Пол Кривачек - Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э.

• Название: Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э.
• Автор: Пол Кривачек
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-227-06261-1

Книга Пола Кривачека представляет собой яркий эпический обзор древней Месопотамии. Автор искусно описывает различные культуры, императоров и царей, которые правили в Месопотамском регионе с 4000 по 700 г. до н. э. В книге оживает повседневная жизнь многих людей того времени, и не только правителей и представителей элиты, но и среднего сословия. Кривачек касается и различных социальных аспектов древней Месопотамии, таких как религия, экономика, образование, военное дело, и даже дает представление о развитии женоненавистничества, рассказывает о вавилонских артефактах, найденных археологами в XIX и XX вв. Автор также показывает, как изменение окружающей среды влияло на древнее общество. Исторические очерки Кривачека являются и своеобразным наблюдением того, как уроки древнего мира могут помочь современным людям.

---

Ученые продолжают обдумывать этот вопрос. Некоторые полагают, что эти явно идентичные слоги дифференцировались, как в китайском языке, различными речевыми тонами. В конце 1980-х гг. Жан Боттеро предположил, что односложный словарный запас, вероятно, является ошибочным восприятием, вызванным тем фактом, что изобретатели письменности записывали только первый слог слов, и назвал это акрофонией. Не так давно один датский исследователь предположил, что шумерский язык, возможно, был креольским – результатом того, что в качестве родного языка люди учили пиджин – язык, грубо слепленный в условиях межъязыковых контактов, чтобы дать возможность людям, говорившим на разных языках (в данном случае многонациональным основателям Эриду, Урука и их соседям), общаться на базовом уровне. Поэтому впоследствии его почитали как язык основателей цивилизации.

Согласия нет даже по вопросу происхождения шумерской письменности. В настоящее время по одну строку «линии фронта» находятся ученые, которые видят ее появление как кульминацию постепенного процесса, длившегося тысячи лет с тех времен, когда древняя система счета животных и товаров изначально использовала камушки, а затем глиняные метки, которые для хранения запечатывали в глиняные емкости. Сначала такие метки прикладывали в качестве печати на внешнюю сторону конверта, чтобы показать, что содержится внутри. Позднее эти изображения рисовали на глине заостренной палочкой. В конечном счете сами эти метки были забыты, остались только «конверты» в виде глиняных табличек в качестве долговременной записи.

Другие исследователи полагают, что письменность являлась одним из значительных скачков, столь характерных для передовых жителей Южной Месопотамии, появилась она внезапно ближе к концу 4-го тысячелетия до н. э. и развивалась еще несколько веков – от рудиментарных условных обозначений к сложной системе, способной записывать стихи и литературную прозу, равно как и контракты и деловые счета.

Однако все сходятся в том, что в принципе, по иронии судьбы, утверждение Жозефа Галеви содержит крошечную крупицу правды. Самые древние тексты совсем не были письменностью, а на самом деле представляли собой нечто вроде кода. Первые знаки изображают не язык, а предметы. Они представляют собой фиксации о сделках и записаны упрощенными рисунками доставленных или полученных предметов – животных, людей, товаров. Изображение морды быка означало само это животное, а вазы со скошенными краями – пищу. Рисунок мог представлять не сам объект: бога изображала звезда, храм – нечто похожее на план здания на нулевой отметке.

На первых этапах эта система давала не более чем упрощенную личную запись, довольно неоднозначную памятную записку, вроде: «Две – овцы – храм – бог – Инанна». Кроме того, чиновники или управляющие, которые фиксировали подобное, без сомнения, имели свои собственные предпочтения среди символов и способов их начертания. В целях максимальной полезности эти символы должны были стать узнаваемыми для всех, кто их видел, и стандартными по коллективной договоренности. Отсюда и «словарные списки» – длинные перечни титулов, профессий, животных и товаров, эквивалентные словарям, которые служили основой обучения писцов и гарантировали, что все они применяют один и тот же символ для обозначения, например, быка, чаши с едой, овцы, храма или богини.

Из этой очень простой основы за века возник и накопился большой ассортимент символов – несколько тысяч. Но всему есть предел. Число предметов, которые нуждались в особом изображении, было в принципе бесконечно. Но если бы у всех объектов в мире существовали свои символы, то никто не смог бы их запомнить. Однако у этого затруднения имелось простое решение, знакомое нам из нашего собственного опыта использования символов.

