Валерий Шамбаров - Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства

• Название: Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства
• Автор: Валерий Шамбаров
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906842-95-4

Наша страна, с ее огромной территорией и природными богатствами, всегда была «лакомым куском» для алчных иноземных захватчиков. Но не всегда ее удавалось покорить силой оружия. В таких случаях оставался захват изнутри – использование на нашей территории людей, которые вели бы активную пропаганду, перемежающуюся с определенного рода подрывной деятельностью. У такого явления есть термин – «Пятая колонна». В истории нашей страны примеров такого воздействия, примеров предательства веры и Родины, подлости ради «тридцати сребреников» множество…

На кого работали заговорщики в эпоху Ивана Грозного? Кто стоял за организацией Смуты? Почему на Украине простой народ во все времена хотел быть вместе с русскими, а руководство раз за разом предавало? И почему измены в России до сих пор остаются постоянно действующим фактором внутренней и внешней политики?

На эти и другие вопросы вам ответит новая книга известного писателя Валерия Шамбарова «Иван Грозный против «Пятой колонны». Иуды Русского царства».

---

Ну а рядом с царем очутился вдруг некий священник Сильвестр. Он происходил из Новгорода. Известно, что он сам и его родственники вели очень крупную торговлю за рубежом. В Москву он перебрался незадолго до пожара и был назначен священником в Благовещенский собор. Хотя это была «семейная» церковь великих князей. Без протекции поступить туда было невозможно. Но к митрополиту он никакого отношения не имел. Их взгляды на церковные вопросы коренным образом различались. Святитель принадлежал к иосифлянам, позиция Сильвестра была близка к нестяжателям. На вопрос, кто помогал устроиться этому человеку, исследователи отвечают однозначно – Адашев.

А во время катастрофы он же провел Сильвестра к государю. К Ивану Васильевичу священник явился то ли в день пожара, на фоне дыма и зарева, то ли сразу после него. «С видом пророка», с горящим гневным взглядом, потрясая поднятым к небу перстом. Объявил, что Господь карает Москву за грехи царя. Сослался на угрожающее видение, якобы бывшее ему от Бога. Позже Иван Грозный вспоминал, что Сильвестр напугал его «детскими страшилами». Но в тот момент «страшила» подействовали, и еще как! Царь признавался: «От сего убо вниде страх в душу мою и трепет в кости моя и смирися дух мой».

Напугать царя было совсем не трудно. Москва бушевала, лилась кровь. 29 июня заговорщики сделали новый ход. Пустили слух, будто Глинские призвали крымского хана, а сами прячутся в Воробьеве. Толпы двинулись к Ивану Васильевичу требовать их выдачи. А режиссеры мятежа позаботились подвезти оружие, раздавали людям копья. Их слуги формировали отряды, вели «боевым обычаем». Москвичей науськивали, будто царь знал о планах Глинских, а сейчас прячет их. Впоследствии Иван Васильевич подтверждал: «Бояре научили были народ и нас убити».

Вот в этот момент «верного» Адашева почему-то рядом не было. Под рукой царя не нашлось и никаких воинских сил. Некому оказалось даже увезти его подальше от восставшей столицы! Когда пришли мятежники, царь «удивися и ужасеся», но «не учини им в том опалы». Вступил в унизительные переговоры, обещал разобраться. Хотя и подстрекатели просчитались. Видимо, рассчитывали, что разбуянившаяся чернь убьет Ивана, а там и спросить будет не с кого. Однако народ вовсе не был настроен против царя. Москвичи любили его, шли карать лишь «измену» Глинских. Убедились, что их нет в Воробьеве, и стали расходиться. А сами заговорщики поднять руку на царя не рискнули – народ на копья поднимет.

Что ж, уничтожить Ивана Васильевича не получилось – зато как нельзя лучше удался другой вариант. Захватить его под свое влияние. На царского духовника Бармина тут же выплеснули клевету, будто он был одним из главных смутьянов, подстрекал народ к мятежу. Его отстранили с поста настоятеля Благовещенского собора и отправили в монастырь. Место опального занял Сильвестр. Он «ковал железо, пока горячо». Насел на государя, устрашал карами – дескать, за грехи Ивана Васильевича они обрушатся на всю страну. Призывал к покаянию и «исправлению».

Дожал, добился своего. Царь принялся упрашивать Сильвестра, чтобы тот стал его духовным наставником. А священник еще и кочевряжился, делал вид, будто колеблется. Наконец, милостиво согласился. Но потребовал от Ивана Васильевича полного и безоговорочного послушания. Государь со слезами принял условие… Что ж, метод был уже опробованным. Напомним, Василию III подсунули в советники «старца» Вассиана Косого. И точно так же к Ивану IV протолкнули Сильвестра. Но охомутали царя гораздо сильнее, чем его отца.

