Борис Емельянов - История отечественной философии XI-XX веков

• Название: История отечественной философии XI-XX веков
• Автор: Борис Емельянов
• Издательство: ЛитагентБИБКОМd634c197-6dc9-11e5-ae5f-00259059d1c2
• Жанр: Детская образовательная литература
• ISBN: 978-5-7996-1363-1

Настоящее учебное пособие соответствует новому образовательному стандарту. В нем освещаются ключевые моменты развития отечественной философии за десять веков ее существования, дается анализ важнейших ее тем и направлений особенностей развития материалистической и идеалистической традиции.

---

Все исследователи творчества Л. Шестова обращали внимание прежде всего на его уникальную творческую манеру выражать свои мысли в форме философских эссе и афоризмов, очень похожую на манеру Ф. Ницше: «Вместо обширной и связной системы логических построений у него сжатые и отрывочные афоризмы, пленяющие своей художественной отделкой и законченностью. Вместо убедительной аргументации – ряды блестящих положений, поражающих своего смелостью, силою образов и неожиданностью оборотов»1241.

Философия Л. Шестова имеет две основных особенности. Прежде всего, как точно подметил Н. Бердяев, «Лев Шестов был философом, который философствовал всем своим существом, для которого философия была не академической специальностью, а делом жизни и смерти. Он был однодум. И поразительна была его независимость от окружающих течений времени. Он искал Бога, искал освобождения человека от власти необходимости. И это было его личной проблемой. Философия его принадлежала к типу философии экзистенциальной, т. е. не объективировала процесса познания, не отрывала его от субъекта познания, связывала его с целостной судьбой человека…»1242. Одновременно его философия была антропоцентрической и экзистенциальной, которая, опять же по словам Н.А. Бердяева, «предполагает, что тайна бытия постижима лишь в человеческом существовании. Для Льва Шестова человеческая трагедия, ужасы и страдания человеческой жизни, переживание безнадежности были источником философии»1243.

Л. Шестов является одним из самых значительных критиков рационализма и науки. Поэтому второй особенностью философии Л. Шестова была ее иррационалистическая направленность. Жизнь, считал философ, не может быть уложена в формы рационального мышления, которым не подвластны высшие проявления человеческого духа – чувство красоты, нравственность, вера.

Научный метод мышления, по Шестову, заставляет ученого при исследовании любого объекта, в том числе и человека, отвлекаться от всего личного, индивидуального, признавать право на существование в жизни человека только того, что есть в ней общего с внешним миром. Наука хочет перестроить жизнь согласно тому идеалу, который она нашла во внешнем мире. Но во внешнем мире нет цели, смысла, любви, печали, т. е. всего того, что делает человека человеком. Наука изучает внешний мир и совершенно равнодушна к вопросам жизни, поэтому не случайно, утверждает философ, ученые «проглядели трагедию нашего земного существования»1244.

Шестов выдвигает тезис о принципиальной несовместимости философии и науки. В философии исходным пунктом должен быть человек, «философия должна начинаться там, где возникают вопросы о месте и назначении человека в мире, о его правах и роли во Вселенной и т. д.»1245. А объективная наука не может решить проблем, стоящих перед человеком, так как человек вообще недоступен научному познанию как таковому. Философия, считает мыслитель, должна исходить из предпосылок, прямо противоположных научным. Она не наука, а «искусство, стремящееся прорваться сквозь логическую цепь умозаключений и выносящее человека в безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинаково возможно и невозможно»1246. Кроме того, философия должна быть философией человека, а его можно понять, «лишь живя всей его жизнью, сходя с ним во все бездны его страданий, вплоть до ужаса отчаяния, и восходя до высших восторгов художественного творчества и любви»1247.

Свою философию Шестов называл философией трагедии. По его мнению, истинная философия не может не быть философией трагедии, так как она должна отражать жизнь, полную страданий. Трагедия и есть переживание страданий, безнадежности, одиночества, «когда человек вдруг, к своему ужасу, видит, что все красивое a priori было ложью, тогда впервые овладевает им тот безудержный дух сомнения, который в одно мгновение разрушает стены старых воздушных замков. Сократ, Платон, добро, гуманность, идеи… бесследно исчезают в пространстве, и человек перед лицом своих ужаснейших врагов (скептицизм и пессимизм) впервые в жизни испытывает то страшное одиночество, из которого его не в силах вывести ни одно самое преданное и любящее сердце. Здесь-то и начинается философия трагедии. Надежда погибла навсегда, а жизнь есть, много жизни впереди»1248. Такое противопоставление науки и философии привело мыслителя к противопоставлению научных и философских истин. Он считает, что истина по своему существу не может быть объективно-всеобъемлющей и обязательной для всех. Общедоступными, самоочевидными истинами, пропитанными утилитаризмом, закрывающими от человека все необычное в мире, занимается наука. Предметом же философии должно быть такое знание, к которому можно приобщиться, но которое невозможно передать всем, т. е. превратить в проверенные и доказательные общеобязательные суждения. Человек должен истину не знать, а находиться в ней, т. е. она неотделима от его существования как форма психического состояния личности, она акт его индивидуального творчества и имеет личностный характер. Философ не останавливается перед крайним релятивизмом, заявляя, что «истин столько, сколько людей на свете»1249. Но и этого ему кажется недостаточно, и спустя несколько лет он добавляет: «истин больше, чем людей, ибо один и тот же человек сегодня думает так, а завтра иначе»1250.

