Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

• Название: Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы
• Автор: Абрам Рейтблат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-4448-0444-5

Сборник содержит статьи и материалы, связанные с осмыслением деятельности одной из самых противоречивых фигур отечественной культуры – журналиста и писателя Ф.В. Булгарина. Освещаются такие темы, как сотрудничество Булгарина с III отделением (секретной политической полицией), его отношения с Н.В. Гоголем, А.С. Пушкиным, Н.И. Гречем и О.И. Сенковским, аудитория его книг и газеты, польская идентичность Булгарина и т. п.

---

Помимо царя доставалось Булгарину и от цензуры, и от других правительственных органов. Типичен следующий пример. В 1853 г. Булгарин в фельетоне написал, что из-за ямы на городской дороге он сломал дрожки. Сразу же после этого военный генерал-губернатор Петербурга вызвал его и, как писал Булгарин: «…наговорил таких вещей, которых я не слыхал во всю жизнь, стращая, что посадит меня в смирительный дом на четыре месяца!» В поисках справедливости он пошел к обер-полицмейстеру, но и тот накричал на него, в результате чего с Булгариным случился удар. По отчаянному письму в III отделение шеф его не сделал ничего, а лишь «приказал успокоить Фаддея Венедиктовича и сказать, чтобы не принимал так к сердцу»[68].

Характеризуя отношения Булгарина с III отделением и царем, я дошел уже почти до конца его писательской карьеры, но почти ничего не сказал о его литературных трудах и месте в литературе. А оно во второй половине 1820-х – первой половине 1840-х гг. было блестящим. Широкой читающей публике, которая ценит Булгарина и прислушивается к его суждениям, он известен как издатель популярной официозной газеты, талантливый романист и остроумный фельетонист, один из ведущих русских писателей, причем «благонамеренный» и признанный официально[69]. Булгарин «входит» в гимназические пособия. Друг его, Греч, опубликовав на следующий год после выхода «Ивана Выжигина» (быстро тогда писатели попадали в школьные учебники!) пособие по русской литературе, отмечал там, что этот роман и «Димитрий Самозванец» имели «успех блистательный и заслуженный как в России, так и в чужих краях»[70]. Через несколько лет П. Георгиевский также высоко оценивает романы Булгарина, хотя и отмечает отдельные недостатки[71]. Даже в конце 1840-х гг. в своем очерке истории русской литературы известный педагог Н. Мизко характеризовал творчество Булгарина вполне сочувственно и доброжелательно: «…романы Загоскина, превосходя романы Булгарина искусством рассказа и поэтическим интересом, поэтому самому, читаются как-то легче и приятнее; но зато у Булгарина история играет роль более важную и вымысел теснее связывается с истиной историческою <…> очерки Булгарина, будучи следствием многолетнего опыта и зоркого наблюдения, отличаются практическою положительностию…»[72]

В вышедшем тогда же гимназическом учебнике истории русской литературы имелся посвященный Булгарину специальный параграф, где отмечалось, что романы и повести Булгарина «отличаются даром описания»[73]. Представлены были произведения Булгарина и в различных хрестоматиях и антологиях[74]. Даже популяризатор эстетики Белинского А. Галахов включил в свою хрестоматию воспоминания Булгарина «Встреча с Карамзиным»[75].

Известность Булгарина приобрела международный характер. Многие книги его были переведены на западноевропейские языки. По свидетельству П. Чаадаева (1829), «последнее время стали везде читать русских; <…> г. Булгарин переведен и занял место г. де Жуи»[76]. Процитирую еще суждения заезжих путешественников. Вот что пишет французский литератор М. Ансело, посетивший Россию в 1826 г.: «Булгарин, человек замечательного остроумия, работает сейчас над книгой “Русский Жильблаз” (первоначальное название “Ивана Выжигина”. – A.P.), отрывки из которой уже были опубликованы и пользовались большим успехом. Эту книгу <…> здесь ждут с большим нетерпением <…> по оригинальности картины, тонкости наблюдений и остроумию размышлений она не оставляет желать ничего лучшего»[77].

Вот впечатления англичанина, который был в России через десять лет после Ансело: «Русская литература очень быстро развивается <…>. Некоторые романисты, особенно Булгарин (один из издателей “Северной пчелы”), пользуются высокой популярностью как живописатели национальных нравов»[78].

Лишь в чрезвычайно узких кругах «литературной аристократии» продолжает формироваться в эти годы иная литературная репутация Булгарина. Трения с этой группой начались у Булгарина еще во второй половине 1820-х гг.

Вначале казалось, что они вызваны личными амбициями или издательской конкуренцией, и лишь позднее стали ясны истинные причины конфликтов. Я не буду подробно описывать перипетии этих схваток, которые уже неоднократно характеризовались в печати (наиболее подробно и доказательно – В. Вацуро[79]). Отмечу лишь, что несколько лет конфликт не выходил за рамки литературной борьбы, еще в 1827–1828 гг. Булгарин печатался в альманахе «Северные цветы» – органе пушкинской группы. Резкое обострение отношений приходится на 1829 г., после выхода из печати булгаринского романа «Иван Выжигин», имевшего бешеный, никогда не виданный успех. Первое издание его было быстро раскуплено, вскоре вышло второе, на следующий год – третье. Он был переведен на французский, английский, немецкий, польский и другие европейские языки.

