Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

• Название: Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
• Автор: Франсин Риверс
• Издательство: Библия для всех
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-7454-1196-0

Знаменитый гладиатор Атрет, более десяти лет сражавшийся на арене и заслуживший свободу благодаря неукротимой воле к победе, желает только одного — вместе с сыном вернуться на родину, в Германию. Он вынужден взять с собой приемную мать младенца, христианку Рицпу. Во время нелегкого путешествия бывший гладиатор обретает истинную веру. Но ни Атрет, ни Рицпа не подозревают, какие испытания ждут их на родине Атрета, чьи соплеменники поклоняются мрачному языческому божеству — Тивазу.

---

А другие? Их лица по–прежнему вставали перед ним. Он не мог забыть Халева, иудея, который стоял перед ним на коленях, откинув голову назад. Не мог он забыть и того хатта, соплеменника, которого убил в своем последнем поединке в Риме. А слова этого парня по–прежнему эхом отдавались в его сознании: «Ты похож на римлянина, от тебя воняет римлянином… Ты и есть римлянин!». А какие чувства он испытывал в детстве, когда свободно бегал по лесам? Этого Атрет уже не помнил. Он пытался вспомнить, как выглядела его юная жена, Ания, и не мог. Она умерла больше десяти лет назад, в той жизни, которой для него давно не существовало, а может, не существовало и вовсе. Наверное, та жизнь ему просто приснилась, или он сам ее выдумал.

Атрет крепко закрыл глаза и почувствовал, как тьма сдавила его.

«Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой».

Эти слова пришли к нему совершенно неожиданно, быстро, из самых глубин его страданий. Где он слышал их раньше? И кто их говорил?

Какой–то свет наполнил душу Атрета, когда он вспомнил Хадассу, стоявшую у входа в его пещеру. Ему захотелось, чтобы она снова была с ним, говорила с ним, но теперь ее не было в живых. Еще одна жертва Рима.

«Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться», — сказала Хадасса о своем Боге, когда Атрет в последний раз виделся с ней. Она находилась в заключении, возле арены, и ожидала смерти. — «Бог милостив».

Атрет посмотрел на ночное небо, и тут, словно чей–то шепот, к нему пришли другие слова.

«Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь».

Атрет снова опустил голову на руки, пытаясь забыть эти слова. Хадасса — еще одна из тех людей, которых он не мог забыть, чья жизнь пересеклась с его жизнью. Если ее Бог такой могучий, если Он действительно «истинный Бог», как говорит Рицпа, почему Он позволил Хадассе умереть? Никакой бог не стоит того, чтобы в него верить, если он допускает смерть своих верных последователей! Но Атрета мучило даже не то обстоятельство, что Бог Хадассы оставил ее, а то, что он сам оставил ее. Хадасса спасла его сына, а он не спас ее от смерти. Конечно, если бы он остался с ней, он все равно не спас бы ее от смерти, но он был бы с ней рядом до конца и умер бы вместе с ней. И это было бы благородно. Это было бы правильно.

Но он предпочел жить, чтобы разыскать своего сына.

И вот теперь он снова отдал его неизвестно кому в руки.

Атрет закрыл глаза и лег спиной на прохладную землю.

— Еще один день, Рицпа, и я отправлюсь тебя искать, — сказал он в тишине. — Еще один день, и ты умрешь.

9

Иоанн послал Клеопу и еще одного молодого человека созвать всех, кто приходил к нему раньше, чтобы сообща посоветоваться о том, как можно покинуть Ефес. Через несколько часов в доме апостола собралось множество мужчин, женщин и детей. Из всех собравшихся Рицпа знала только Пармену, мастера кожевенных изделий.

Пармена пришел со своей женой, Евникой, и тремя детьми, Антонией, Капео и Филоменом. У Пармены была своя лавка, в которой продавались его знаменитые кингулы. Эти искусно сделанные из кожи специальные пояса предназначались для римских воинов и служили знаками отличия. Передняя часть таких поясов во время боя защищала воину пах, а во время марша воинов пояса издавали такой звук, что большинству противников поневоле становилось страшно.

Иоанн представил присутствующим и всех остальных, по мере того как те приходили. Тимон, у которого на теле остались следы жестоких побоев, был мастером фресковой живописи. Он попал в сложную ситуацию, когда жрец храма Артемиды вызвал его и приказал написать фреску, прославляющую эту богиню.

— Я отказался. А когда жрец потребовал от меня объяснений, я ответил, что мои убеждения запрещают мне делать что–либо, прославляющее языческих богов. Ему мой ответ явно не понравился.

Жена Тимона, Поркия, держала за руки детей, взгляд у нее был испуганный, затравленный.

— Вчера вечером к нам ворвались какие–то люди, которые перевернули все в доме вверх дном.

