Всеволод Шипунский - Грех матушки Марии (СИ)

• Название: Грех матушки Марии (СИ)
• Автор: Всеволод Шипунский
• Жанр: Эротика

Православная эротика. Те, кто подсматривал страстный матушкин грех в бане, будут сурово наказаны! Но Бог простит всех раскаявшихся... 2013.

---

Остановившись, чтобы передохнуть, он вдруг почувствовал матушкину руку, ласково захватившую его уже окрепший уд. 

 - Вишь ты, крепенький какой, - нежно ворковала матушка, лаская его. – Банька-то силы прибавляет миленькому!..

Расслабленно лёжа на полке, она лукаво посматривала на батюшку, как это делала праматерь её Ева, поглядывая на недогадливого своего Адама. Уд в её руке налился уже могучей силой и выдавался далеко вперёд.

- Ну, что ты ждёшь, миленький?.. Забирайся на меня, не боись... Жду ведь! Истомилася...

Батюшка, стоявший с закрытыми глазами, открыл их и, подняв голову, начал креститься. «Прости, Господи, грехи наши, - шептал он. – Прости и благослови, Господи... И супругу мою, Марию... И меня, раба твоего, Феофана...»

- Иди, не сумлевайся!.. Господь уж благословил нас, любый ты мой!..

Матушка раскинулась, как могла, на полке, и увлекла батюшку на себя. В банном пару их голые, мокрые и горячие тела улеглись друг на дружку, плотно обнялись и прижались, образуя едину плоть. Матушка развела бёдра, принимая батюшку внутрь, руками притиснула его к грудям и обхватила ногами... И запел над ними ангельский хор «Богородица, дева, радуйся!»

...Ублажив как следует супругу, батюшка сполз с матушки и на дрожащих ногах вышел в предбанник охолонуться. Посидев там и испив холодного кваску, он вернулся к матушке, узрел вновь её могучие округлости, и почуял новый прилив желаний. Банька творила чудеса...

- Что, миленький, нешто устал? – с лукавой улыбкой заговорила матушка. Она вновь ощутила внутри горячий зуд неутолённой плоти.

- Марьюшка, милая, давай ещё? – батюшку почуял вдруг в себе силу великую. – Хочешь ли?

- А то!.. – матушка засмеялась серебристым своим счастливым смехом и повернулась на живот. – Как не хотеть!.. Дело-то богоугодное!

То, что это именно так, матушка не сомневалась. Она привстала на коленях, приподняла необъятный свой гладкий зад и оборотила его к батюшке.

- Пристраивайся сзаду, любый, – говорила она безо всякого смущения, повернув к нему круглое, ласковое лицо. – Уж как я люблю сзаду-то!..

Она прогнула свою тонкую талию, поднимая зад повыше, чтоб привлечь внимание нерешительного батюшки, случайно взглянула в окошко и вскрикнула...

К окошку вплотную были прижаты ошарашенные лица мальчишек, смотревшие на неё во все глаза.

*     *     *

...Не прошло и получаса, как все трое «олухов» были выставлены на коленях перед образами замаливать грехи свои перед Господом. Субботний ужин для малолетних иродов, само собой, отменялся. Батюшка был просто вне себя.

- Ах, Господи, за что наказываешь?.. Почто чад моих лишил разума? – зычно взывал он, проходясь мимо стоявших в ряд грешников. – Что сделать мне с иродами малолетними, подскажи?? Убить ли? или проклясть навеки?

Все трое, стоя на коленях, крестились и плакали.

- Кто надоумил?.. Кто, негодяи?? – вопрошал батюшка Феофан, потрясая руками.

- Пе-етька!.. – заголосил ангелочек Прошка, размазывая слёзы по сморщенной мордочке.

- Петька Дёмин? - вмешалась матушка. Ей хотелось пожалеть младшенького, который точно не знал, что творил.

- Да-а, - плакал и Васятка. – Дё-о-мин!.. Он сказал, пойдём посмотри-им... как тятя вашу мамку еть буди-ить!..

Тут матушка вспыхнула, а батюшка выдал Васятке такую затрещину, что тот с колен упал на пол. Заодно уж получил затрещину и стоявший молча Гришаня.

 - Ах, дураки какие, - матушка покраснела. – Еть... Прости Господи! Любить это значит, обалдуи вы несчастные!.. Нельзя так говорить! А уж смотреть на это – грех тяжкий!

- А Петька говорил, что завсегда в бане смотрит тятьку с мамкой, - протянул Васятка.

– А Васька сказал, что мамку голу посмотреть охота-а... – вступил Прошка.

- Не-е, я не говори-ил... – ревел Васька.

- Говори-ил!..

- Ну, вот что! – прервал их, наконец, батюшка. – С Петькой своим Фёдор сам разберётся - я ему скажу. А с вами... Я вам много прощал... Но на сей раз!.. Порка – вот ваше спасение. Порка, пост и молитва!.. – батюшка гневно пристукнул кулаком по столу.

Васятка и Прошка заголосили с новой силой, хотя розги пока никто из них ещё не пробовал. Гришаня стоял на коленях молча.

- Васька и Прошка, ставьте скамью посредине!.. Гришка, марш за розгами! Вон с кустов прутьев нарежь, да подлиннее! – батюшка был необычно решителен, грозен, и матушка даже боялась сказать что-то супротив.

