Ты - Алана Инош

• Название: Алана Инош
• Автор: Ты
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Слоново-кожаная спина впереди наконец-то подошла к кассе, а это значило, что и мне осталось недолго терпеть эту пахучую компанию. На свободу, пусть и в метель, но подальше от…

И вот – свершилось. Забрав сдачу и сунув бутылку в сумочку (из последней горлышко безбожно торчало, не влезая полностью), я оглянулась. Вонючий субъект замешкался у кассы, рассчитываясь за водку мелочью, которую, видимо, смог наскрести с великим трудом. Он высыпал перед кассиршей целую горсть монет в один и два рубля, и той пришлось заняться счётом. Это дало мне достаточно времени, чтобы сбежать.

В красивой бутылке оказалась какая-то дрянь. В этом я смогла убедиться, удалившись от огней супермаркета и спрятавшись от ветра в пустом остановочном павильончике. Этикетка гласила, что сие пойло – коктейль, содержащий абсент. Уж лучше бы взяла тот клубничный шампусик… Но зелёный дракон всё же пробрался в меня, и вскоре я ощутила, что зря его ругала: он дал мне обещанное тепло. Вильнув хвостом, он раздвинул пелену метели и показал мне небо, полное звёзд, а среди них – твою. Ту самую, тёплую и яркую, на которой поселилась твоя душа и ласково взирала на меня… несчастную и заблудившуюся.

…«Бух, бух», – отдавалось у меня в голове. Кто-то немилосердно бил меня по лицу. Сморщившись от боли, я открыла глаза… Они не сразу смогли настроиться и поймать картинку, а вот нос сработал быстрее, уловив знакомую вонь.

– Э, принцесса! Ты чего тут, на улице-то, забухала? Замёрзнешь же! Говорю же – айда ко мне, там хоть и не хоромы царские, зато теплее!

Ветер по-прежнему бесновался вокруг остановки, злясь, что не может меня достать, а надо мной склонился мой недавний сосед по очереди в супермаркете и хлопал меня по щекам, приводя в чувство. К его собственному «аромату» добавился водочный запах: видно, чекушку свою он уже приголубил. Зелёный дракон ещё плескался в бутылке, и я впустила в себя ещё пару глотков. Какой смысл во всём этом? Какой толк топтать асфальт и дышать мертвящей вьюгой, если моему ангелу-хранителю недостаточно той любви, которую я ему даю?

– Айда, айда, – повторял сосед, помогая мне встать со скамейки. – Тебя как звать-то, красавица?

– Лёня, – двигая моими губами, ответил дракон.

– А я – Манька… А погоняло у меня – Воробьиха. Слушай, я на мели нынче, а у тебя бабло должно водиться: по тебе видно. Зайдём-ка сначала за бухлом да жрачкой, а то мне тебя даже угостить-то нечем, жар-птицу мою ненаглядную…

Итак, сей «ароматный» субъект оказался женщиной… Впрочем, этим словом назвать такое существо язык как-то не поворачивался. Женщина в моём представлении – это что-то нежное, изящное, чистое и красивое, а передо мной была просто женская особь вида «алконавт обыкновенный». Работала Воробьиха дворником и пила по-чёрному, был у неё за плечами и небольшой срок в колонии. По дороге к супермаркету она сообщила мне о себе ещё один важный факт:

– Я, эт-самое… баб люблю. С мужиками выпить только могу, а в постели мне бабёнку надо. Есть у меня одна мадам… Тонька, разведёнка. Тоже выпивку любит, а мужики, говорит, козлы… Вот, ко мне, значит, и приласкалась… На безрыбье и рак рыба, а на безмужье и Манька Воробьиха – мужик. Но сегодня пусть гуляет лесом, сегодня у меня гостья получше… Когда ж мне ещё счастье-то такое выпадет – жар-птицу поймать?

Мои белые элегантные сапоги стучали каблуками следом за растоптанными кирзачами Воробьихи. А что поделать? Не нашлось пока лекарства для разбитого сердца Герды, закружила её метель, запорошила и разум, и дорогу. Цедя через соломинку коктейль из безумия, зелёного драконьего огня и чёрного океана безысходности, я уже не различала, где плодородная почва для размышлений, а где просто городская грязь… Грязь, на которой не могло вырасти ничего, кроме больных трущобных одуванчиков.

Щедрой рукой я заплатила за «бухло и жрачку» и попала в «хоромы» Воробьихи – однокомнатную квартирку. В этом царстве тараканов, пустой стеклотары, тряпья и хлама даже присесть было сложно, не испачкавшись при этом, и на табуретку Воробьиха галантно постелила для меня свою робу, вывернув её подкладкой наружу. В углу под кухонной мойкой воняло переполненное мусорное ведро, а по столу, среди хлебных крошек, грязных консервных банок и тарелок нагло и неторопливо полз жирный таракан. Воробьиха мигом смахнула со стола всё лишнее, а усатого наглеца щелчком запустила в полёт через всю кухню.

Есть и пить в такой антисанитарии не хотелось… Вино я отхлебнула прямо из горлышка картонного пакета: предложенный мне стакан выглядел сомнительно. А Воробьиха, стащив со всклокоченной головы шапчонку, вовсю уплетала тушёнку прямо из банки, откусывая большие куски хлеба.

