Михаил Жигжитов - Моя Малютка-Марикан

• Название: Моя Малютка-Марикан
• Автор: Михаил Жигжитов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Повесть бурятского прозаика рассказывает о жизни таежников-промысловиков. Со страниц встают яркие, самобытные характеры людей отважных и мудрых. Автор поднимает важные нравственные проблемы, показывая нелегкий путь обретения человеком своей судьбы.

---

Маленький, гибкий зверек в пышной черной шубке, по-кошачьи мягко ступая, приблизился к протянутым рукам Сватоша.

Осторожно взял он соболюшку на руки и нежно погладил по шелковистому меху. Зверек доверчиво уткнулся остренькой хищной мордочкой.

— Что же это вздумала хандрить-то, Рученька? — встревоженные глаза внимательно осмотрели зверька. Огрубевшие пальцы прощупали грудную клетку, позвоночник, живот.

— Валя, давно она заболела?

— Четвертый день…

— А остальные как чувствуют себя?

— Нормально… Только с продуктами плохо. Мясо кончилось. Рыбы осталось дня на три. Больше даю орехов и брусники… Рыбу экономлю…

— Э-э-э, девочка моя, ты ей чересчур много дала орехов, а потом сыпанула мерзлой ягоды… А ведь Ручная очень прожорлива, пожалуй, единственная во всем собольем роде особа.

— Я не знала, что так получится…

— Да, да… я виноват… не предупредил тебя… Но вообще-то, когда меня не бывает дома, обращайся к Екатерине Афанасьевне, а Ручную я унесу домой.

Положив за пазуху Ручную, Сватош пошел домой. Больной зверек горячим комочком прижался к его груди.

Уже на крыльце своей квартиры он встретил учеников Екатерины Афанасьевны.

— Это у кого на уроке-то болит живот? — смеясь, спросил он у ребятишек.

— Это у Гришки Чернова! — ответил белобрысый бойкий мальчонка. — Как его заставят читать, сразу и заболит! Вчера голова болела, а сёдня брюхо.

Ребятишки со смехом разбежались во все стороны, а Зенон Францевич с какой-то затаенной завистью смотрел им вслед. С плотно сжатых губ сорвалось чуть слышно: «Эх, нам бы с Катей вот такого озорника…»

Увидев в руках мужа соболюшку, Екатерина Афанасьевна встревожилась.

— Что случилось с Ручной?

— Заболела… отказывается от еды… Не придерживаемся установленного рациона… Все это несчастная нужда наша, недостатки. Мясо кончилось… Где его взять? У нас нет разрешения на отстрел копытных. Нет денег на покупку мяса…

— Слушай, Зоня, а ведь сколько копытного зверя давят волки. Почему нам нельзя добыть для соболей? Страшного-то тут ничего нет… Соболей сохраним.

— Видимо… придется… Я еще подумаю…

— Зоня, я не успела приготовить обед, выпей пока чайку с вареньем. Помнишь, брали смородину по Шумилихе?

Низко склонившись над столом, Сватош медленно пьет чай. На широком добродушном лице печаль. После долгого молчания он спросил у Екатерины Афанасьевны:

— Ну, что ж, Катя, будем делать-то?.. Нарушим заповедь?

— Оно… если бы, а то… Зоня, сам знаешь, лишимся питомника… Это же страшнее всего. Сколько пропадет труда…

— Правильно, Катя. Знаешь, что я придумал… Мы с Бимбой поедем в Большую речку. Ведь на Индинском мысу чуть не каждую ночь волки давят по нескольку копытных зверей. Частенько эти жестокие хищники расправляются со своими жертвами лишь ради забавы. Перервут им горло и уходят… В крайнем случае будем отбирать у волков их добычу.

Округлившиеся от страха глаза Екатерины Афанасьевны неподвижно остановились на муже.

— Я… я, Зоня, не разрешаю!.. Вас там съедят волки…

— Катенька, не бойся, ведь с Бимбой можно в огонь и в воду.

— Да, это правда, но…

— «Но» отбросим, Катенька, иного выхода нет… прости уж…

Екатерина Афанасьевна тяжело вздохнула и молча начала готовить обед. Она прекрасно знала, что в таких случаях отговаривать бесполезно. И уже после обеда сообщила, что она разделила остатки муки. Пришлось по четыреста граммов на едока. С завтрашнего дня люди будут жить на одной рыбе…

* * *

В вечерних сумерках Сватош с Бимбой подъехали к камню Черского. С северной стороны камень оделся в чудесный, весь из ледяных сосулек тулуп. Как бы ни спешил Зенон Францевич, но у этого камня он всегда останавливался и на некоторое время погружался в какие-то одному ему ведомые думы. В этот раз Сватошу почудилось, что камень глухо простонал и еще больше сник над гладким льдом. «Не унывай, нам тоже сейчас туговато приходится», — прошептал Сватош.

Бимба знал, что много лет назад большой ученый Черский сделал на этом камне отметку уровня воды. Вот и назван камень его именем.

— Бимба!

— Чо, Зенфран?

— До Индинского сегодня не доберемся. Лучше заночуем на мысу Валукан… там рыбачье зимовье.

— Я тоже так думала.

Торосистое ледяное поле Байкала в этих безлюдных местах не имело даже признака дороги. Если в течение полумесяца и пронесет кого нелегкая, то за полозьями его саней не останется ни малейшего признака следов — ветер тут же заметет их.

Сватош с Бимбой ехали на невысоком сибирском жеребце. Зенон Францевич купил его еще жеребеночком в Баргузине у знакомого бурята. Екатерина Афанасьевна с рук выкормила жеребеночка, выпестовала и дала ласковую кличку — Милый. Этот Милый много раз выручал Сватоша из беды. Он совершенно не боялся щелей. Мог на небольшой льдине спокойно переправиться через широкий разнос. Он каким-то чутьем умел в весеннем, превратившемся в игольник льду выбирать крепкие полосы. А уж меж торосов-то он в любую темную ночь найдет себе путь. Отпускай вожжи, не мешай ему.

Уже в кромешной темноте лошадь остановилась у черного квадрата — то было рыбачье зимовье.

— Спасибо, Милый, ты молодчина!

— Верно, Зенфран, умный конь!.. Ох умный!

Молча съев по куску отваренного мяса без хлеба, запили иван-чаем, смешанным с мореными листьями шиповника, легли спать.

Ночь и не думала уступать дню, а Сватош с Бимбой уже давно ехали дальше. Наконец рассвело. Перед взором наших путников раскрылся Индинский мыс, который почти отвесной стеной свалился в море.

С незапамятных времен в этих местах господствует стая лесных волков. Волки эти высоконогие, туловище у них тонкое и длинное, приспособленное к глубокому подлеморскому снегу.

А гранитная скала на мысу, похожая на колокольню, была кормилицей этих хищников.

Где бы ни напали волки на копытного зверя, он неизменно, спасаясь от погони, бежал под защиту коварной скалы, чтоб, вскочив на ее вершину, остаться живым. Но из спасительного маяка скала превращалась в предательницу. Обезумевший от страха зверь, подбежав к высокой гранитной ограде и не найдя иного выхода, спускался вниз, на скользкий морской лед. Здесь и настигали несчастного волки и вмиг разрывали на куски.

Еще издали зоркий Бимба заметил лежавший на льду темный предмет.

— Однако, шашлык жарить буду.

— Погоди, Бим, не загадывай вперед.

Подъехав, путники увидели прекрасные ветвистые рога на голом черепе.

— Голодные были…

— Вчера голодны — сёдни сыты… Нам оставят махан.

— Надеяться на волчье великодушие не будем… Как зверь свалится на льду — так и в драку вступим.

— Однако, шибко драться будем.

— Да, придется, Бим, волчья стая не любит уступать свою добычу. Это очень опасно.

— Ничево, Зенфран, волка боюсь — тайга не ходи.

Недалеко от устья таежной речки спряталось подобие человеческого жилья — несколько плах составлено конусом. Зенон Францевич, оставив Бимбу готовить завтрак, пошел в разведку.

Пройдя километра три вверх по речке, Сватош увидел свежие следы лосей. Семья… Она так и пасется здесь. Чего стоит выследить и убить сохача… Нет!.. Какая же мы с Бимом в том случае стража природы… Э-эх!

Вернувшись к юрте, он не застал товарища. В юрте горел веселый костер, из котелка шел пар. «Наверно, ушел по дрова», — успел лишь подумать, как услышал шаги товарища. «У-у-ух» — грохнулся сброшенный с плеч огромный кряж.

— Бим, ты же надсадишься от такой тяжести.

— Э, Зенфран, пустяк… палка! Давай чай пить будем.

Бимба нет-нет да украдкой посмотрит на Сватоша и качает головой.

— Ты что так смотришь, Бим?

— Охо-хо, мясо бурят есть, хлеб нету — ничево, а ты…

— Я тоже стал бурятом… Кушай, Бим, не обращай внимания на меня…

Ловко орудуя ножом, Бимба быстро съел свой кусок. Ему явно не хватило, и он начал пить «чай», чтоб наполнить желудок.

Укрывшись собачьими тулупами, крепко спят друзья. Милый лениво хрумкает грубое таежное сено. Недавно начавшаяся ангара[25] подняла однообразный шум в прибрежном кедраче. Хорошо убаюкивает своим торжественным гуденьем матушка тайга. Сладко спится с устатку. А она по-матерински склонила свою зеленую голову и добродушно улыбается спящим людям, так самоотверженно охраняющим ее богатства. Сватош сквозь сон слышит шепелявый ее шепот: «ш-ш-ш-шынки мои, ш-ш-ш-шпите».

В вечерних сумерках Сватош с Бимбой подъехали к мысу и в ледяной «ограде» меж конусообразных сокуев распрягли лошадь.

— Ну, Миленький, оставайся здесь да будь умницей, — разговаривает со своим жеребцом Сватош, — ты, Бим, не привязывай его… В случае чего отобьется и прибежит к нам.

У самого прижима, под ветреной стороной, они сделали из толстых кусков льда засаду и устроились караулить.