Борис Тесляров - От Карповки до Норвежского моря

• Название: От Карповки до Норвежского моря
• Автор: Борис Тесляров
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Начало второго куплета

Беломорская навигация 1978 года началась для нас 8 июня, в четверг, наладочным выходом с ИКУ. Из всего множества выходов в Белое море, пожалуй, только выходы с ИКУ были полностью наши. Все дальнейшие выходы лодки, включая и второй этап наших ходовых испытаний, были всегда с чем-то совмещены: то с оставшимися на потом испытаниями навигационной системы, то с непонятными испытаниями БИУСа, то с торпедными стрельбами, то с проверками корабельных машин и механизмов. Оно и понятно. Выход атомной подводной лодки в море очень дорогое удовольствие. И хотя тогда на «войну» выделялись огромные средства, тем не менее, Флот всегда что-то с чем-то совмещал. После того, как на носу лодки было установлено ИКУ, которое по-сути представляло собой верхнюю часть строительного башенного крана, наша лодка, и так имевшая необычный вид из-за гондолы на руле, обрела совсем странный облик и при определенной степени фантазии напоминала жюльверновский «Наутилус».

В положении «по-походному» стрела «заваливалась» на левый борт и ложилась на специальную подставку, приваренную к палубе, а также специальными растяжками крепилась к лееру на палубе лодке, а поворотное устройство электрически затормаживалось. Стрела была таких внушительных размеров, что даже в «заваленном» положении не могла встать прямо по диаметральной плоскости корабля — мешало ограждение рубки. Перед наладочным выходом, ещё у пирса было опробовано вращение стрелы с курсового угла 0° до 90° левого борта. На этом выходе нас было совсем мало — только приводчики — икушники Дмитриев и Болонин, шапэшники Сидоров и Щуко (Женя, ветеран докового перехода, грамотный инженер, независимый и нестандартно мыслящий, надежный товарищ, свободный от многих предрассудков, он был постоянным членом нашей команды до конца 1979 года), измерительщик Гена Андреев, пультовики Новожилов и Емшанов и появившийся в нашей команде один из разработчиков скатовских антенн Вильям Вениаминович Баскин[1].

