Юлиу Эдлис - Танья

• Название: Танья
• Автор: Юлиу Эдлис
• Издательство: Дружба Народов №1
• Жанр: Короткие истории
• Год: 1998

Рассказ из журнала «Дружба Народов №1, 1998»

---

Сеньора Чечилия без особого труда тут же усвоила Танино имя, произнося его, правда, чуть смягченно: «Танья», и потребовала, чтобы та называла ее мамой.

В Москву Таня отбыла уже нареченной невестой, и всю дорогу оркестр, хор и танцевальный коллектив беспробудно пили за здоровье и счастье молодых, а Родольфо еще долго стоял на дебаркадере «Терминале», маша вслед поезду, и не сразу ушел даже тогда, когда последний вагон давно уже скрылся из вида.

Таня поставила перед Родольфо лишь два непременных условия: чтобы венчание состоялось в православном храме и чтобы свадьба была сыграна обязательно в ресторане. Что же до подвенечного платья и фаты, то Родольфо незачем тратиться, в гардеробной ансамбля найдется все необходимое, и эта Танина трезвая расчетливость так пришлась по душе сеньоре Чечилии, что она, убежденная католичка, согласилась на венчание по восточному обряду.

Родольфо ничего не оставалось, как принять все Танины условия, хотя он и отдавал себе отчет, что этот шаг означает не только конец его миссионерской, лелеемой еще с детства мечты, ради которой, собственно, он и выучился русскому языку, но и полный разрыв с римской апостольской католической церковью. Ему еще предстояло объяснить своему духовному наставнику, пристроившему его в Общество дружбы, свой неожиданный и кощунственный шаг, но внезапно, с легкостью, поразившей его самого, решил просто-напросто не попадаться ему на глаза и никаких объяснений не давать. И не без некоторой самодовольной гордости — хоть и не без страха возможной, а то и неминуемой Божьей кары — подумал, что сейчас он совершил, может быть, первый в своей жизни мужской поступок. Точнее — второй, потому что утром того дня, когда Таня должна была уезжать и перед смотринами у будущей свекрови, она для верности и чтобы ему было легче сжечь все корабли, в отсутствии подруг, ушедших из гостиницы сделать последние покупки на вещевом рынке в Порта Портезе, помогла Родольфо сбросить с себя тяжкие оковы девства.

Впрочем, и без этого у него и на уме не было отступать.

В Москве Танины родители отнеслись к выбору дочери и к скорому расставанию с ней вполне равнодушно и даже с некоторым облегчением — что ни говори, а станет гораздо просторнее в их квартире-распашонке в панельном доме в Медведкове. Были они люди простые и, как водится, пьющие, и Таня, став танцовщицей, уже давно, собственно говоря, ушла из их привычной жизни от аванса до зарплаты, дотянуть до которой они могли, лишь сдавая пустые бутылки в пункт приема стеклотары.

Свадьбу сыграли всем ансамблем в ресторане рядом с театром на Таганке, но впоследствии Родольфо мало что мог вспомнить о ней, потому что был счастлив и к тому же, не усвоив еще хорошо обычаев страны своей невесты, слишком прямо понимал тосты с требованием «пей до дна!» и уже через какой-нибудь час заснул сладким сном неведения на поставленных в ряд трех стульях, но и во сне с его щекастого румяного лица, опушенного рыжеватым, словно бок персика, пушком, не сходила радостная и умиротворенная улыбка. А свадьба гуляла далеко за полночь, и подружки — скорее по стародавнему обычаю, чем от души, несколько уязвленной понятной завистью к свалившейся на Таню удаче, — поплакали, попричитали, а директор Центрального Дома культуры железнодорожников вместе с ценными подарками от коллектива в виде набора бокалов и рюмок якобы из горного хрусталя наградил Таню Почетной грамотой в искусно вырезанной детьми из кружка «Сделай сам» рамочке с виньетками.

А еще через неделю, в течение которой Таня и Родольфо обегали московские магазины, запасаясь гораздо более дешевым, чем пришлось бы заплатить в Италии, приданым: настоящими пуховыми подушками, льняными скатертями, постельным бельем и недорогим чайным сервизом в крупных цветах, а также, уже для одного удовольствия, расписной посудой из Гжели, — еще через неделю молодожены укатили в Рим.

