Сергей Мишенев - Шпага мастера

• Название: Шпага мастера
• Автор: Сергей Мишенев
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-096361-4

Франция, начало XX века. В маленькую провинциальную школу фехтования поступает новый ученик. Поначалу он не блещет ни умением, ни обучаемостью, однако с его появлением вокруг фехтовальной школы происходят странные события. Масоны, представители Ватикана… А когда сходятся вместе тайна и большая политика, крови уже не избежать.

---

От собственных мыслей его на мгновение отвлек лишь звонкий крик мальчишки-газетчика:

– Конференция в Гааге! Война и человеколюбие!

Однако Филипп даже не повернулся, отметив лишь, что нужно будет повнимательнее ознакомиться с этим свежим выпуском в ресторане. Ловко сбив тростью жирного шмеля, который намеревался спикировать ему прямо на голову, маэстро пересек последнюю улицу и зашел в большую застекленную дверь.

Официант радостно бросился навстречу:

– Маэстро, добро пожаловать! А у нас как раз свежие креветки в белом вине, не желаете ли попробовать?

– И кофе, как обычно, – буркнул Филипп, устраиваясь на лучшем месте возле большого окна. Несколько лет назад, по требованию маэстро, владелец ресторана соскоблил с этого окна пеструю рекламную надпись, гласившую что-то о спагетти и лазанье, и теперь открывающуюся отсюда перспективу ничто не загораживало.

Как и предполагал маэстро, на столике его ждал аккуратно сложенный свежий выпуск газеты. Заголовок на первой странице подтвердил слова уличного газетчика: «Четвертая конференция в Гааге». Далее следовал текст, снабженный фотографией: в большой зале, за огромным овальным столом солидные седовласые мужчины внимают председательствующему – такому же седому мужчине, с красивой пророческой бородой, разделенной надвое. Подпись под фото поясняла: председатель конференции, первый уполномоченный российской делегации, российский посол в Париже, действительный тайный советник Александр Иванович Нелидов.

Маэстро пробежал текст глазами. В целом речь шла об ограничении прав воюющих сторон в области применения средств поражения. Тема показалась Филиппу интересной, и он по привычке принялся выискивать глазами какое-нибудь упоминание об искусстве фехтования на войне. Просмотрев описание тринадцати принятых конвенций: об использовании ядов, о применении боеприпасов, созданных с целью причинить излишние страдания, об ударах по незащищенным городам, о запрещении метания снарядов и взрывчатых веществ с воздушных шаров и т. п., – он раздраженно отбросил газету. На память невольно пришел вчерашний спор приезжего русского офицера с Пьером и Ромэном.

«Может, просто выгнать этого поклонника спорта из школы?» – мелькнула малодушная мысль. Но маэстро тут же одернул себя – в этом не было бы никакого смысла, а офицер – как бишь его… Серж, кажется… – ученик платежеспособный и занимается исправно. Он приехал в Керкиньян меньше месяца назад, по каким-то своим делам. Веселый, шумный, с замашками опереточного гусара, но в бою упорный и злой. Интересно, что в первый раз маэстро увидел его не в зале, а как раз здесь, в «Пятом угле». В тот день, зайдя в ресторан, Филипп вынужден был наблюдать отвратительную картину: собрав возле себя трех девиц легкомысленного вида, незнакомый офицер с закрученными усишками стоял прямо на столе и шумно пил водку с клинка сабли.

«Пожалуй, испорчу ему ближайший урок. В назидательных целях», – подумал Филипп, нетерпеливо посмотрел в окно и, наконец, увидел того, ради кого он сегодня пришел в этот ресторан. В направлении пятиугольного перекрестка неспешно двигался человек в сутане священника. Несмотря на странное внешнее сходство с маэстро Дижоном, внутренне этот человек заметно отличался от Филиппа. По крайней мере – в эту минуту. Его округлое лицо излучало довольство и миролюбие, и лишь в глазах то и дело мелькала искорка, совершенно не свойственная служителю культа. Искорка любопытства.

Во всяком случае, священник не прошел мимо газетчика, а приобрел у него свежий выпуск и даже остановился на минуту, чтобы о чем-то с ним побеседовать. Наблюдая эту сцену из своего окна, Филипп Дижон даже ногой топнул в нетерпении. «Вот ведь, святоша, – подумал он, – знает же, что я жду его, но совершенно не торопится!»

Наконец, священник отпустил мальчика, благословив его на прощание, и только тут, как показалось, заметил Филиппа, который, прильнув к самому стеклу, всем своим видом выражал нетерпение.