И вот, вооруженная ИКУ, лодка отправилась в свой первый выход в 1978 году. Наладочный выход продолжался около полутора суток в самом ближайшем от завода испытательном полигоне. Погода нам благоприятствовала, море было спокойное. Придя в район, раскрепили стрелу и прежде всего начали отрабатывать лодочные маневры — погружение и всплытие с заваленной стрелой и «зависание» лодки без хода. Действиями экипажа непосредственно руководили командир лодки Русаков и очень опытный командир БЧ-5 Андронов. Лодка погружалась и всплывала на самом малом ходу при минимальных дифферентах на нос и на корму соответственно. По аналогии с авиацией это можно было сравнить с вертикальным взлетом и посадкой самолета. Маневр «зависание» без хода в подводном положении удался не сразу. После сложных операций по дифферентовке лодки и нескольких попыток управления рулями глубины наш боцман стал показывать настоящие чудеса, играя рычагами управления, как на нежнейшем музыкальном инструменте, и мы зависли на глубине 50 м. Впервые в истории отечественного подводного флота атомоход «висел» на глубине без хода. Затем наши икушники поработали со стрелой, вращая её с левого борта на правый и останавливая на различных курсовых углах, а также проверили управление положением измерительных гидрофонов и излучателей и их работоспособность. На фоне опытного, спокойного и уверенного в своих действиях Лёвы Дмитриева заметно выделялся своей быстротой и находчивостью очень толковый молодой инженер Саша Болонин, а на рабочем выходе он проявил ещё удивительную смелость и самоотверженность. Когда всё уже было позади и мы готовились идти домой, командир лодки, прекрасно понимая, что при работе вполне возможны и нестандартные ситуации, решил ещё отработать варианты погружения и всплытия с «отваленной» стрелой в различных её рабочих положениях. Мне был задан вопрос выдержит ли стрела в таких положениях гидродинамические нагрузки. Но ни я, ни мои коллеги не могли дать точный ответ на этот вопрос — среди нас не было конструкторов ИКУ. Командир требовал ответа и я на свой страх и риск сказал, что наша стрела выдержит всё. Это были действительно уникальные маневры и полученный опыт пригодился экипажу уже на рабочем выходе при измерениях. Конечно же, нельзя было абсолютно всё учесть и мы рисковали. Как поведет себя стрела, если придется всплывать в заклиненном её положении по курсовому 0° или любому возможному другому, а наверху будет штормить? Как поведет себя стрела, закрепленная по-походному, если будет штормить? Как поведет себя в этих ситуациях лодка? И еще очень много различных как, на которые никто не мог дать заранее ответы. Вообще, мне кажется, что за годы нашей работы на головной лодке мы все так много и многим рисковали, что лучше об этом не вспоминать. Иначе получится довольно скучная и мрачная картина. Ведь, по-большому счету, нам повезло!! Когда мы шли назад в Северодвинск и находились в надводном положении море слегка разволновалось баллов до двух-трех и ИКУ выдержало ещё и первое испытание на прочность. Через два дня мы выходили на первый этап ходовых испытаний. Начиналось мероприятие «Куплет-2». Так получилось, что ни Председатель комиссии, ни один из его заместителей не смогли приехать на этот выход. Полномочия заместителя Председателя комиссии от разработчиков комплекса были даны мне, а от военных — В. М. Пьянову. Теперь уже наша команда была существенно больше. В ней были комплексники и специалисты по всем первым четырем подсистемам, по пульту и общекомплексным прибором, антенно-измерительная группа была представлена Баскиным, Лабецким и Андреевым, управлением ИКУ занимались Дмитриев и Болонин. Когда мы пришли в полигон, там нас ожидала совсем не штилевая погода с усиливающимся ветром. Лаовцы вместе с моряками быстро освободили стрелу и мы начали погружение по уже отработанной экипажем методике. Первый этап ходовых испытаний комплекса начался, как сказали бы на Флоте, фактически. Организационная особенность измерений с ИКУ заключалась в том, что за один цикл погружения нужно было выполнить как можно больший объем измерений. Просто «висеть» под водой с выдвинутой стрелой или просто двигаться, не производя никаких измерений, было недопустимо. Поэтому наша команда работала очень интенсивно, четко и слаженно, хотя и не без рабочих разногласий между антеннщиками-измерительщиками и первой подсистемой, где одним из главных действующих лиц уже был Б. А. Сидоров. Собственно идея измерений электроакустических характеристик антенн с помощью ИКУ была впервые реализована в 1975 году в рамках научно-исследовательской работы «Гряда» на основной антенне комплекса «Рубикон» для измерения её чувствительности. Это было на дизельной подводной лодке (пр. 641Б) и стрела была сравнительно небольшой длины (10–12 м). При использовании ИКУ значительно увеличивается точность измерений по сравнению с точностью традиционных измерений с использованием вспомогательных плавсредств, существенно повышается достоверность измерений за счет хорошей повторяемости результатов измерений и сокращается время проведения этих работ.

