Александр Бойм - Летние истории

• Название: Летние истории
• Автор: Александр Бойм
• Жанр: Русская классическая проза

---

Соскочив с подоконника, Рома прошел по комнате в поисках, пока наконец не придумал продолжения:

— Видишь ли, ты считаешь, что поступила нехорошо. Тебя, наверно, мама так воспитала. ПОРЯДОЧНЫЕ ДЕВУШКИ В ПОСТЕЛЬ С МАЛОЗНАКОМЫМИ МУЖЧИНАМИ НЕ ЛОЖАТСЯ!!! — отчеканил он, — да?

И продолжил, не дожидаясь кивка. Какие уж тут, к дьяволу, кивки, что он сам не знал, что ли?

— Стремясь остаться порядочной девушкой, ты начинаешь придумывать любовь. Тебе кажется: если любовь, то можно и без правил, тогда не стыдно. Я прав?

— Не знаю: — она вдруг распахнулась ему навстречу улыбкой, — ничего я не знаю, я такая дурочка., - постаралась она свести разговор в шутливость.

— А ты ведь ничего плохого не сделала. Мы поступили так, как нам хотелось, и все получилось замечательно. Так что уж, пожалуйста, не придумывай ты ничего, не усложняй нам жизнь!

— Хорошо, я постараюсь.

— Тогда вставай, — улыбнулся он, — пойдёем завтракать.

— Ой: — протянула она, — давай не пойдёем:

— Ну, как бы, кушать хочется.

— Может, здесь чего-нибудь придумаем? Или, может, попозже? — попросила она.

— Ну, давай: — неохотно протянул он, ложась на кровать.

Ей нравилась тёемная полоска бегущая вниз от пупка, нравился красивый голубой отлив выцветшей джинсы, нравилась лёегкая волна, забранных в косичку волос.

Забытый на виске одинокий завиток вызвал у нее прилив непереносимой нежности, и она, не удержавшись, провела по нему ласковым пальцем. Рома повернулся, вопросительно улыбнувшись, и под попавшим на лицо лучом проявились черные пятнышки утренней щетины, умилившие Любу еще больше.

"Хорошо бы она сейчас ушла, — подумал Страдзинский, подкладывая под голову руку, — притормозилось бы все на пару дней или, еще лучше, вообще закончилось: что, кстати говоря, и в ее интересах, даже в первую очередь в ее".

Но вот как это проделать, как отправить ее домой, и не на час или до вечера, а насовсем, он категорически не представлял. Способ, конечно, был и нехитрый — секунд в общей сложности на двадцать. Способ в теории, вне всякого сомнения, безукоризненный, но вот только на практике, господа, на практике надлежало сейчас, непосредственно в эту самую секунду, бросить железобетон слов в тянущуюся к нему кротость, а после наблюдать, как она, выпятив беззащитные лопатки и просяще на него поглядывая, будет медленно, очень медленно одеваться, а потом: брр, нет! Ни за что!

Но было и другое, хуже, о чем Страдзинскому думать не хотелось — ему нужна была женщина, не она — женщина вообще. Два месяца в Вене, до этого еще месяц в Питере: ему нужна была женщина.

VIII

— Светик, а где твой красавец? — спросил Боря, поднимая глаза на нее, неожиданно одиноко вплывшую в бильярдную.

— Глаза мои б его не видели. Такой зануда: Вчера чуть не плакал. Ненавижу жадин.

— Вот видишь, если бы не друзья, он мог разбить всю твою жизнь.

— Ну, спасибо тебе большое. Кстати, надо бы нам организовать игорный притон. Я буду заманивать кавалеров, а вы их обыгрывать. Между прочим, где моя доля?

Полагаю, на выпивку я заработала?

— Га`сон, шампанского даме!

— Илья, а ты почему без подруги? — спросила Анечка.

— Она уехала сегодня.

— Маша, как я поняла, из Юрьевска?

— Как бы, да.

— Вообще Собственно, как бы — это интеллигентный аналог "короче", вставил замечание Боря.

— Как-как?

Боря повторил.

— Неплохо! — оценил Илья.

— А вы, — продолжила Анечка, — будете встречаться? Она будет к тебе приезжать?

— Не исключено.

— Илья, а где второй счастливый влюблёенный? — заинтересовался Боря.

— Я к нему заходил, — он встретил меня встретил завёернутым в полотенце и сказал, что страшно занят.

— Боже мой! — перекатился Боря в ироничный пафос, — так он же, наверно, предается плотским утехам.

— Боюсь, что так, — хохотнул Илья.

— Какой позор!

— Боря, ты на себя бы посмотрел, — горячо заговорила Аня, — где твоя субботняя девица!?

— Так это ж субботняя., а Уу меня с понедельника неделя борьбы за нравственность. Кроме того, совершенно не с кем играть в покер. Стасик, сказал он вкрадчиво, — не хочешь с нами?

— Ну вас к лешему. Разденете как этого: как его?