* * *

Заведение принадлежало семье итальянцев, поселившихся в Керкиньяне много лет назад. Его внутренняя обстановка вполне соответствовала вкусам маэстро Дижона. Просторное помещение с очень большими, по современной моде, окнами, освещалось электрическими хрустальными люстрами, придавая всему пространству ощущение какой-то театральности. Расстояние между столиками позволяло беседовать, не опасаясь, что соседи окажутся невольными слушателями или, того хуже, захотят присоединиться к общению. Мебель, подобранная в модном стиле модерн, в том числе – изящные венские стулья, была выкрашена в авангардный молочно-белый цвет, сияя необычайной чистотой и новизной. Особенно выигрышно столы и стулья смотрелись на фоне темного пола, который был покрыт еще одним модным достижением современности – толстым бесшовным линолеумом.

Некоторый диссонанс производило лишь старинное кресло орехового дерева с коричневой кожаной обивкой. Но его вносили в зал только при появлении Филиппа, и лично для него. Все остальное время кресло бережно укрывалось в маленькой кладовой вместе с ведрами, швабрами и прочим необходимым инструментарием.

– Ну вот скажи, за что на меня свалилось это испытание? – маэстро Дижон распалялся все больше.

Устриц в белом вине сменила бутылка итальянского каберне, изрядный кусок испанского хамона и блюдо из нескольких сортов пармезана. Собеседник учителя деликатно молчал, рассматривая крошечную чашечку кофе, отщипывая по маленькому кусочку сыра и дожидаясь, по всей видимости, когда Филипп хоть немного выпустит пар.

– Это что, Бог меня испытывает?

– Бог любит тебя! – Священник, наконец, снисходительно улыбнулся. – Любит и посылает нового, необычного ученика, чтобы скрасить однообразие твоей нынешней жизни.

Отец Лукас уже много лет служил в маленькой церкви Святого Антония на площади Республики. Собственно, именно от нее и начиналась улица Святого Антония, на которой, на некотором удалении от площади, располагалась школа фехтовальных искусств. Нельзя сказать, чтобы Филипп часто посещал эту церковь, – гораздо чаще отец Лукас сам по-соседски заглядывал в фехтовальный зал. Но еще чаще они встречались в этом итальянском ресторанчике, где Филипп сетовал на несовершенство мира, а отец Лукас вел с ним душеспасительные беседы.

– Вспомни, – продолжал священник, – еще на той неделе, за этим самым столиком, ты жаловался на невыносимую, убивающую все живое стабильность. Эту стабильность, к которой, по правде говоря, многие безуспешно стремятся всю жизнь, ты сравнивал со смертельной болезнью и требовал, чтобы я исправнее молился о твоем здравии! Я принялся молиться втрое настырнее – и вот результат!

Маэстро Дижон слегка расслабился и откинулся на спинку кресла. Этот старый священник умел тонко, едва заметно, пошутить на рискованные богословские темы и всегда знал, что, как и когда сказать своему горячему собеседнику. Вот и теперь, напомнив о недавней скуке, отец Лукас как будто бы смирил учителя с нынешним положением вещей.

– И все-таки посуди сам. Вчера у него был второй урок. И вот, когда мне показалось, что я наконец сумел донести до его сознания некоторые элементарные истины, он снова, ни с того ни с сего, стал спрашивать меня о естественности!

– Это естественно! Значит, твой первый урок сумел потрясти его воображение!

– Однако же я даю уроки не для того, чтобы потрясать чье-то воображение! Я ждал результата. Твердого и точного итога моих усилий. И ты знаешь, этот Альберт стал вдруг задавать вопросы как будто не просто так… Ну да! Он явно готовился специально, то ли для того, чтобы позлить меня, то ли для того, чтобы я порадовался за его эрудицию!

– Давай думать, что для того, чтобы ты порадовался – так всегда лучше. Так и о чем же он стал тебя так эрудированно спрашивать?

– Он спросил меня про Руссо.

Отец Лукас удивленно приподнял брови:

– Жан-Жак Руссо? Ты хочешь сказать, что он заговорил о концепции естественного человека?

– Да. Он с невинным видом попросил объяснить, каким образом принцип противоестественности классического фехтования смог появиться ровно в тот момент, когда мир сходил с ума от моды на естественного человека.

– Так ты ревнуешь?! – Отец Лукас явно развеселился. – Тебя шокирует то, что твой бесталанный студент повторяет твой путь развития! Ведь это же ты лет двадцать назад носился со своим сомнительным открытием о связи между концепцией естественного человека и противоестественностью фехтовальной классики! Кажется, ты раскрыл тогда какой-то масонский заговор!

– Ты совершенно напрасно иронизируешь. Я действительно раскрыл тогда масонский заговор. И если бы ты относился к этому более серьезно, я бы уже давно рассказал, что было дальше.

– И что же было дальше?