Михаил Жигжитов - За ущельем Семи Волков

• Название: За ущельем Семи Волков
• Автор: Михаил Жигжитов
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1986

Повесть бурятского прозаика рассказывает о жизни таежников-промысловиков. Со страниц встают яркие, самобытные характеры людей отважных и мудрых. Автор поднимает важные нравственные проблемы, показывая нелегкий путь обретения человеком своей судьбы.

---

20 февраля 195… года.

Мною, сержантом Разуваевым, на берегу реки обнаружен труп. Пол неизвестен. По бороде — семейский[6].

К сему: сержант Разуваев.

— Читать быстро и без промедления обнаружить мою ошибку. Ну!

— Ха! тебя тоже называют семейским, а бороды-то нет.

— Ну, допустим, а еще что?

— Вай-вай! Ха-ха-ха! Пол неизвестен, а по бороде!.. Ха-ха-ха! Раз борода — то, значит, пол мужской! Ха-ха-ха!

Андрейка услышал позади себя шаги.

— О, у вас, товарищ, как на концерте Аркадия Райкина!

Веселое лицо Разуваева сразу стало сухим и строгим.

— К вам, товарищ лейтенант, по срочному делу, — милиционер кивнул на Андрейку.

В доме Буина сегодня большая радость. Буин привез из больницы жену с дочкой. Новорожденную нарекли Чимитой.

Бабка Чимита по-соседски домовничала у Буина и за эти дни вымоталась основательно. И сейчас, освободившись от тяжкого труда домохозяйки двух домов, она блаженно чаевничала.

— Значит, Осип-бабай в другой больнице лежит? — еще раз переспросила старуха.

— В другой, бабка Чимита, — убаюкивая дочку, ответила Ханда.

— Я-то уж разыскал бы его. Тайком бы и бутылку «московской» занес, — добавил Буин.

— Там, поди, Андрейка около бабая вертится… Вот уж дружба-то у них! Бедняжка, намытарился с Осипом, сколь страху принял.

— А виновница-то вот где! Твоя тезка! — приподняв ребенка, счастливо рассмеялась Ханда.

— Верно Ханда говорит. Тогдысь как было?.. Помните?.. Ханда свалилась на кровать и давай реветь, а бабка Чимита с ухватом наскочила на меня: «Пьянчужка, такой-сякой, запрягай скорей свою клячу!» Вот и забыли мы про Осипа с Андрейкой.

Взглянув в окно, бабка Чимита сердито отвернулась.

— Опять леший несет этого дьявола.

— Ты, Буин, не связывайся с ним… не давай ему коня, — робко попросила Ханда мужа.

— Ладно, не ной! — сердито огрызнулся Буин.

Расплывшись в широкой улыбке, ввалился Иннокентий.

— Здрасте, добрые люди. С прибылью вас. Дай бог здоровья Ханде и… как нарекли дочку-то?

— Чимита. Теперь у нас две Чимиты, — с гордостью сказал Буин.

Старуха сердито буркнула что-то, окинула неприязненным взглядом Кеху и пошла к выходу.

— Гони, Буин, этого, — старуха кивнула на Иннокентия, — эту рыжую собаку, душа у него черная, — сурово взглянула на соседа и вышла из дома.

Кеха был слаб в бурятском языке, но понял, что старуха крепко ненавидит его и велит не связываться с ним.

— И пошто она злится на меня? — Кеха состроил жалкую гримасу.

— Она не велит, штоб ты ходил к нам. Шибко ругает меня, — виновато качает Буин головой.

— Махай на этих старух. В девках они ангелы, а под старость чистые ведьмы.

— Не-е, Кеха, ты пошто такое болтаешь? Бабка Чимита у нас самый почетный человек. Она, паря, в молодости такой «ангел» была, охо-хо! В ущелье Семи Волков одна отбилась от белых солдат… Знаешь Чимитину скалу? Вот там она сидела, а тропа — только одному ходить. Один показался — она хлоп, второй вышел — его хлоп… Стрелять близко, ловко, беляки как на ладошке, а она на высокой скале — не достать ни рукой, ни пулей. …Э, паря, орел-девка была! Вот какая наша бабка Чимита, а ты — «ведьма»! — Буин сердито сплюнул.

— Ладно, Буин, не сердись. Была, значит, была, а теперь одна тень от былого.

— Не-е, Кеха, не болтай зря.

Мужики молча закурили. Кеха тихонько толкнул Буина и показал горлышко бутылки. Буин нахмурил брови и замотал головой.

Иннокентий удивленно поднял рыжие брови.

— Да ты што, Буин?! Девку-то надо обмыть… Хошь по старинке, хошь по-новому, все одно без водки не положено в мир вводить… Как-никак радость. У нас теперя на поминках упьются и песни играют, и в пляс пускаются… Там-то все-таки горе. А тут радость!

Буин угрюмо бросил:

— Сами сделаем. Ханда мала-мала поправится, — взглянув на Кеху, улыбнулся и продолжал: — Осипа-бабая из больницы привезем домой. Тогдысь барана резать буду, вина целый ящик куплю… Всех в гости! И ты, Кеха, приходи.

— Хы, паря, тебя не узнать, от бутылки попятился назад.

— Нет, дела много, трезва голова нада.

— Не хошь, как хошь… Буин, дай коня вывезти мясо… Чую, што сусед твой заявит в милицию.

Буин отрицательно трясет косматой головой.

