Борис Мисюк - Час отплытия

• Название: Час отплытия
• Автор: Борис Мисюк
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Герои повестей В. Мисюка — моряки, рыбаки, как и сам автор, прошли школу трудных штормовых путин, познают дружбу, испытывают разлукой верность, бедой мужество. Их жизненный путь исполнен борьбы, нелегкого постижения высоких истин, любви и верности. Вагон «товарняка» колесящего через всю Россию с востока на запад, бездонный трюм громадной плавбазы, капитанский мостик рыболовного сейнера, долины и рощи курильского острова Шикотан, — вот далеко не полная «география» повестей, составивших эту книгу.

---

Вольные пространства под капами, где могли разгуляться щетки, быстро кончились. Пришлось брать тряпки в руки, чтобы лавировать в переплетениях труб и кабелей, в узких коридорчиках между подвесными цистернами и бачками. Там особенно много скопилось грязи и пыли, круто замешенной на машинном масле. Похоже было, не один год в эти темные места не заглядывали ни тряпка, ни кисть.

Грязная вода каскадами сбегала из-под рук на переборке, оставляя широкие светлые борозды: антинакипин разъедал даже старую краску. Когда закапало и потекло на плиты, к ним наверх поднялся вахтенный моторист, или по-машинному мотыль.

— Эй, бригада, вы че не предупредили, что мыть начали? Нам же на плешь капает!

Он застелил края решеток брезентом, и с минуту смотрел, как орудуют ребята щетками и тряпками. Коля опустил свою подвеску ниже всех: он работал, как и говорил, проворней других. Моторист, встав на цыпочки, заглянул в его ведро.

— Это ж антинакипин!.. А я думал, мылом моете. Во даете, гвардейцы! А че ж без перчаток? Руки небось не у завснаба получили?

— Да-а, — заныл Мотылек, — дед не дает. Говорит, нету.

— Че ж ты, корешок, сразу к нам не спустился? Не-е, парень, так вы много не наработаете, — покачал головой мотыль, — так у вас к вечеру все руки язвами пойдут. Вы ж матросы, — обратился он к Коле с Витосом, — вот и сходили б к старпому — давай, мол, чиф, перчатки, мы ж твои кадры…

Коля спрыгнул с подвески, юркнул по трапу куда-то вниз. Мотылек вынул сигареты, царски щедрым жестом протянул Витосу:

— Кури, пока наш «бугор» бегает.

— Не курю, — отрезал Витос.

— Здоровье бережешь?

— Берегу.

Мотылек успел сделать всего две-три затяжки, как появился Коля, развел руками:

— Тю-тю, хлопчики. Эдуард Эдуардыч к деду послал. У него, говорит, есть точно, хорошо, говорит, попросите.

— Все понятно, — скорчил гримасу Мотылек. — Пошел я вниз.

Он съехал по релингам трапа. Витос, задумчиво глядя вслед ему, сказал:

— Я раньше тоже так катался, по школьным перилам, пока…

— А я и сейчас так катаюсь, — успел вставить Коля и улыбнулся.

— …пока один раз не располосовал обе ладони. — Он отер руки о штаны и стал разглядывать белые, уже разбухшие от едкого раствора ладони. — Кто-то повтыкал в перила обломки лезвия…

— Есть же такие подлецы! — выпалил Коля. — А деда возьми, чем он лучше? Тоже хорош, шельмец!..

— Лучше, — убежденно сказал Витос.

— Тем, что подсунул нам это, — Коля кивнул на ведро с раствором, — и перчаток не дает, да?

Перед внутренним взором Витоса возникла веселая кошачья физиономия деда, губы его, произносящие «ну и пувемет».

— А может, у него их и в помине нет, может, он давно их выменял на эти самые форсунки. Может, без них и двигатель бы «скис», и база бы стояла, и никто б ничего не заработал…

«Оттого, что в кузнице не было гвоздя», — мысленно добавил Витос.

Вчерашнее свидание подняло душу счастьем, и какие перчатки, какой антинакипин могли сейчас затмить этот солнечный свет!

— Может, может, — проворчал Коля и брезгливо взял в руки тряпку.

Они вдвоем успели вымыть изрядный кусок переборки, когда на третьих решетках появился наконец Мотылек. В руках у него была яркая консервная банка из-под ананасного сока, который на днях продавался в судовой лавке. В банке был солидол.

— Налетай, ребята! — сказал Мотылек, словно угощал всех соком, и сам первый поддел на палец кусок повидла-солидола. Коля с Витосом соскочили с подвесок и намазали себе кисти рук. Поверх натянули рыбацкие вязаные перчатки, и работа пошла веселее. Вначале еще перекидывались короткими репликами, шутками, а потом увлеклись и засопели в одиночку. Объединялись, лишь когда передвигали подвески.

Два часа прошли в работе незаметно. На перекур Мотылек предложил спуститься в машину. Стащили с рук набрякшие солидолом и отбеленные раствором перчатки, соскользнули по двум крутым трапам и очутились в грохочущем машинном мире.

Наверху куда тише. А здесь грохот окружает тебя со всех сторон — с уханьем бомбит сверху, из гигантских цилиндров главного дизеля, двигатели-вспомогачи обстреливают с флангов, хищно чавкают отовсюду бесчисленные клапана и насосы, В этом бешеном грохоте, чиханье и чавканье нет ничего не только человеческого, но и звериного. Тигриный рык, леденящий душу, по свидетельству охотников, здесь наверняка показался бы им приветом из живого, милого сердцу мира природы.