Истина открывается не всем, но лишь отдельному человеку, когда он погружен в одиночество, когда он не связан ни с обществом, ни с людьми никакими узами, когда все законы, придуманные людьми, перестают тяготеть над ним. «Когда человеком овладевает отчаяние, а безнадежность существования становится его действительностью, тогда человеку открываются величайшие истины»1251. Один из основных аргументов Шестова против разума состоит в том, что разум действительное делает вечным, неизменным. Разум стремится не узнать действительность, а понять ее, т. е. принять, оправдать, приспособиться к ней.

Классический рационализм рассматривал свободу как познанную необходимость: достаточно человеку познать, что необходимость есть необходимость его собственного разума, как он освободится от порабощения внешней необходимостью. Средством достижения свободы он объявил разум, познание. Но дело в том, что преодоление необходимости лишь в мысли не есть преодоление ее в действительности. Это хорошо почувствовал Шестов. Просто знание еще не дает свободы. Знание немыслимо без идеи необходимости, исключающей свободу. Свободы можно достичь только вопреки разуму и знанию.

Разумной общеобязательной истине Л. Шестов противопоставляет истину Откровения, преимущество которой в том, что она не носит принудительного характера, свободно принимается или не принимается.

Истина Откровения, постигаемая через причастие к Божественному, не может принять форму общеобязательного суждения. Божественное не может быть выражено в идее, принципе, утверждении. Если научная истина общезначима и может быть передана и сообщена другим, то «личная» истина принадлежит только ее творцу и при первой же попытке передать ее другим перестает быть истиной. Истины Откровения «только на мгновение вспыхивают и тотчас гаснут», они не нуждаются в общем признании и какой-либо проверке, Кроме того, Откровения появляются на свет «голыми», без словесной оболочки, и облечь их в слова очень трудно, это целое искусство.

Вторым злом, с которым борется Л. Шестов, является всемогущая, равнодушная к судьбе человека необходимость. Ничто в мире не может произойти вопреки необходимости, и в таком мире люди чувствуют себя «бессильными колесиками» одной большой машины, и «вся человеческая жизнь превращается в тяжелый мучительный сон, в непрерывный кошмар»1252.

Необходимости подчинено все: наука, разум, мораль; в обществе отдельное подчиняется общему, растворяется в нем. Человек до такой степени принадлежит обществу, что вынужден быть не самим собой, а таким, каким его соглашается принять окружающая среда. Человеку легче принять то, что ему чуждо, даже ненавистно, но принимается всеми, чем-то, что ему близко и дорого, но всеми отвергается.

Задачу человека Шестов видит в освобождении от власти мертвой необходимости и подчинении ее себе, т. е. приобретении вновь свободы.

Проблема свободы рассматривается им на основе библейского мифа о грехопадении. Мир и люди были сотворены Богом по своему образу и подобию из «ничего» – свободными, совершенными, всемогущими. В мире не было зла и греха, который порождает зло. Человек обладал абсолютной Божественной свободой и мог выбирать – быть злу или не быть, т. е. он мог не допустить, чтобы зло вошло в мир. Для человека не было ничего невозможного. Бог предупреждал человека, что если тот сорвет плод с дерева познания, то «смертию умрет». Но змей убедил человека, что знание придаст ему силы и он будет равен Богу. Человек стал знающим, и ему открылось, что в сотворенном мире, кроме добра, есть также зло. Вместе со знанием в мир вошел грех, а за грехом и зло. Знание отдало человека во власть несотворенных и эмансипированных от Бога истин, превратило действительное в необходимое. Люди, отягощенные первородным грехом, т. е. знанием того, что все, что есть, есть по необходимости, навсегда утратили свободу. Шестов допускает, что в рамках эмпирического мира у человека есть определенная свобода, но чем серьезнее проблема, стоящая перед человеком, тем меньше у него свободы действий.