Кристиан Данн - Силы Хаоса: Омнибус

• Название: Силы Хаоса: Омнибус
• Автор: Кристиан Данн
• Издательство: Кузница книг InterWorld'а
• Жанр: Эпическая фантастика
• Год: 2016

Хаос — это Варп.

Хаос — это бесконечный океан духовной и эмоциональной энергии, который наполняет Варп. Великая и незамутнённая сила изменений и мощи, она физически и духовно развращает. Наиболее одарённые смертные могут использовать эту энергию, которая даёт им способности, легко переступающие законы материальной вселенной. Однако, злобная сила Хаоса со временем может извратить псайкера, разлагая его душу и разум.

Силы Хаоса коварны и многолики. Их обуревает желание проникнуть в материальный мир, дабы пировать душами и ужасом смертных. Смертные не могут изменить свою судьбу, ибо когда-нибудь вселенная утонет в огне и крови под зловещий смех Темных Богов Варпа.

Книга производства Кузницы книг InterWorld'a.

https://vk.com/bookforge — Следите за новинками!

https://www.facebook.com/pages/Кузница-книг-InterWorldа/816942508355261?ref=aymt_homepage_panel — группа Кузницы книг в Facebook.

---

Новый священник в своей проповеди очень много говорил о демонах, долго рассказывал о мире сновидений, в котором таятся эти злобные создания. Предупреждал, что они вечно рыщут в поисках незащищенного разума, а найдя — проникают в него, обретая плоть и силы наяву.

От этих слов Ириэль стало неуютно, и она заерзала на церковной скамье.

Прежний, старый пастырь предпочитал иносказания. В его поучениях постоянно упоминалась кровь и адское пламя, но почти не встречалось точных деталей, и прачке это нравилось больше.

Она начала пропускать службы в церкви. Принять такое решение, как и убедить остальных в его необходимости, оказалось несложно, ведь здоровье женщины и в самом деле ухудшилось. Годы таскания бельевых корзин и стояния на коленях у старой жестяной ванны сказались на её суставах. Ириэль ослабела грудью, в чём винила сквозняки, проникавшие через щели в стенах лачуги, да и спина у неё ныла.

Теперь прачка редко выбирались из дома раньше сумерек, и только в начале вечера показывалась на рынке, где собирала остатки перед закрытием. Женщина пребывала в тенях, скрывала свое лицо; постоянно ощущая стыд, она не хотела, чтобы на неё смотрели.

Однажды Ириэль заметила себя в зеркале — совершенно обычном, стоявшем на одном из лотков в торговых рядах — и замерла в ужасе. Её кожа оказалась мертвенно-бледной, а светло-желтые волосы почти поседели. Прачке показалось, что она стала ниже, чем в юности, и вообще едва узнала лицо в отражении.

Ириэль померещилось, что перед ней призрак — призрак её самой.

Домой женщина вернулась торопливо и с пустой сумкой, не стала даже ждать возможности забрать примеченный ею тухлый окорок на лотке мясника. Она не знала, что будет делать, вернувшись в лачугу, до тех пор, пока не вошла внутрь.

Поразив саму себя, Ириэль сорвала зеркальце со стены и закинула под топчан, лицом — лицами — вниз, так, чтобы оно больше не искушало её.

Уткнувшись собственным увядшим лицом в подушку, женщина горько заплакала.

«Зеркало врало мне, — думала прачка. — Всё время врало. Принцессы никогда не было!»

— Но ведь она могла появиться… — прошептал в ответ уже знакомый голос в её голове.

Время шло, и с ним уходила память об унижении Ириэль. По крайней мере, об этом уже не помнили взрослые жители деревни.

Дети, к несчастью, забывали всё не так быстро.

Чуть ли не каждое утро женщина просыпалась от громких дразнилок за дверью. Первые несколько раз она выбегала в переулок, натянув плащ и сандалии, иногда с метлой в руке.

Её юные мучители всегда разбегались прочь, но кричали при этом не только от ужаса, но и от удовольствия. На следующее утро они возвращались, зачастую в большем количестве, и вели себя даже наглее прежнего.

Порой дети стучали в дверь Ириэль и убегали, иногда швырялись яйцами в её ставни. Женщина пыталась не обращать на них внимания, но это тоже не помогало — баловники только становились храбрее и все неотступнее старались вывести её из себя, заставить чем-то ответить.

Эта игра была знакома Ириэль. В детские годы её ровесники точно так же обходились с хозяином сувенирной лавки, и она сама однажды рискнула постучаться к нему. Впрочем, торговец не вышел, и никто в схоле не поверил девочке, когда она рассказала о своем поступке.

Насмешки мелюзги становились всё более злобными. Сначала Ириэль обзывали воровкой и гадкой летучей мышью, но как-то раз, выйдя из себя, она обрушилась на детей с потоком яростных проклятий и замахнулась на одного из них ручкой метлы.

С тех пор её называли иначе. Иначе, и намного опаснее.

— Нельзя допустить, чтобы подобные слухи распространялись, — настаивала старуха.

Зеркальце заняло прежнее место на стене. Ириэль не помнила, как повесила вещицу обратно, но не удивилась, найдя её там.

— Из-за них охотники на ведьм могут вернуться в Иктис, — продолжила старая карга, — а это погубит нас обоих.