В Транстевере им была отведена одна из трех тесных комнат, во второй ютились сестры Родольфо, в третьей, побольше, жила сеньора Чечилия, женщина хозяйственная, властная, сразу же недвусмысленно указавшая Тане на ее место в семье — место невестки в доме хозяйки-свекрови. Ей же Родольфо, как и прежде, отдавал все заработанные деньги, правда, краснея и коря себя, утаивал сколько-то, чтобы было на что ублажать и баловать молодую жену. Баловство это, надо признаться, ограничивалось замечательным и в большом количестве римским мороженым и кока-колой во время долгих прогулок по Корсо от пьяцца Венеция до пьяцца дель Пополо, а также по улице Кондотти, где расположены самые роскошные магазины мод, от витрин которых Таня не могла оторвать глаз, и забытое мороженое в узком и высоком вафельном стаканчике таяло и капало ей на платье. Еще они любили ходить на пьяцца Фарнезе, на Кампо де Фиори или на пьяцца Навонна с тремя ее фонтанами с наядами и тритонами, из пастей которых бьют тугие струи воды, и с бесчисленными ресторанами, на посетителей которых они только и могли что смотреть издали — цены тут бешеные. Но они не завидовали им, потому что однажды на узенькой и короткой улочке Стадерари, на которой по обе ее стороны сидят вечерами при свечах предсказатели и гадалки, старый и вполне достойный доверия профессор — так он сам представился — астрологии и прочих оккультных наук пообещал, что очень скоро им с Родольфо предстоит разбогатеть и не то что посидеть в кафе «Три ступени» на пьяцца Навонна, но и позволить себе чашку-другую чая с воздушным печеньем в «Кафе Греко», а это не только для Тани, но с давних пор и для Родольфо было пределом мечтаний.

Правда, он уже бывал в разных кафе и ресторанах, и не раз, но всегда всего лишь как переводчик, сопровождающий важных товарищей из Москвы, на них и на их развлечения Общество дружбы денег, тем более не своих, не жалело, ему перепадала от их щедрот чашка кофе или бокал вина, а в этом, как ни любил Родольфо поесть, было что-то обидное и унизительное. А вот чтобы прийти самому — а теперь, само собою, вдвоем с Таней — и, развалясь вальяжно за покрытым накрахмаленной, в бело-красную клетку скатертью столиком, заказать, не справляясь с ценами в карточке, что душе угодно, — этого, даже если верить гадальщику с улицы Стадерари, придется еще подождать.

Тане тоже ничего не оставалось, как набраться терпения, — в гадания, что на картах, что на кофейной гуще, она свято верила, и в Москве ее не единожды обирали на улице цыганки — тем более, что предсказатель им твердо сказал: скоро.

Но еще раньше, чем это предсказание сбылось, Общество итало-советской дружбы — как и сам Советский Союз, щедро его финансировавший, — приказало долго жить, и Родольфо лишился работы.

Теперь он рыскал с раннего утра и до вечера по разным бюро путешествий, но туристов из России становилось все меньше и меньше, не говоря уж о делегациях писателей, ученых и партийных работников, — партия тоже как-то незаметно сошла с исторической сцены, будто без остатка растворившись в воздухе. А «новые русские» еще не знали, как распорядиться своими деньгами.

Сеньоре Чечилии приходилось исхитряться и считать каждую лиру, чтобы хоть раз в день на столе появлялась миска с «паста», что же до «фрутти ди маре», то о них пришлось и вовсе забыть. Тане же — «Танье», как называла ее свекровь, — надо было подумать о том, чтобы и самой приносить что-то в дом. Но она не умела ничего, кроме как танцевать, а тут на ежедневной «паста» сеньоры Чечилии она, как на грех, стала заметно прибавлять в весе, и пришлось сесть на строгую диету — никаких макарон, ни булочек к кофе по утрам, а от ужина и вовсе отказаться, — иначе о работе в каком-нибудь варьете или ночном шоу и думать было нечего.

Она обошла с Родольфо все ночные заведения такого рода, показывала старые афиши и фотографии времен ансамбля песни и пляски Дома железнодорожников, выходила в одном трико перед владельцами шоу, те ее оценивающе осматривали с головы до ног, заставляли проделать несколько пируэтов и батманов, переглядывались друг с другом и вежливо, но вполне определенно покачивали отрицательно головами. Круг сужался, надежды на хорошо оплачиваемую работу в больших варьете или найт-клубах становились все более призрачными, пришлось продать привезенный из Москвы ломоносовского завода фарфоровый чайный сервиз и шубку из натуральной рыжей лисы. Теперь она предлагала свои услуги уже в маленьких ночных заведениях в том же Транстевере, где собиралась римская артистическая богема, а то и в более сомнительных, и наконец ей повезло — ее взяли, правда, без контракта и с правом уволить ее как только заблагорассудится хозяевам, а также с обязательством приобретать сценический гардероб за свой счет, — в маленькое шоу близ улицы Джулии, на которой находятся лавки ювелиров и по вековой традиции всю ночь горят вместо электрических фонарей масляные плошки.

Повезло и Родольфо — «новые русские» валом повалили в Монте-Карло проигрывать свои бешеные капиталы в рулетку и в «шмен-дефер», денег у них куры не клевали, и в Великом княжестве Монако спешно нужны были переводчики. Все устроилось наилучшим образом, если не считать того, что Таня осталась в Риме один номер фольклорный, второй эксцентрический, почти в чем мать родила, — и ловила на себе беззастенчивые и липкие взгляды подвыпивших посетителей, а уходя далеко за полночь домой, отбивалась вежливо, но решительно от их назойливых предложений и шла темными улочками Затибрья, пугливо оглядываясь на каждую тень, на шаги редких прохожих позади себя.