– Ты чего не ешь? Вот, бери колбасу, хлебушек… Ну, и рассказывай давай, что у тебя стряслось…

Что у меня стряслось? Да просто небо рухнуло на меня, изранив с головы до ног осколками звёзд… Но разве об этом расскажешь, не прослыв чокнутой? И поймёт ли суть моей проблемы моя собутыльн… то есть, собеседница? Обнаружение сходства облика человека и выбранной им бутылки с выпивкой было, по-видимому, потолком её способностей.

– …Ну вот, как откинулась я с зоны, так они меня в оборот и взяли. Ладно, хоть ума хватило у меня ноги сделать в другой город. И пешком шла, и зайцем в электричке, и велик у пацанчика одного одолжила… Ну, вот… – Воробьиха срыгнула воздух, налила себе ещё одни «полстаканчика», опрокинула в себя. – На велике-то этом ДТП у меня и вышло…

У Воробьихи вышло ДТП на велосипеде, а моё сердце врезалось в непреодолимую преграду – стену неверия. Апрель на своём исходе швырял в грязное окно снежную крупу и не хотел показать мне дорогу к эликсиру для слепых душ и сердец. Одна капля этого средства превратила бы сердце моего ангела в кристалл, в котором отразилось бы всё, что я чувствую… Потому что слов и дел, как выяснилось, было мало, чтобы она поверила мне.

– …Ну вот, короче, он и говорит: «Сымай трусы, расплачиваться будешь». Ну, а я ему насосом-то промеж глаз и захреначила. Ладно, хоть не монтировкой, но кровищи тоже – будь здоров было. Живой остался, тока окривел малёхо на один глаз…

Увлекательный рассказ Воробьихи был прерван звонком в дверь.

– Обожди, посиди тут.

В прихожей послышался женский голос – жеманно-приторный и противный, как несвежий корж с лёгкой алкогольной пропиткой:

– Ма-ань… А я к тебе… И не с пустыми рука-а-ами, хи-хи!

– Чего там у тя? – ворчливо спросила Воробьиха.

– Как чего? Фуфырик! – ответила гостья.

– Фуфырик – это хорошо. Тока, Тонь, ты не обижайся, но в плане любви сегодня ты пролетаешь, как трусы над Магаданом… У меня принцесса в гостях… И огненной воды у нас – до хрена! Но и твой подарок сгодится. Водки мало не бывает!

– Ка-а-акая ещё такая принцесса?! – В голосе гостьи зазвенела истеричная нотка. – Это чё, Зинка из соседнего подъезда, чё ли? Ну, я этой лахудре щас её три волосинки-то повыдергаю…

– Э-э, притормози, мать! – В прихожей слышались звуки возни. – Какая Зинка? Это жар-птица самая настоящая ко мне залетела!

– Птичка? – психовала гостья. – Ну, щас она у меня пёрышек в хвосте недосчитается…

Решив, что с меня хватит этих «свинцовых мерзостей», я встала и пошла к выходу. В прихожей в свете грязной лампочки можно было увидеть картину маслом: Воробьиха пыталась дотянуться до бутылки водки, которую держала на отлёте дама постбальзаковского возраста, в пёстром домашнем халате и чёрных колготках, вульгарно и аляповато накрашенная, с обесцвеченными волосами, стянутыми на затылке в жидкий хвостик. Она была не такой сморщенной, как Манька, но следы злоупотребления на её лице тоже проступали весьма явственно. Упираясь Воробьихе в грудь, она не позволяла ей достать заветный «фуфырик», отводя руку с ним как можно дальше. Увидев меня, она несколько опешила и пробормотала:

– Здрасьте…

Весь драчливый пыл у неё куда-то пропал, и она растерянно заморгала, а Воробьиха с гордостью объявила:

– Во, гляди, какая царевна ко мне заглянула! Не тебе, мымре крашеной, чета!

Дама в халате скуксилась, плаксиво скривив рот.

– У-у-у… И чем ты после этого лучше мужика? – бросила она Воробьихе слезливый упрёк. – Все они ищут кого помоложе, покрасивше, да побогаче… И ты туда же…

– Я так понимаю, я здесь третья-лишняя? – сказала я. – Не беспокойтесь, мне уже пора идти.

Воробьиха, забыв и о бутылке, и о своей расстроенной даме, бросилась ко мне и принялась снова водворять меня на место.

– Ты, лапушка моя, куда собралась? – вкрадчиво уговаривала она. – Гляди – ночь на дворе уже, куда ж ты пойдёшь? Да и погода – собачья… Лучше тут, в тепле, с нами… Тонька, хватит выть, подь сюды! Фуфырь на стол ставь. Третьей будешь.

Дама не отказалась, присела к столу и опрокинула стопку водки, бросая на меня косые взгляды. Ещё через пару стопок она подобрела и стала интересоваться, кто я, как живу, чем занимаюсь. Я заверила её, что никаких видов на её подругу не имею, и это окончательно расположило Антонину ко мне. Поскольку я больше ничего горячительного не пила, она услужливо сбегала к себе домой за пачкой чая, заварочным чайником и чистой чашкой: ничего этого в безалаберном хозяйстве Воробьихи не обнаружилось. Пока она хлопотала у плиты, Воробьиха, уже порядком окосевшая, вещала мне: