Гайда Лагздынь - Старые дневники и пожелтевшие фотографии

• Название: Старые дневники и пожелтевшие фотографии
• Автор: Гайда Лагздынь
• Издательство: Тверская областная типография
• Жанр: История
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-87049-681-8

Автобиографическая документальная повесть для детей и подростков о жизни ребят в предвоенные годы и в годы Великой Отечественной войны посвящена также педагогам и воспитанникам детских домов.

Книга может быть использована как хрестоматийный материал в процессе преподавания истории и как приложение к путеводителю по музеям в разделе «Дети войны».

---

— Там, — говорит Игорь, — тётенька сидит.

— Какая ещё тётенька? — спрашиваем Феликса.

— Замороженная.

Под самой стенкой баржи сидела женщина, прижимая колени к лицу. Весеннее солнце и ветры скинули с головы и плеч снежную маскировку.

— Может быть, это Симка? Она пропала без вести. Была партизанкой!

Мы пытаемся рассмотреть лицо женщины. Оно поклёвано птицами. Снова делается страшно.

— Нет, не Симка, — говорит кто-то из ребят. — Симка так не смогла бы. — И мы уходим, с трудом переставляя ноги по рыхлому липкому снегу.

ДОБЫТЧИКИ ОГНЯ

Придя из школы, уроки стараемся делать пока светло. Когда стемнеет, зажигаем светильник. Светильник сделан из консервной банки. В крышечку от заварного чайника просунули фитиль — скрученную верёвочку. В банке — керосин. Когда светильник горит, надо ножницами срезать нагар. Если долго при таком освещении посидеть, под носом скапливается чёрная сажа. Потому светильники и называют коптилками.

Спичек нет. Огонь добываем древним способом. Два камня и очень сухая ветошь в виде верёвки. Бьёшь камень о камень — искру высекаешь. Искра на тряпку падает. Тряпка тлеет. Теперь только успевай дуть потихоньку. Иногда час провозимся, пока огонь добудем. Потом приспособились. Стали друг к другу бегать. У кого-нибудь из соседей в печке всегда угли горячие.

Зимой появились спички, но не в коробочках с картинками. Это были тоненькие дощечки. Кончики надрезаны и покрыты той же смесью, что и спичечные головки, — сера с бертолетовой солью. Дощечки перевязаны в пачках по несколько штук. К ним приложена ещё одна — красновато-коричневая дощечка. Об эту — красно-коричневую и надо чиркать.

Однажды крашеную дощечку я засунула в пачку со спичками и провела по головкам. Спички разом вспыхнули. Я испугалась и не бросила огненную кучу. Руки мои сильно обгорели. На красно-коричневой дощечке был красный фосфор, а ожоги от фосфора долго не заживают.

ВОЕННЫЙ ТРОФЕЙ

Вся наша команда греется на ярком весеннем солнышке, ходит смотреть на понтон. Понтон рядом со взорванным волжским мостом. Это настил на плавучих бочках. Его охраняют солдаты в белых полушубках и валенках. По этому мосту днём и ночью идут на фронт машины, живёт наша страна. А ещё здорово, что наступила весна.

С карнизов домов свисают длинные тонкие сосульки. Я смотрю на эти сосульки, и мне кажется, что это острые прозрачные зубы матушки зимы. Солнце старается, а сосульки висят холодные, замороженные. Но если прислушаться, то словно монетка упала на лёд. А вот ещё и ещё прозвенело. Проходит секунда, и опять скатывается с сосулькиного носа прозрачная холодная капля. Ещё минута, узенькая струечка, будто тоненькая ножка, пробует землю. Сбежала струйка, коснулась льда и разлилась первой крошечной лужицей. Я радуюсь солнышку, сосулькиной песенке.

На огороде подтаял снег, и мы увидели снаряд. Снаряд лежал между грядок и мирно сверкал под лучами весеннего солнца. Мы вытащили его из ямки, поставили на круглое дно. Снаряд был большой, почти по грудь, и тяжёлый. Брат побежал в школу, чтобы узнать, что с ним делать. Мне не терпелось. Я прижала снаряд к животу и потащила. Шла огородами — напрямик, спотыкаясь о мёрзлые кочки и капустные кочерыжки. Вот прошла здание полуразрушенного детского сада. Вот и школьный двор. Снаряд поставила посреди площадки, села рядом на скамейку, жду. На крыльце показался Феликс, с ним взволнованный учитель по военному делу, как мы его называли — «Раз-два».

На уроке по военной подготовке «Раз-два» тренирует нас на четыре счёта становиться под ружьё. А ещё учит разбирать и собирать ружья, пулемёты, чистить их, бросать гранаты, прятаться в укрытия, идти в бой. Он всегда весёлый, подтянутый. Но сейчас «Раз-два» совсем не бравый. Он машет руками, бежит, загребая деревянной ногой, кричит:

— Чего расселась? Отойди! Взорвётся! Сейчас же отойди!

— Не взорвётся! — кричу я и вскакиваю. — Я с ним два раза падала, а он хоть бы что!

Потом приехали сапёры, увезли снаряд на машине, взорвали в поле. Говорят, что очень даже хорошо взорвался.

ВАРЁНАЯ ПТИЦА

Мы варим щи из первой кусачей крапивы и мягких листочков лебеды. На огороде вскопали гряды, чтобы посадить картофельные глазки. Глазки растим из картофельных очисток. Из очисток мама делает лепёшки. Где она их достаёт, мы не знаем. Картошку надо скоро сажать.