— Калью.

— Вот-вот.

— Илька, вдвоёем скучно. Может сходим, вытащим его?

— Оставьте человека в покое, — снова загорячилась Аня, — обойдётдетесь без него один вечер!

— Эх: — тяжело вздохнул Боря, — остаёется биль. Даю два шара.

— Ну-с, — потянулся Илья, — давненько я не брал в руки шашек!

— Знаем, как вы плохо играете! По червончику?

— По двадцатке.

— Принято!

Биток, скользнув по пирамидке, с треском лёег в лузу.

IX

Очередным утром, вернее, в тот самый неурочный час, когда они уже разлепили глаза, прополоскали рот кофе и совершили все необходимые гигиенические процедуры, выяснилось, что Любе все же необходимо съездить в Юрьевск, что-то там постирать, или побыть с мамой, или что-то-там-еще. Какого именно дьявола, невзирая на явное нежелание, несло ее в город, Страдзинский, скажем прямо, вдавался не сильно, а уж не отговаривал определенно.

К остановке они шли через пляж, уверенно ступая на влажный прибрежный песок, и белые капли чаек разбросаны были по горизонту, и клонилось на убыль уставшее солнце, и подрагивала желтизной брошенная на волны ковровая дорожка, и была славно.

Страдзинский вдруг подумал: "а ведь, может быть, так и не будет уже никогда, вот так: просто идти с влюблёенной девушкой по берегу, поглядывать на притихшее море и думать не о чем. То есть будет, будет, конечно будет, но уже не так, по-другому.

Так какого лешего я почему же я, вместо того, чтобы вцепиться в эти несколько минут, вместо того, чтобы растягивать и смаковать каждую секунду, спешу побыстрее от нее избавиться, пойти катать опостылевший бильярд и пить пиво?

Зачем, куда я спешу? Почему я тороплюсь жить?"

— Мда-а: и жить торопится, и чув-вствавать спешит, — продекламировал Роман неожиданно для самого себя.

— Это Пушкин?

— Угу: он. Собственно, едва ли кто-нибудь другой можетг с такой естественной наглостью расставить четыре глагола подряд.

И разом все кончилось. Обычное вечернее солнце банально отражалось от каждодневного моря.

У Страдзинского нередко бывали подобные взрывные перевороты сознания, но чаще не эмоционального, а изобразительного свойства, когда соседствующее, до отвращения знакомое мироздание в одну секунду теряло косную привычность, открываясь в новом, неизведанном еще измерении.

Острейшее из знаний, обретенных мгновенным озарением, достигалось ощущением цветовой сущности вещей, застилавшей в такие минуты их собственно вещественные сущности.

Он прекрасно помнил, как испытал это впервые.

Родители, развивая художественный вкус детей, водили их в Эрмитаж. Пятилетний Рома отчаянно скучал и капризничал, заставляя родителей прибегать к шиканью и лживым угрозам, а сестру к потаенным щипкам и подзатыльникам.

И вдруг матиссовский холст в одну секунду подарил ему новое виденье. Золотистый, синий, лиловый, оранжевый и только где-то далеко и неважно кувшин, чашка, фрукты¼ Минуту или час он стоял, не смея оторвать глаз от полотна, а когда все же отвернулся, то увидел цвет, один только грохочущий цвет, заполнявший вселенную.

Сколько Страдзинский мог теперь судить, никогда после это не длилось так долго, как тогда. Рому, в поощрение проявленной смирности, уже кормили мороженным в "Лягушатнике", а он все еще ощущал уходящее прозрение, и розовое с коричневым на серебристом еще только сравнялось по важности с шариками клубничного и шоколадного в креманке.

Он все еще цеплялся за ускользающее ощущение, силясь задержать его хотя бы на несколько секунд, а потом осторожно втянуть в себя обратно и устойчиво водрузить на какой-нибудь внутренний постамент. Вероятно, это не удалось бы ему в любом случае, но встреченная пожилая пара лишила Страдзинского и последнего шанса.

Похожие теперь на чету обнищавших, но чистоплотных мышек, они приятельствовали в соответствующие времена со Страдзинским-дедушкой и на этом основании расспрашивали Страдзинского-внука с маниакальным энтузиазмом скучающих стариков:

— Не женился еще? — долгий взгляд в Любину сторону, — нет?

— А как родители?: По-прежнему в Вене?: В этом году уже не приедут?: Ах, может быть, в сентябре?: АКак Машенька (старшийая брат сестра, театральный художник), как поживает?: В Лондоне?: Она ведь в Канаде? ¼ Ах, в Австралии! Тоже в театре?: Что такой бледненький? и круги под глазами?

Поиздевавшись еще с Спустя четверть часа, вытянув из Ромы все о неупомянутых выше родичах, обсудив погоды, визы, тонкости местного земельного законодательства и, кажется, даже курс талера, они, сжалившись, неохотно выпустили обреченно-почтительного Страдзинского из власти морщинистых лапок.