— Сена нету, дров нету… коня самому нада.

— Мне же ненадолго. Вывезу мясо к ущелью Семи Волков и булькну его в Духмяную, пусть ищут… А потом достану и уволоку домой.

— Татэ-э, кака хитра!

— Небось будешь хитрым, когда прижимают тебя, как волка.

— Хэ, паря, дед Самагир-то, когда был молодой, тоже ходил Одиноким Волком, потом понял и сказал себе: «Неладно хожу по тайге». И стал самым честным охотником.

— Ну ево к лешему… со своей честностью — ни на себе, ни перед собой… Я накоплю деньги и куплю «Волгу». Посажу свою Мотю и пропылю по улице, пусть завидуют черти.

— Не-е, Кеха, мой Самбу надежней. Запрягу в сани и — чу, пошел! А твоя «Волга», глёзка, как налим… пока копишь деньгу, можно в тюрьму ходить. Не-е, паря, мой Самбу самый надежный машина, хе-хе!

— Чудак ты, Буин, ни черта не кумекаешь в жизни. Дык дашь конягу-то али нет?

— Нет, сама поеду. Сено нада тащить.

— Э-эх, испортился мужик… Ладно, на себе перетаскаю, — водянистые глаза Кехи загорелись злыми огоньками, стали сухими и даже красивыми.

Кеха завязал в понягу заднее стегно сохатого, огляделся кругом и покачал головой. «За два дня не перетаскать… Ничего, зато загребу кучу денег». При выходе из пещеры он увидел двух милиционеров, побледнел и, заикаясь, опустился на каменный пол.

— При-при-приветик… ка-жись, влопался…

— Нет, не кажется, а точно, — на суровом лице лейтенанта Воронцова появилась презрительная усмешка. — Что, струсил? А ну, веди-ка нас в свою нору.

Трясущимися руками Кеха достал из кармана пачку «Беломора», сунул папироску в рот табачной стороной и стал зажигать мундштук.

— Поверни папироску-то, кажись, очумел, — заметил сержант.

— О-очумеешь с вами, в такой дыре и то нашли.

Качаясь, словно пьяный, Кеха вошел в пещеру.

— Фьюить! — удивленно свистнул сержант Разуваев. — Вот это накромсал мяска, можно зимовать!

— Пра-правильно, мо-можно, — с надеждой в голосе проговорил Иннокентий, — а што если заберете половину мяса себе… Я — ящик водки поставлю, и по-мирному разойдемся. Ведь тайга…

— Ах ты, гад! Ты нас за кого признаешь? — в бешенстве повернулся Воронцов.

— Свои па-парни, а как волки, — простонал Кеха.

— Ты-то вот настоящий волчина, сколько зверей сгубил, подлец! — лейтенант закурил и кивнул Кехе: — Идем наверх, а ты, Коля, хорошенько прошарь все углы.

«Ох, господи, я ж забыл веревку-то снять!» — полоснула Иннокентия страшная мысль.

— Идем! — приказал милиционер.

— А там-то что делать, одни камни.

— Идем, идем!

Когда поднялись на скалу, Кеха заплакал.

— Сгу-сгубить со-собрались… Все ви-вижу…

— Вот что, гражданин Ерошкин, мы все знаем, и вам придется рассказать обо всем, не отпираясь. Сами видите, вы влипли так, что лучше некуда: все вещественные доказательства налицо… Мясо… вот эта веревка, за которую вы держались, чтоб не свалиться вместе со снежной глыбой. Снегопада не было, и ваши следы все тут. А ну, примерим.

Кеха безнадежно махнул рукой и опустил голову.

— Не надо. Все равно тюрьма.

— Да, придется отвечать.

«Кап, кап, кап»… — капают капели.

«Вот уж и марту приходит конец… У нас в Баян-Уле на маряне[7] растаял снег и там пасутся козы и изюбры. Наверно, Чимита уже посматривает в окно. Ондре вчера написал ей письмо, штоб, значит, готовила мясо на позы и пельмени. Сенца-то, наверно, Буин подвез… И зачем только эмчи-бацаган[8] держит меня в больнице. Кто бы знал, до чего надоели Оське эти белые стены, потолки, болезный люд и порченый воздух. На таком воздухе эвенку одна погибель. Нет, надо баить с эмчи-бацаган, не отпустишь, мол, добром, Оська, сбежит. Эвенк врать не будет», — размышляет Самагир.

— Дедушка Самагир, вас приглашает Елена Васильевна.

— Она где?

— У себя в кабинете.

«О-бой! Однако, шибко серчать буду, если не отпустит», — решил старик.

Осип торопливо прошагал по коридору и, не постучавшись, вошел к хирургу.

— Мендэ, эмчи! Чо, однако, звала?

— Здравствуйте, дедушка Самагир! Присаживайтесь, пожалуйста… Как себя чувствуем?

— Пасибо. Совсем здорова.

— Вот и прекрасно. Вы уж давно проситесь домой, — Елена Васильевна добродушно улыбнулась, — покажите-ка руку. Так… так… Ну что ж, придется отпустить вас. Только обязательно приезжайте через две недели, тогда снимем гипс. А сейчас — идите к Варваре Куприяновне и переоденьтесь в свою одежду.

— Пасиба, эмчи, шибко буду помнить тебя, шибко пасиба! — Осип весело заулыбался, засуетился и, поклонившись, вышел в коридор.