Недавно в городе заработала электростанция. Феликс смастерил электрическую плитку. На этой плитке соседка тётя Рая по утрам греет воду, чтобы размочить хлеб для Томки и Люськи. Им уже больше года, а зубов всё нет. Тётя Рая ловит ложкой в горячей воде кусочки хлеба, засовывает в рот девчонкам, приговаривая. «Мясо, мясо! Ешьте, мясо!»

Сегодня Игорь торжественно объявил, что будет кормить нас варёной птицей.

— Какой ещё птицей? — удивляемся мы.

— Обыкновенной.

— А где взял?

— Настрелял.

Игорь хорошо стреляет из рогатки, это мы знаем. А вот где он отыскал птиц? Это — загадка. От холода и голода погибло в этом году много птах.

Голубоглазая, с белыми кудряшками девчонка Люська сидит в железной кроватке, как за решеткой. Её выпускать нельзя. Мигом куда-нибудь уползёт. Худенькая Томка в одной распашонке, ноги — калачиком, закрыв глаза, потихоньку покачивается на голом диване. Томка убаюкивает себя. Она никуда не уползёт. Она слабая. Маленьких слабых детей сейчас много. Кормить нечем. Наша знакомая очкастая тётя Мария недавно заходила с внуком Пашей погреть ему еду. Маленький крошечный худенький мальчик этот Паша. Даже ручки просвечиваются. Маму у Паши взяли на фронт, так как она медсестра. Папу тоже. Вот тётя Мария его и нянчит. Ей надо работать, поэтому Пашу она отдала в ясли. Но там холодно и голодно, а он слабый. Он не может там быть. Питание на Пашу тёте Марии дают на руки. Бабушка пытается дать внуку жидкого супа, но он не берёт и плачет слабо, тоскливо. Вчера Паша умер.

— Наша Томка, — говорит Игорь, — тоже слабая, мама говорит, хоть бы умерла. Какая из неё девка получится? А мне жалко.

— Если жалко, чего ты её в одной распашонке держишь?

— Так проще, — уверил нас Игорь, — не надо штаны сушить.

При нашем появлении Люська подползла к спинке кровати, свесила ноги. Томка мигом проснулась, как щенок, заскулила тонко и тоскливо. Люська тут же начинает ей помогать.

— Есть просят, — говорит Игорь. — Мать на работе. Ничего не оставила. Сейчас! Ещё не уварилось. Сейчас мяса дам!

При слове «мясо» девчонки заскулили ещё больше. Мы с нетерпением смотрим на плитку, на которой стоит чугунок, ждём.

— Ладно, ничего, съедобное! — Игорь вытаскивает из чугунка какие-то тощие косточки, на которых присохло немного волоконец, раздаёт кусочки. Что-то не совсем вкусно, хотя и хочется есть. Мясо тёмное, жёсткое и горьковатое.

— Без соли всегда так, — успокаивает нас Игорь. Девчонки, причмокивая, сосут птичьи ножки.

Потом уж, много дней спустя, узнали мы, что Игорь накормил нас воронами.

ДРУЗЬЯ

Вот и первый праздник после освобождения города от фашистов — Первое мая. Мама где-то раздобыла несколько ложек белой муки и сделала на олифе нежного хвороста. Олифу — варёное льняное масло — вообще-то не едят, так как при варке туда добавляют вредную окись свинца. На олифе разводят краски. Об этом я узнала потом в школе. Но другого масла у мамы не было. Хвороста получилась маленькая тарелочка.

— Вот придёте с митинга, — сказала мама, — и поедим.

Вернулись мы с Феликсом из школы, скорее заглядываем в кухонный стол. Тарелка стоит, а хвороста нет. Пришла мама.

— Кто мог съесть хворост? — удивилась мама. — Пойдём спросим у соседа.

Игорь, как увидел нас, покраснел, стал похож на варёного рака.

— Я не ел. — А сам крошки с рубашки стряхивает.

Мы очень на Игоря рассердились. Целую неделю не дружили.

С ним мы часто попадаем в разные истории. В лес ходим километров за пятнадцать, грибов приносим по полной бельевой корзине. Идём босиком, обувь жалеем. Раз видим: прямо у дороги стоят красивые грибы. Брат говорит:

— Какие-то странные грибы. Вроде белые. А корень подрежешь — зеленеют?!

— Да что вы понимаете в грибах, — кричит Игорь. — Это высший сорт белого. Мне бабка Афросинья из флигеля говорила.

Ну, раз говорила бабка Афросинья, набираем по целой корзине, тащим. Пока тащили, они все позеленели. Очень ядовитыми оказались грибы. Был и такой случай. Ходили, ходили по лесу, проголодались. Смотрим — на высоких кустах растут ягоды красные, сочные, попробовали. Что-то отталкивающее в них. А Игорь и говорит:

— Совсем заелись! Это же винная ягода — дикая вишня.

— Вишня крупная, а эта — мелкая, — возражаем мы.

— Потому и мелкая, что дикая, — уверенно отвечает Игорь. Попробовали ещё разочек. Вроде, ничего. И давай есть. Поели, с собой прихватили, домой принесли. Мама, как увидела, всплеснула руками: