедушку Юлиуса. Он дал отставку бабушке Элле и бабушке Елене и снова начал вести старый образ жизни. Моя бабушка утверждала, что уже предвидит грядущую катастрофу, но я была рада, потому что дедушка Юлиус без автографов, чтения, пикантных рассказов, коньяка и вина был чужим человеком из чужого мира.

Я позвонила ему по телефону. Думала, что до моего прихода его недовольство по поводу моего странного отсутствия несколько поуляжется. После долгого перерыва я снова вытащила из шкафа платье, потому что дедушка Юлиус любит элегантных женщин. Я тщательно выбрала цвет и материал, феном уложила волосы в мягко спадающие локоны, втерла несколько капель духов «L’air du temps»[23] в кожу на запястье, туда, где бьется пульс. И посмотрев на себя в зеркало, едва узнала себя. Я снова стала женой Конрада, о чем я почти забыла. Представив себе, что Бенедикт или Руди могли бы увидеть меня сейчас, я рассмеялась. Но для дедушки Юлиуса я бы сделала и больше.

Он встретил меня в темно-серых брюках, черном блайзере и галстуке для гольфа. По его лицу и фигуре было заметно, что он еще не совсем здоров. Но его голос и манера говорить были прежними. Он поцеловал мне руку. Я бросилась ему на шею.

В гостиной, у изголовья кушетки, был накрыт столик, я сразу заметила бутылку дорогого французского шампанского в серебряном ведерке, чудные канапе из магазина деликатесов в центре города. В то же мгновение мое самочувствие резко улучшилось. Так со мной бывает всегда, когда я прихожу в гости к дедушке Юлиусу. Когда я устроилась в кресле, мой страх перед упреками, моя нечистая совесть почти утихли. Дедушка Юлиус взял шампанское из ведерка и, обернув бутылку салфеткой из дамаста, начал осторожно, медленно поворачивать пробку. Бутылка открылась с едва слышным звуком.

— Стрелять мы ей не разрешим, — сказал дедушка Юлиус и налил мне.

Мы чокнулись.

— Ты еще сердишься на меня? — спросила я.

— Нет, если у тебя были причины забыть обо мне, — ответил дедушка Юлиус, не только потому, что хотел помочь мне. Я знала его любопытство в том, что касалось меня.

— Ты знаешь, — сказала я осторожно, — у меня было много дел, я познакомилась с несколькими новыми людьми.

— То, что у тебя было много дел, мне уже известно от Елены. То, что ты при этом знакомишься с новыми людьми, само собой разумеется. В любом случае они, вероятно, интереснее меня.

— Нет, — возразила я, — не интересней. Просто другие.

— Молодые, — сказал дедушка Юлиус.

Я кивнула. Допила шампанское, позволила налить себе еще и съела четвертое канапе.

— Что говорит по поводу твоих новых друзей твой муж? — спросил дедушка Юлиус.

— Что он должен говорить? — ответила я с набитым ртом. — Все абсолютно невинно.

— Жаль, — заметил дедушка Юлиус. Мы засмеялись.

Потом он сказал:

— Расскажи мне об этих людях.

Я так наглядно описала Руди Чапека с его многочисленными достоинствами и немногочисленными недостатками, что дедушка Юлиус выразил желание познакомиться с ним.

— Это можно сделать, — сказала я, — как-нибудь приведу его к тебе.

— А другой, там же есть еще и другой?

— Того я знаю похуже, — сказала я, — собственно, мы знакомы лишь поверхностно.

— Кристина, — предостерег дедушка Юлиус, — если рыльце в пушку, не следует изворачиваться. Выкладывай.

— Пожалуйста, поверь, это правда, — уверяла я, — мы с ним редко виделись.

— Значит, Конраду не стоит беспокоиться из-за этого поверхностного знакомства? — спросил дедушка Юлиус.

Я молчала. Но призыв дедушки Юлиуса к моей нечистой совести и странная тяга к откровенности все-таки заставили меня признаться, что я еще ничего не рассказывала Конраду о друге Руди Чапека.

— Потому что это неважно, — сказал дедушка Юлиус, глядя мне в глаза.

Я была не в состоянии сказать «да».

Дедушка Юлиус рассказал несколько своих старых анекдотов в новой интерпретации, мы с удивлением обнаружили, что бутылка опустела, я спросила, не повредит ли ему это, он ответил, что шампанское действует на него лучше, чем травяной чай на его сестру Эллу. Все было как прежде, лишь когда я попросила, чтобы дедушка Юлиус завел часы, он стал серьезным.

— Кристина, — сказал дедушка Юлиус, — эта болезнь имела и хорошую сторону. Я наконец составил завещание. Все должно достаться тебе. Я хочу, чтобы ты знала об этом. Хочу, чтобы ты радовалась, хочу еще успеть увидеть твою радость.

Конечно, я сначала заплакала. Растрогавшись, ощущая боль при мысли, что когда-нибудь потеряю дедушку Юлиуса. Но я поняла, что он хочет видеть мою радость, и через некоторое время я смогла радоваться, я сказала ему об этом и поняла, как это для него важно.

— Мое завещание, — сказал дедушка Юлиус, — находится у доктора Вильда.

— Я приходила к нему в контору не так давно, — сказала я.

Как ни странно, дедушка Юлиус не спросил меня о причинах этого визита. Если бы он сделал это, я ответила бы ему: из-за Клары Вассарей. И я сказала бы ему, что не буду больше обижаться, если меня будут сравнивать с ней, потому что это сравнение утратило свой смысл. Между мной и Кларой Вассарей встала моя жизнь, в которой наметились перемены, прежде всего встал Бенедикт Лётц, вытеснивший Клару медленно, но бесповоротно.

Рождественский вечер мы с Конрадом как всегда провели вдвоем. Конрад очень постарался с подарками, больше, чем обычно, он считал, что угадал мои тайные желания, но это было не так. Моя радость по этому поводу была весьма сомнительного свойства. Мой подарок — впервые с тех пор, как мы поженились, — не отличался оригинальностью, я подарила Конраду два хорошо переплетенных издания классиков и сказала, что их можно использовать для украшения его конторы. Конрад поблагодарил без особой теплоты. Потом мы вместе долго смотрели на многочисленные огни маленькой елочки. У меня было довольно скверно на душе, хотелось как-то поднять настроение, и мне пришла в голову глупая идея.