Сложный машинный мир. В нем попросту глохнешь, думает Витос, невольно тряхнув головой. А молодой здоровяк механик, тронув за локоть моториста, показывает пальцем на очумелых матросов, что-то кричит прямо в ухо мотористу, и оба, довольные, улыбаются. Внезапный трезвон прерывает машинную идиллию, пронзает даже грохот. Механик бросается прямо на Витоса, толкает его плечом и хватает какую-то ручку над головой. Насмерть перепуганный Витос отпрыгивает в сторону и круглыми глазами следит за его действиями: поворот ручки прекращает звон, стрелки машинного телеграфа, так напугавшего парня, сходятся на надписи «стоп». Механик уже стоит у подножия главного двигателя и снова улыбается. Раз — и он одним движением укрощает ревущую стальную громаду. Что-то где-то оглушающе шипит, всхлипывает, всхрапывает и, наконец, угомоняется, смолкает. Треск вспомогачей кажется теперь игрушечным. Можно и оглядеться.

Заснувшее чудовище-дизель дышит на тебя через все поры горячим маслом, запахом жареной конопли — неживым, хоть и жарким, машинным потом. Витос осторожно прикладывает ладонь к его крашенному под слоновую кость боку и отдергивает — горячо. Коля рассматривает приборы на пульте управления. Мотылек подходит к Витосу:

— Айда, покажу тебе судовую электростанцию.

Витос с готовностью шагает за ним. Через овал клинкетной двери они, а следом и Коля Худовеков, попадают во второй зал, размерами ненамного уступающий первому. Здесь «молотят» полдюжины дизель-генераторов, дающих ток на лебедки, транспортеры, насосы, освещение и на другие нужды плавбазы.

— По-нашему, «динамки» называются, — гладит дизеля Мотылек. — Каждая на пятьсот «лошадок». Здорово, а?

Ему приходится кричать, а слышно его как сквозь вату. Да-а, думает Витос, работа здесь не подарок. В это время подходит здоровяк механик, поднимает одну из плит рядом с «динамкой». Под плитами оказывается пространство в метр высотой, заполненное сплетениями труб. Стоя на коленях, механик отыскивает нужную ему трубу, нащупывает под ней краник, возится с ним. Перед мысленным взором Витоса на миг появляется родной дунайский берет — кусты, бурьян я бульдозер, роющий котлован под фундамент будущего дома. Рыча, как вот эта «динамка», бульдозер срывает с земли покров, и обнажаются под ним сплетения разноцветных и разнокалиберных корней. Машинный мир, оказывается, так же сложен, как природа, думает Витос. Додумать ему не дает Коля, дергает за рукав, показывает на часы, машет — пошли.

— «Невегко на свете пастушонку Пете, трудно с хворостиной управлять скотиной» — так встретил их наверху дед и, когда Коля заулыбался, добавил: — Чего увыбаешься? Я уже повчаса тут стою, а комсомовьской бригады свед простыв.

— Что, и покурить нельзя? — это Мотылек.

— Кури, но, гвавное, не забывай: отчет по практике я подписывать буду. Чтоб это посведний раз быво! — погрозил он пальцем и отчалил вниз, в машину.

После обеда перешли на вторые решетки, в тесноту и духоту, насыщенную угарными парами. Двигатель снова гремел и дрожал, как вулкан: плавбаза носилась по Берингову морю за траулерами, а те — за рыбой. Работали почти без перекуров, и, изрядно очумев на вторых решетках, бригада к концу дня, себе на удивление, осилила помывку машины.

Наутро надо было красить, а «бестолковки» трещали по швам у всех троих. Мотылек не выдержал первым:

— Схожу я в лазарет, братцы, возьму каких-нибудь пилюль.

— И на нас захвати, — вяло согласился Коля.

Жизнь катила дальше ледяные синие волны свои.

Плавбаза «Удача» по-прежнему мерила мили, гоняясь за рыбой. Дизель то ревел, то замолкал, и трое маляров, обалдев от грохота и испарений, видели сквозь решетки, как мечутся по плитам механик с мотористом у десятков насосов, компрессоров и прочих механизмов, кормящих и поящих гремучее сердце гигантского судна.

На последний перекур, уже по уши в белилах, ребята выбрались наверх, на вертолетную площадку. Сидели, прижавшись спинами к теплой дымовой трубе, глотали вкусный мороженый воздух, молчали. Каждый думал свою угрюмую думу. Витос размышлял о том, что человек создал машинный мир по образу и подобию природы, но, уставясь на чаек, повисших в небе за кормой, он выводил: природа совершенна, а вот машинному миру до совершенства ой-е-ей как далеко.

Не оторвись Коля Худовеков от теплой трубы. Мотылек так и вообще бы задремал. И бригада, приходя в себя и с неохотой расставаясь с синим морем, предзакатным солнцем и ядреным воздухом, двинула в машину на подвиги, расписанные дедом по «пвану» на три дня. После чего Коля возвращался в старпомовскую вахту на руль, а Мотылек с Витосом — по своим службам для дальнейшего прохождения нелегких морских наук.