Курбский и поверившие ему историки нарисовали очень красочную картину, насколько благотворно Сильвестр и Адашев повлияли на властителя России. Заставили его отказаться от пороков, изменить образ жизни. Новые советники установили на Руси мудрые и справедливые порядки, начали проводить реформы. Но если мы сопоставим эти рассказы с реальными фактами, во многом можно усомниться. После встречи с Сильвестром Иван IV и впрямь изменил образ жизни, «потехи царские, ловы и иные учреждения, еже подобает обычаем царским, все оставиша». Не беспутство, а те развлечения, которые были приняты для государей, «еже подобает обычаем царским». Иван Васильевич вообще отказался от отдыха, отдавая себя только делам и молитвам.

А серьезных пороков за ним, по сути, и не было! Не лишним будет обратить внимание: проповедь Сильвестра могла оказать воздействие только на очень набожного и чистого душой государя. Так в чем же ему пришлось каяться? Нет, грехи были связаны вовсе не с жизнью монарха, а с его царским служением. Он допустил, что в его государстве творились беззакония и несправедливости! В то время на Руси знали, что бедствия приходят не случайным образом, а являются Божьим наказанием. Но в народе понимали, что государь по своему возрасту не мог отвечать за них. Все летописи видели причину напастей в том, что что умножилась «неправда от вельмож». И лишь Сильвестр допустил подтасовку. Возложил вину персонально на Ивана Васильевича.

Для покаяния государя существовало еще одно важное основание. О нем свидетельствуют несколько фактов. В сентябре 1547 г. Адашев отвез в Троице-Сергиев монастырь царский вклад, 7 тыс. руб. Колоссальную сумму! Для сравнения, заупокойный вклад по Василию III составлял 500 руб. По какой же причине вносились деньги? Откупиться от Бога, умилостивить его? Нет, православие не знало практики индульгенций. Вклады были платой монахам, которые в последующие годы, десятилетия (или столетия!) будут молиться о чем-либо. Но никаких условий, сопровождающих огромный вклад, в монастырских архивах не отмечено! Зато проговорился Курбский. Он процитировал высказывание, сделанное царем в то время: «Аз от избиенных от отца и деда моего, одеваю их гробы драгоценными оксамиты и украшаю раки неповинные избиенных праведных».

Ивана Васильевича убедили, что действия Ивана III и Василия III по собиранию державы и наведению твердого порядка были неверными! Заговорщики и мятежники, казненные и умершие в опалах, пострадали невиновно! Были «праведными»! А великий «грех» предков ложился тяжким грузом и на самого царя. Поэтому он посмертно амнистировал всех, кого постигли наказания, давал вклады о их упокоении и хотел отмолить «вину» отца и деда. В таком случае становится ясно, почему отсутствует запись о причине вклада. Она была тайной, передавалась Адашевым устно. Или запись была изъята позже, когда государь разобрался в обмане.

На самом же деле в России произошел очередной переворот. Кардинально поменялся состав правительства. Высший придворный чин, конюшего, носил Михаил Глинский. Получив известия о мятеже в Москве и убийстве брата, он переполошился, что его тоже прикончат. Вместе с близким к нему князем Турунтаем-Пронским вознамерился бежать в Литву. Но противники присматривали за ними, сразу организовали погоню, и они сдались. Царь и бояре судили их. Учли, что они удирали не ради измены, а со страха, и серьезных наказаний они избежали. Но Глинского лишили чина конюшего и отправили с Пронским в ссылку, конфисковав значительную часть их имений.

В Боярской думе возвысились все те же Шуйские, Ростовские, Федоров, Палецкий и др. Сильвестр на словах выступал горячим поборником самодержавия, но сводил эту идею не к полномочиям царя, а только к его ответственности перед Богом. Принялся регулировать Ивана Васильевича и в духовных, и в светских делах, взял под контроль даже его семейную жизнь, диктуя, как и когда ему общаться с женой. Подтверждалось, что царь должен защищать «правду», но одновременно внушалось, каким грехом являются гнев и ненависть, во главу угла выдвигались кротость и смирение.

Вместо единовластия Ивану IV вбивали в голову необходимость «согласия», уговорили поделиться властью с Думой, с братом Юрием и двоюродным братом Владимиром Старицким. Указы стали издаваться коллективные, от всех вместе: «Мы с братьями и боярами уложили…» Хотя Владимир был еще мальчишкой, им полностью руководила мать, вдова мятежника Ефросинья Старицкая. А Юрий, глухонемой от рождения, не мог развиваться нормально – методик обучения глухонемых еще не существовало. Но его женили на дочери князя Палецкого, участника многих заговоров. Этот крамольник стал определять «голос» царского брата.

Ну а ближайшие советники Ивана Васильевича выдвигались по рекомендациям Сильвестра и Адашева. Вокруг государя формироваться круг людей, как предполагалось, честных и мудрых. Курбский назвал их Избранной радой. Он писал свои сочинения для иностранцев и применил польское обозначение. По-русски это соответствовало ближней думе. Как назывался этот орган в действительности, никто не знает, он был незаконным и в официальных документах не упоминается. А вошли в него Курлятев, Курбский – друзья Адашева, Шереметевы, Воротынский, Одоевский, Серебряный, Горбатый, Лобанов-Ростовский.