— А мама потом плакала, — сказал один из мальчиков, его глаза так и горели от гнева. — Я хочу, чтобы теперь эти люди плакали.

— Тише, Петр, — сказала ему Поркия. — Господь хочет, чтобы мы прощали своих врагов.

Мальчик выглядел явно возбужденным, как и его младший брат Варнава, а совсем маленькие Мария и Вениамин теснее прижались к маме.

Прохор, который был пекарем, пришел со своей женой Родой и сестрой, Камеллой, у которой была дочь, Лизия. Этот человек выглядел совсем измученным, не столько преследованиями за веру, сколько этими двумя женщинами, которые стояли по обе стороны от него. Все трое избегали смотреть друг на друга. Лизия в этой семье была единственной, кто выглядел вполне спокойно.

Пришли четверо молодых людей, которые услышали, что группа христиан собирается покинуть Ефес. Вартимей, Нигер, Тибулл и Агав, которым не было еще и двадцати лет, уже получили от своих родных благословение на то, чтобы идти в мир и проповедовать Благую Весть.

— Здесь столько голосов, — сказал Нигер, — но этого нельзя сказать о Галлии или Британии.

— Мы хотим нести Благую Весть тем, кто ее еще не слышал, — добавил Агав.

Последним пришел Мнасон. На Рицпу сразу произвела впечатление его манера разговора.

Евника наклонилась к Рицпе.

— Это известный гипокрит, — сказала она и улыбнулась. Рицпа обратила внимание, как при этом у Евники загорелись глаза. Очевидно, этой женщине было очень приятно находиться в компании известного актера. — Его часто приглашают выступать перед проконсулом и другими римскими вельможами. Он великолепен, правда?

— Да, — согласилась Рицпа, хотя про себя подумала, что в этом человеке есть что–то неискреннее, наигранное. Было видно, что Мнасон — человек с обостренным чувством собственного достоинства, любящий лоск, в его голосе чувствовалась тщательная выучка, нарочитость. Он привлекал к себе внимание, и ему это нравилось, он практически заранее этого ожидал.

— Мнасон читал псалом царя Давида гостям одного городского чиновника, которые собрались на пир накануне Плебейских игр, — тихо сказала Евника, посадив себе на колени маленькую Антонию.

— А какой псалом он читал?

— Второй. «Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом. Почтите Сына». Поначалу гости думали, что Мнасон воздает хвалу новому обожествляемому императору, Веспасиану, и его сыну, Титу, нашему новому прославленному кесарю. Но некоторые заподозрили неладное. От Мнасона потребовали объяснений, но в этот момент, по его словам, смелость изменила ему. Он ответил тогда, что автора этих слов вдохновил Бог, но что он якобы не знает, какой именно бог, и пусть каждый из гостей сам решит, что эти слова означают. «Имеющий ухо слышать да слышит», — сказал он им. Большинство гостей подумало тогда, что здесь кроется какая–то загадка, и стало гадать, что же все это значит. Некоторые гости тогда задумались над этими словами всерьез.

К разговору присоединилась Поркия:

— Я не думаю, что Мнасону нужно идти с нами. Он обязательно будет в центре внимания.

Рицпа подумала, что Мнасон привлечет к себе гораздо меньше внимания, чем Атрет. Этот германец тут же затмит собой Мнасона. И для этого Атрету даже не нужно будет открывать рта и что–то говорить. Достаточно будет его физических данных и той харизмы, которой он обладал.

— Единственный корабль, который берет людей, — это корабль из Александрии, — сказал Клеопа. — Он отплывает через два дня, если позволит погода.

— А куда он направляется? — спросил Иоанн.

— В Рим.

— В Рим! — потрясенно произнес Прохор.

— Ты когда–нибудь слышала, как выступает Мнасон? — спросила Евника Рицпу.

— Нет, — сказала Рицпа, желая при этом, чтобы ее собеседница больше внимания уделяла своим сыновьям, Капео и Филомену, которые никак не могли поделить какую–то игрушку, и оставила Рицпу в покое, чтобы она могла послушать, о чем говорят мужчины.

— Господь наградил его удивительным голосом и памятью, — продолжала Евника, забыв о перебранке своих детей и с восхищением глядя на Мнасона. — Когда он стал христианином, ему захотелось выучить наизусть Писание, и он сделал это. Он может без конца цитировать псалмы, знает полностью послание Павла нашей церкви. И когда он читает что–то из Писания, мне кажется, что я слышу голос Бога.

— Мне кажется, что здесь преследования усиливаются, — сказал Пармена.

— Мама, мы поплывем в Рим? — спросила Антония, растерянно и испуганно глядевшая на то, с каким эмоциональным настроем говорили между собой взрослые. Евника поцеловала девочку в щечку.

— Куда бы мы ни поплыли, Господь всегда будет с нами, — сказала она, поглаживая дочку по волосам.