Возьмем в качестве примера пиктограмму самолета. В аэропорту ее применяют для обозначения зала прилетов и отлетов; на дорожном знаке она может означать «в аэропорт» или предупреждать о низко летящих самолетах, а в рекламе – указывать на турпакет или вообще путешествие за границу. Иными словами, значение этой пиктограммы легко можно расширить от «самолета» до «полета», «отпуска», «путешествия» и, без сомнения, до многих понятий, связанных с предыдущими. Точно так же в системе знаков Древнего Урука изображение ноги стало означать не только саму нижнюю конечность, но и ступню, ходьбу, прогулку, стояние, лягание и др. Контекст определял значение. А в тех случаях, когда расширения значения было недостаточно, символы комбинировали в небольшие сложные картинки. Изображение миски с едой рядом с головой понималось как процесс поглощения пищи, а символы «женщина» и «гора» (три маленькие горки) сначала означали «иностранка», а позднее «рабыня-иностранка».

Некоторые сочетания символов предназначались для того, чтобы отличать разные значения одного символа. Так, сочетание плуга с символом «человек» обозначало пахаря, а с символом «лес» – само орудие труда, сделанное из дерева. Именам богов предшествовал символ бога – звезда. Такие символы известны как детерминативы, их будут широко использовать при развитии письменности позднее.

Здесь трудился типичный homo ludens, ведь есть что-то игривое в том, как были изобретены многие символы. Например, некоторые их сочетания, включающие такие, как «голова» и «ярость», оказываются особенно забавны: пиктограмма представляла собой голову с большой копной волос, стоящих дыбом. Концепт «женщина» предпочитали изображать в виде треугольника лобка; а символ «мужчина» представлял собой извергающий семя пенис.

Однако воспроизведение с помощью заостренного инструмента требует некоторых графических способностей, и не каждый писец мог быть квалифицированным рисовальщиком. Со временем знаки становились все менее похожими на картинки и больше походили на стилизованные символы. В результате они потеряли всю узнаваемую связь с изображаемыми объектами. Вместо того чтобы рисовать острием, в глину вдавливали стило с треугольным или квадратным сечением, создавая клиновидные значки, от которых и произошло название клинопись. И в этом процессе символы утратили свою беззаботность, которой изначально, возможно, обладали.

Однако следующий, поистине революционный, этап более чем компенсировал эту потерю. И наверняка сначала это произошло в шутку.

Какими бы полезными ни были такие изображения, они представляли собой всего лишь способ записи каких-то вещей, предметов и объектов, а не письменность. Запись «Две – овцы – храм – бог – Инанна» ничего не говорит нам о том, доставили ли овец в храм или получили от него; были ли это туши, живые животные или что-то еще. Тем не менее для административных целей этого оказывалось достаточно. В Древнем Междуречье существовало общество с устными традициями, в котором высоко ценилась память. Все, что было нужно, – лишь простое напоминание, что-нибудь такое же нейтральное, как символ пальца, указывающего налево, который можно прочитать как go left (англ.), a gauche (фр.), links gehen (нем.), a sinistra (ит.), «налево» или  (араб.). Чтобы быть более точным, требовался реальный язык, но на протяжении длительного времени идея отображения такой речи в форме знаков на глине никому не приходила в голову.

Наиболее вероятно, что идея, ставшая настоящим скачком (или, по крайней мере, идея, его вдохновившая), который продвинул письмо от записи каких-то вещей до фиксации звуков речи, изначально появилась как забава. Шумерский язык, в котором полно омофонов, а разные слова произносятся одинаково (или почти), вероятно, был площадкой для игр остряков, достойных награды. Тот факт, что среди сотен других примеров слова «стрела» и «жизнь» звучали одинаково – ti, или то, что слова «тростник» и «восстановление» произносились как gi, видим, давал большую возможность для словесного шутовства. Легко представить себе, как кто-нибудь среди шумерских храмовых чиновников применяет то же самое чувство юмора к символам, написанным на глиняной табличке, и извлекает из этой записи каламбурный и комический смысл – быть может, древний аналог короткой телевизионной комедии 1970-х гг., в которой покупатель в скобяной лавке читает из своего списка необходимых покупок fork handles («ручки вилок»), но продавец слышит four candles («четыре свечи»).

Шутка или нет, но закавыка оказывалась в способе записи понятий: их или вообще невозможно было нарисовать (например, «жизнь»), или для них еще не придумали символов. Так, шумерский барабан tigi изображали в виде стрелы ti плюс тростник gi, в результате мы понятия не имеем, как выглядел этот музыкальный инструмент.

Итак, полезность написания символов, которые обозначали не предметы, а слова и изображали звуки, должна была быстро обрести признание. Но по-видимому, потребовалось несколько веков для того, чтобы новый метод стал использоваться регулярно. Тем не менее принцип «не предметы, а звуки» все же закрепился, хотя фонограммы (символы звуков) так полностью и не вытеснили логограммы (символы предметов) в письменных текстах в течение всего периода использования клинописи.