Герой романа – неплохой, но легко поддающийся искушению человек. Вначале безродный бедняк, он после многочисленных приключений (участие в шайке мошенников, плен у киргизов, тюремное заключение, судебный процесс, участие в войне с Турцией и т. д.) обретает семью, богатство и высокое служебное положение. Традиционный сюжет плутовского романа, дающий возможность описать образ жизни различных кругов общества (свет, помещики и чиновники, армия, преступники, суд и т. д.), Булгарин насытил нравоучительными мотивами, стремясь доказать своим читателям из среды мелкого дворянства и чиновничества, что честность, умеренность и добросовестная служба позволят им достичь успеха в жизни.

По словам Белинского, «необыкновенный успех “Ивана Выжигина” был <…> заслужен <…>. До “Выжигина” у нас почти вовсе не было оригинальных (то есть отечественных. – А.Р.) романов, тогда как потребность в них уже была сильная. Булгарин первый понял это, и зато первый же был и награжден сторицею»[80].

«Иван Выжигин» стал литературным событием. Его читали все – от снобов до тех, кого сам Булгарин называл «нижним состоянием». Современники отмечали, что «гораздо больше Полтавы шуму в Петербурге сделал Выжигин Булгарина»[81].

Литературная элита, и прежде всего литераторы пушкинского круга, отнеслась к книге резко отрицательно. Для М. Погодина, например, «ничего не может быть скучнее, бесталантливее, бесцветнее…»[82], Н.И. Надеждин считал, что это «мертвенная безжизненность»[83].

Основным потребителем булгаринского романа являлся «средний слой» читателей, чьим вкусам и потребностям он соответствовал в наибольшей мере. Это, по сути дела, был первый заметный бунт русской читающей публики против законодателей вкусов из среды литературной элиты: несмотря на почти единодушное осуждение романа в критике и в литературных кругах, он имел большой успех у читателей. По этому поводу Пушкин писал: «Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных»[84].

Успех книги, конечно, раздражал других литераторов, вызывал чувство соперничества, а порой и зависти. Казалось бы, о чем спорить? «Литературные аристократы» сами подчеркивали, что роман популярен у непросвещенных низов. Им бы удовлетвориться тем, что их читают ценители и знатоки, а Булгарину оставить «чернь». Однако они нападают на него, стремясь к доминированию, чтобы и их читала булгаринская аудитория.

В конце того же, 1829 г. («Выжигин» вышел в начале его) «литературным аристократам» становится известно о контактах Булгарина с III отделением. После этого разгорается ожесточенная борьба. С каждой стороны следуют исключительно резкие выпады пасквильного характера, с намеками на обстоятельства частной жизни (причем пушкинская группа в этом отношении выглядит отнюдь не лучше Булгарина).

В этой-то полемике и рождается кличка Видок Фиглярин. Фигляриным первым назвал Булгарина Вяземский еще в 1825 г. в стихотворении «Семь пятниц на неделе» (имелось в виду, по-видимому, что он как фигляр готов комиковать на потеху публики). В начале 1830 г. Пушкин, рецензируя издание «Записок» начальника парижской полиции Э. – Ф. Видока, «человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями»[85], создал едкий памфлет на Булгарина (что, правда, было ясно лишь очень узкому кругу литературной элиты)[86], в начале 1831 г. в альманахе «Денница» появилась (без подписи) пушкинская эпиграмма:

Не то беда, Авдей Флюгарин,
Что родом ты не русский барин,
Что на Парнасе ты цыган,
Что в свете ты Видок Фиглярин:
Беда, что скучен твой роман, —

где отождествление Булгарина с Видоком было понятно гораздо более широким читательским слоям (Авдей Фаддеевич – известный булгаринский псевдоним; имелось указание на нерусское происхождение адресата и на то, что он автор романа, а в эти годы было опубликовано лишь несколько отечественных романов). Наконец, в журнале «Телескоп» (№ 15) в конце того же года появилась статья Пушкина (под псевдонимом Ф. Косичкин) «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем», где автор объявлял о своем намерении написать роман «Настоящий Выжигин», в оглавлении которого, памфлетно воспроизводящем биографию Булгарина, говорилось, что настоящий Выжигин (т. е. Булгарин) «пишет пасквили и доносы». Пушкинские публикации сыграли исключительно важную роль в истории булгаринской репутации. До этого времени печатные высказывания о нем шли преимущественно по литературной линии, и лишь здесь впервые появляется указание на доносительскую деятельность, да к тому же исходящее от популярнейшего писателя России. Если, по заключению П. Столпянского, детальнейшим образом изучившего ход полемики и ее резонанс, «булгаринские полемические и клеветнические нападки на Пушкина не имели и не могли иметь такого влияния, какое им приписывалось и приписывается позднейшими исследователями»[87], то пушкинские памфлеты имели для булгаринской литературной биографии принципиальное значение, поскольку «положили основание последующей весьма одиозной репутации Булгарина»[88].