Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

• Название: Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы
• Автор: Абрам Рейтблат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0444-5

Сборник содержит статьи и материалы, связанные с осмыслением деятельности одной из самых противоречивых фигур отечественной культуры – журналиста и писателя Ф.В. Булгарина. Освещаются такие темы, как сотрудничество Булгарина с III отделением (секретной политической полицией), его отношения с Н.В. Гоголем, А.С. Пушкиным, Н.И. Гречем и О.И. Сенковским, аудитория его книг и газеты, польская идентичность Булгарина и т. п.

---

Как видим, у Булгарина и у Сенковского были серьезные претензии друг к другу. Однако это не мешало тесному общению. Из дневника М. Малиновского, который в 1827–1828 гг. жил на квартире Булгарина, мы знаем, что Булгарин и Сенковский встречались несколько раз в неделю, обедали друг у друга (нередко в обществе других поляков), обменивались мнениями и информацией о литературной и общественной жизни, о Вильно и Польше[593]. Во время своего пребывания в Петербурге в этих встречах нередко принимал участие и А. Мицкевич. Так, 27 февраля 1827 г. Булгарин дал обед в честь Мицкевича, на котором присутствовали Сенковский, Малиновский, художник А. Орловский и ряд других членов польской колонии в Петербурге[594].

Долгое время, пока Булгарин и Сенковский не были соперниками, отношения их, несмотря на внутреннюю конфликтность, внешне продолжали оставаться дружелюбными. Однако в 1834 г. начал выходить редактируемый Сенковским журнал «Библиотека для чтения». В этом году его соредактором числился Греч, а Булгарин активно печатался в журнале. В конце года Сенковский вытеснил Греча из редакции, в 1835 г. Булгарин еще печатался в «Библиотеке для чтения», но с этого года постепенно издания Булгарина и Греча стали довольно остро нападать на журнал Сенковского. Булгарин и Греч завидовали и материальному успеху Сенковского, и его быстро растущей славе. Этот период, когда преобладало соперничество в отношениях Сенковского и Булгарина, нуждается в специальном тщательном изучении[595]. Мы же здесь отметим, что и тогда, по крайней мере в глазах поляков, они стояли рядом, как два литератора польского происхождения, занимающие ключевые позиции в русской журналистике. Например, когда в 1840 г. Мицкевич общался в Париже с Ф. Чижовым, он сравнивал их (отзываясь о Булгарине значительно лучше, чем о Сенковском)[596], а в 1843 г. в львовском издании была опубликована статья о них под названием «Два из лучших современных писателей русских – поляки»[597].

2007 г.

Гоголь и Булгарин: к истории литературных взаимоотношений [598]

В обширной литературе о Гоголе отношениям его с Ф.В. Булгариным уделено непропорционально малое место. Данной проблеме, по сути, посвящено лишь несколько работ, в которых рассматриваются либо обстоятельства их знакомства, либо влияние Булгарина на Гоголя[599]. Нам представляется, что подобное положение совершенно неоправданно.

Ф.В. Булгарин – одна из ключевых фигур русской литературной жизни 1820 – 1840-х гг. В этот период он служил точкой отсчета при социально-политическом и литературном самоопределении писателей. Сложными конфликтными отношениями оказался связан с ним и Гоголь.

В данной работе мы ставим своей целью обобщить имеющиеся данные об этих отношениях, привлечь некоторые дотоле не используемые материалы, сопоставить и проанализировать их и, на этой основе, сделать ряд предварительных обобщений.

Мы выделим три основных аспекта:

1) биографический (личные контакты Гоголя и Булгарина);

2) литературной полемики (высказывания их друг о друге и участие в групповой борьбе);

3) творческий (влияние Булгарина на Гоголя и Гоголя на Булгарина).

Деятельность Булгарина слабо изучена, и нам приходится подробно документировать свои суждения, обильно цитируя его фельетоны, мало известные не только в силу редкости комплектов «Северной пчелы», но и из-за громадного объема помещенных там за 30 лет булгаринских публикаций (далее в статье при цитировании в скобках указываются год и номер газеты).

Знакомство

Начальный период жизни Н.В. Гоголя в Петербурге изучен явно недостаточно. В наших знаниях о нем много пробелов, неясностей, спорных гипотез. Особенно это касается взаимоотношений Гоголя с Ф.В. Булгариным и службы Гоголя в III отделении[600].