В самый разгар измерений у нас возникла неисправность в механической части системы управления положением гидрофонов. Предположительно мы решили, что по каким-то причинам застопорило кабель или кабель соскочил с направляющего ролика. Обсудив ситуацию, мы пришли к выводу, что для устранения неисправности необходимо всплывать, не заваливая полностью стрелу на борт, а оставив её в рабочем положении, т. к. опасались возможности разрыва кабеля. Володя Пьянов и я пошли к командиру. Высказав всё, что он о нас думает с хорошо всем знакомым «ёбть», Русаков отдал приказ о всплытии. Эта уникальная операция с блеском была произведена экипажем, а с обеспечивающего нашу работу СКР по радио сообщили, что наше всплытие было похоже на появление лохнесского монстра. Прав был наш командир, когда на наладочном выходе отрабатывал нестандартные ситуации с ИКУ. Наша ситуация была нестандартна вдвойне — всплытие с незаваленной стрелой да ещё при неспокойном море. Волнение моря оценивалось в 3 балла. Была сформирована «спасательная» команда, в которой номером один был Саша Болонин, сразу и безапелляционно заявивший, что устранять неисправность будет он. В состав команды входил ещё монтажник-лаовец, два моряка из экипажа лодки и я. Мы одели на себя спасательные жилеты и специальные пояса, к которым с помощью карабина был прикреплен фал, оканчивающийся также карабином. Когда мы выбрались в ограждение рубки, волны переваливались через лодку с борта на борт и нам приказали подождать с выходом на палубу пока лодка медленно разворачивалась носом на волну. Как только мы ступили на палубу, то сразу же зацепили карабины за низкий леер левого борта и начали медленно продвигаться в нос к башне поворотного устройства, которая теперь служила своеобразным молом, о который разбивались волны. Добравшись до башни, Саша отцепился от леера и к его карабину был прикреплен другой карабин от длинного страхующего фала, который держали моряки, и он начал переход по фирменному набору на нос стрелы, а моряки постепенно освобождали страхующий фал. Монтажник-лаовец и я, в свою очередь, страховали моряков. Добравшись до оконечности стрелы, Саша с ловкостью циркового акробата начал распутывать кабель. Наше предположение подтвердилось-кабель соскочил с направляющего ролика и запутался в наборе стрелы. Вся операция вместе с возвращением в прочный корпус заняла примерно один час, за который мы все продрогли и промокли насквозь. Вернувшись, мы переоделись, я зазвал Сашу и лаовского монтажника в нашу генераторную, где мы, чтобы не простудиться, выпили по «соточке». Потом я пошел к старпому, который по моей просьбе приказал начальнику снабжения выдать мне одну тельняшку, которой я и наградил Сашу Болонина за самоотверженный труд. Чтобы лишний раз не рисковать, мы погрузились с заваленной на борт стрелой и продолжили наши работы. После долгой зимней стоянки в Северодвинске строители устранили все замечания Госкомиссии по приемке лодки и она внутри сверкала чистотой, замешанной на ещё свежем запахе краски. Перед самым выходом в море офицерская кают-компания приняла полностью законченный вид и на левом её борту, во всю её длину и высоту, появилась идиллическая картина (или панно) речного пейзажа средней полосы России. Широкая река, с одного берега к которой подступал лиственный лес, на середине реки небольшая лодочка с рыбаком, другой берег, заросший небольшими кустами и прибрежной высокой травой. Картина была выполнено в светло-зелено-голубых спокойных тонах и кому-то должна была напоминать о родных местах, кому-то о местах отдыха, кого-то просто успокаивать или предаваться различным мечтам. Но, как выяснилось чуть позже, почти все офицеры, которые были ещё совсем молодыми мужчинами, при каждом посещении кают-компании внимательно рассматривали одно и то же место в прибрежных кустах, где художник или специально, или так получилось случайно несколько сгустил краски и появились некие очертания. Эти-то очертания и привлекали к себе тщательное внимание, которые, в зависимости от степени фантазии каждого, кому-то представлялись просто стоящей в кустах девушкой, кому-то полуобнаженной, а кому-то совсем обнаженной и которые вызывали горячие и бурные дискуссии, явно не способствовавшие успокоению и умиротворению. Правда, возникавшее возбуждение плавно сходило на нет после первых же ложек супа, куда по долгу службы корабельный доктор капитан-лейтенант Саша подсыпал успокаивающие и умиротворяющие бромосодержащие вещества. Весь выход занял почти четверо суток. Первый этап ходовых испытаний был позади. Мы смывали с себя в котласских саунах запах лодки и, конечно, отмечали наш первый подэтап дружно пропетого «второго куплета».