— А священник говорил правду? — спросила Ириэль. — Он… он сказал… В той проповеди…

— Жрец велел тебе верить в Императора, — ответила старуха. — Он утверждал, что Император любит тебя, но где же эта любовь? Император забрал твоего отца, Ириэль, отнял твоего суженого. Из-за Него ты каждую ночь засыпаешь в холодной постели, с пустым желудком, на подушке, залитой слезами. Так по какому же праву Он может судить тебя за дела, совершенные ради собственного выживания?

Разумеется, карга была права.

«Мир Императора несправедлив, — думала женщина, — так почему же грешно смотреть в простое зеркальце и желать, чтобы всё пошло иначе?»

И разве грешно делать то же самое другим… созданиям?

Ириэль решила, что теперь понимает всё. Внезапно стало ясно, что старуха нуждается в ней так же, как и она в старухе.

— Не окажешь мне одну услугу? — неуверенно спросила женщина. — Не разрешишь мне увидеть…?

Лицо карги смягчилось в снисходительной улыбке, и она согласилась.

Сняв зеркало со стены, Ириэль села на край топчана, положила вещицу на колени и смотрела на свое настоящее отражение в стекле, пока снаружи не взошло солнце, прогнавшее ночные тени и блаженные мечты. Вздохнув, женщина заставила себя подняться.

Она повесила зеркальце обратно на кривой гвоздик. Больше Ириэль никогда не видела лица принцессы.

Последние семена погибели Иктис оказались посеяны, когда деревенские нашли книгу.

Она лежала в куче разного барахла на одном из лотков в торговых рядах — дневник без названия, заполненный тонким неразборчивым почерком. Когда текст расшифровали, оказалось, что он содержит ужаснейшие богохульства.

Владелец прилавка — так уж совпало, что именно он некогда обвинил Ириэль в воровстве — заявлял о своей невиновности, но его имя, как и имена его жены, сыновей и ближайших друзей нашлись на страницах дневника, рядом с записями о тайных собраниях.

Большинству жителей деревни хватило этого, чтобы обвинить торговца. Они потребовали послать за судьей, но приставы воспротивились.

Стражники утверждали, что в Иктис не действует никакой темный культ, поскольку им точно стало бы об этом известно. Скорее всего, как и говорил хозяин лотка, дневник был подделкой. Затем приставы в резких тонах напомнили об опасности беспочвенных слухов, и обвинительные речи, пусть и нехотя, но умолкли на время.

В конце концов, никто ведь не хотел возвращения Инквизиции.

Но потом кто-то что-то сказал — пущую мелочь, просто озвучил досужую мысль, но собеседник увидел в ней смысл и передал дальше, — и за несколько дней новые, ещё более пагубные слухи укрепились в умах и сердцах деревенских, хотя никому не удалось вспомнить, с чего всё началось.

Одним облачным вечером распалённая толпа ворвалась в дом пристава и обнаружила под половицами то, что и ожидала найти: грубые, выполненные вручную символы верности темнейшей из сил.

Так уж совпало, что именно этот стражник некогда обыскивал Ириэль.

Как и его двоюродный брат-торговец, пристав кричал о своей невиновности, поддержанный друзьями, семьей и коллегами. Но толпу, однажды лишенную возможности свершить праведный суд, не удалось утихомирить вновь. Стороны обменялись злобными речами, подчёркивая аргументы воздетыми кулаками. Готовилось линчевание; появились наскоро связанные веревки и зажженные факелы. В ответ были извлечены лазганы и сделаны предупредительные выстрелы. По деревне протянулась линия фронта.

Ириэль не играла заметной роли в разворачивающихся событиях, хотя следила за ними очень внимательно.

Она продолжала бродить по торговым рядам, где люди делились на группы и рождались планы, озвучиваемые вкрадчивым шепотом. Укрывшись под простынями, слушала, как ночную тишину разрывают звуки выстрелов и резкие голоса. Смотрела через щёлку в ставнях на еженедельные похоронные процессии, взбирающиеся по скалистой дороге к вершине утёса.

Теперь дети оставили её в покое, отыскав более подходящие мишени для своей злобы. Никто особо и не смотрел на Ириэль Малихан, что её вполне устраивало.

Женщина не сочувствовала соседям, оказавшимся в бесконечном водовороте нападений и возмездий, людям, средства к существованию и самые жизни которых находились под угрозой. А они что, когда-то любили её? Сочувствовали ей?

Почему бы им не пострадать хоть раз?

Вскоре Ириэль услышала в ночном воздухе новый звук, учуяла новый, едкий запах и увидела через дырочку в ставнях отблески огня в небесах. Луну и звёзды при этом скрывала ползучая пелена дыма.

Когда деревня запылала, Ириэль было двадцать девять.

И утром громверга Инквизиция вернулась в Иктис.

Женщина слышала приближение солдат — так же, как и в первый раз, полжизни тому назад. Она ждала их появления уже несколько дней, но в животе у неё всё равно что-то сжалось, отзываясь на шум приближающихся моторных духов. На сей раз Ириэль не надо было выглядывать наружу, так что она кое-как поднялась с топчана и оделась трясущимися руками. Затем просто сидела и ждала.