Основной источник сведений о знакомстве Гоголя с Булгариным, которое состоялось в конце 1829-го или начале 1830 г., – воспоминания самого Булгарина. Они были написаны в связи с выходом книги Николая М. (П.А. Кулиша) «Опыт биографии Н.В. Гоголя» (СПб., 1854) и опубликованы в составе фельетона Булгарина «Журнальная всякая всячина» (Северная пчела. 1854. № 175). Учитывая важность этого текста для данной статьи и не очень широкую его распространенность[601], процитируем полностью мемуарный фрагмент. Булгарин писал:

«Господин биограф утверждает, что Гоголь, прожив год в Петербурге, определился на службу в Департамент уделов, заняв место столоначальника, но не прослужил в этом месте даже одного года. Не знаю, по какому случаю, господин биограф Гоголя, описывая величайшие мелочи, позабыл одно важное обстоятельство, которое я ему напомню.

В конце 1829 или в начале 1830 года, хорошо не помню, один из наших журналистов, живший тогда в Почтамтской, в доме господ Яковлевых (ныне А.М. Княжевича), сидел утром за литературною работою, как вдруг зазвенел в передней колокольчик, и в комнату вошел молодой человек, белокурый, низкого роста, расшаркался и подал журналисту бумагу. Журналист, попросив посетителя присесть, стал читать поданную ему бумагу – это были похвальные стихи, в которых журналиста сравнивали с Вальтер-Скоттом, Адиссоном и так далее. Разумеется, что журналист поблагодарил посетителя, автора стихов за лестное об нем мнение, и спросил, чем он может ему служить. Тут посетитель рассказал, что он прибыл в столицу из учебного заведения искать места и не знает, к кому обратиться с просьбою. Журналист просил посетителя прийти чрез два дня, обещая в это время похлопотать у людей, которые могут определять на места. Журналист в тот же день пошел к покойному Максиму Яковлевичу Фон-Фоку, управлявшему III отделением Собственной канцелярии его императорского величества, рассказал о несчастном положении молодого человека и усердно просил спасти его и пристроить к месту, потому что молодой человек казался близким к отчаянию. Кто только знал покойного М.Я. Фон-Фока, тот умел ценить его добрую, благородную, нежную душу. Журналиста знал М.Я. Фон-Фок еще в детстве, в родительском доме, быв сам молодым человеком и офицером в Легкоконном Харьковском полку, и потому охотно согласился помочь приезжему из провинции, и дал место Гоголю в канцелярии III-го отделения. Не помню, сколько времени прослужил Гоголь в этой канцелярии, в которую он являлся только за получением жалованья; но знаю, что какой-то приятель Гоголя принес в канцелярию просьбу об отставке и взял обратно его бумаги. Сам же Гоголь исчез куда неизвестно! У журналиста до сих пор хранятся похвальные стихи Гоголя и два его письма (о содержании которых почитаю излишним извещать); но более Гоголь журналиста не навещал. Вот истина, которую можно подтвердить стихами и двумя письмами!».

Это свидетельство Булгарина, по сути дела, отвергнуто современным отечественным литературоведением. Биографы Гоголя либо вообще не упоминают о версии Булгарина[602], либо подозревают его в обмане[603], либо прямо пишут о «клеветническом сообщении»[604] или «инсинуации»[605]. Зарубежные исследователи не столь щепетильны и нередко склонны с доверием отнестись к воспоминаниям Булгарина[606].

Попробуем непредвзято оценить степень достоверности этого мемуарного источника. Прежде всего отметим, что, с нашей точки зрения, в отношении воспоминаний, как и в сфере права, должна действовать презумпция невиновности. Это значит, что источник должен считаться достоверным, пока путем прямых или косвенных доказательств (улик) не будет доказана его недостоверность. Причем дисквалификация источника должна вестись на основе фактов (путем регистрации неверных утверждений мемуариста в этом или, по крайней мере, в других принадлежащих ему мемуарных текстах), а не на основе отказа в доверии автору из-за низких его моральных качеств, нечестности в других сферах жизненного поведения. Опыт показывает, что даже самые непорядочные, имеющие подорванную литературную репутацию мемуаристы могут оставить вполне достоверные воспоминания[607]. Это означает, что исходной должна быть критика мемуаров Булгарина, обнаружение в них ошибок, обмана и т. д., а отнюдь не доказательство их достоверности. В противном случае исследователь не сможет доверять громадному числу воспоминаний о Гоголе, так как значительную часть мемуарных свидетельств ничем подтвердить нельзя. Оговорим также, что со стопроцентной уверенностью нельзя, по нашему мнению, принимать ни один мемуарный текст ни за абсолютно истинный, ни за абсолютно ложный. Речь может идти о степени доверия к источнику, и, по сути дела, даже самые малодостоверные воспоминания (к которым литературоведы относят, например, мемуары П.В. Быкова или В.П. Бурнашева) при критическом использовании могут послужить источником ценной информации.

Сформулировав исходные посылки, попробуем оценить степень достоверности булгаринских воспоминаний. Прежде всего рассмотрим, на каком основании они были отведены исследователями.