...Когда батюшка Феофан смотрел принесённые Гришкой розги, проверяя их на крепость, в дверь постучали, и в избу вошёл сосед, Фёдор Дёмин, держа за вихры своего Петьку. Одно ухо у Петьки сильно краснело.

- Моё почтение, батюшка Феофан! Моё почтение, матушка!.. – почтительно кланяясь, говорил он. – Я тут мальца-то своего допросил, что, мол, за шум там, у батюшки Феофана на дворе... За ухо потаскал маленько... Ну, он и признался, что, мол, в баньке подглядывали... Так я думаю, что уж вы, батюшка, своих-то строго накажете... Вижу, и скамья готова!.. Так уж и моего заодно, своею суровою рукою... Острастка нужна, ох, нужна! Да и наставления ваши, батюшка... очень уж они хорошо... в душу прям... порядок делают! И хочешь, бывало, украсть... а это в нашем купецком деле, скажу вам!.. а вот нет, и всё!.. Так своих-то будете учить... ну и Петьку моего... оч-чень ему это, подлецу, требуется!

Петька стоял недвижно, уронив руки, с застывшим, повёрнутым в сторону лицом, как нашкодивший кот, которого держат за загривок. Отец Феофан поглядел на него, погладил бороду...

- Ох, чада неразумные, - раздумчиво и строго заговорил он. – Как же вразумлять вас, чтоб почитали мать свою и отца своего? Чтоб страх имели, а не подглядки да насмешки строили?.. Спасибо тебе, Фёдор, что привёл чадушко для вразумления. Ей Богу, выпорю всю компанию славно!.. Ну, кто первый будет? – и батюшка подошёл к ведёрку с розгами.

- Да пусть мой и будет, батюшка, - подтолкнул Петьку отец. – Зачинщику, известное дело, первый кнут. Ложись, сынок!.. Скидывай порты.

Петька со скорбным лицом, молча, не спеша стал развязывать свои серые, истрепанные по заборам порты и, чуть приспустивши их, лёг на скамью, но от страху лёг как-то криво, боком. Однако отец тут же вытянул ему ноги вдоль скамьи, спусти порты до колен и задрал рубаху.

- Всыпьте ему, батюшка, от души! А  я придержу, ежли что...

Батюшка Феофан с длинной розгой в руке приблизился; голая Петькина задница напряглась, а глаза его выпучились. Но батюшка не спешил.

- Встали все в ряд, олухи!.. Слушайте и внимайте, что я расскажу.

- Давно это было, - заговорил батюшка, прохаживаясь вдоль скамьи. – Был на земле Великий Потоп... И спаслись в том потопе только те, кто были в Ковчеге. А построил его по научению Господа один человек, Ной. Ну, вот... Как вода спала, высадились они на горе Арарат и стали жить.

- И родилось у этого Ноя три сына, - вёл далее батюшка, - Сим, Хам и Иафет.

- Однажды заснул отец под деревом в жаркий день, да и оголился, и был наг. А Хам увидел наготу его и ну давай смеяться да потешаться... И братьев позвал посмеяться над родителем своим! Да только братья смеяться не стали, да и смотреть на наготу отца своего не стали, ибо чтили родителей своих! А взяли они накидку да накрыли отца, и всё это не глядя...

- А отец, как проснулся и узнал, что сын его Хам надсмехался над ним, так и проклял его! И изгнал и из дому, и со земли своей. Ушёл тот Хам со своим семейством в землю Ханаанскую, и расплодился по всей этой земле. И земля та была тоже проклята Богом...

- Поняли вы эту притчу, мерзавцы?

- Поняли, батюшка... – нестройным хором отвечали поповичи. - Мы больше не будем.

- Кому не дОлжно уподобляться?

- Хаму, - отвечал Гришаня. Васька и Пашка согласно закивали.

- А с кого пример брать?

- С Сима... и с этого... И-афета.

- А ты, Петя, понял ли?

- Понял, батюшка, - отвечал лежащий с голым задом Петька.

- Хорошо... Ну, а это - чтоб ещё лучше запомнил.

Тут отец Феофан взмахнул розгой, та свистнула, и на Петькиной заднице образовалась первая полоса. Петька выпучил глаза, щёки его надулись, после чего он заорал, как резаный. Потом попытался было вскочить, да отец уже держал его за ноги.

- За Сима!.. За Хама!.. За Иафета!.. – приговаривал батюшка после каждого удара, придерживая Петьку за спину. – За Сима!.. За Хама!.. За Иафета!..

Хотя Хам в этом ряду был неуместен, но батюшка разошёлся не на шутку, и не замечал несуразности. Петька орал так, что у матушки уши закладывало.

Когда Петькина задница вся стала полосатой, батюшка остановился.

- Слезай, грешник! - молвил он. - Дай и другим покричать да покаяться.

Ревущий белугой Петька слез со скамьи, одной рукой держась за порты, а другою за ягодицы. Он долго ещё стоял в углу и ревел, держась руками за задницу и не решаясь натянуть на неё штаны.

Следующим лёг Гришаня, который держался молодцом, не орал в голос, а только вскрикивал, когда сильно прижигало. Тут батюшка уже исправился, и приговаривал правильно: