Михаил Антонов - Договориться с народом. Избранное (сборник)

• Название: Договориться с народом. Избранное (сборник)
• Автор: Михаил Антонов
• Жанр: Философия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4438-0105-6

Литературное творчество Михаила Федоровича Антонова, видного экономиста, публициста, философа, многогранно. Одним из первых много лет назад он забил тревогу о том духовно-нравственном тупике, в который будет ввергнута Россия. Но даже сейчас, когда, кажется, нашу страну ждет незавидная участь, крах по всем направлениям, о чем говорят и пишут открыто все кому ни лень, Михаил Федорович не впадает в пессимизм, предвидит спасительное будущее России и ее народа. Для этого, считает он, всего-то и надо использовать новые подходы в экономике, включающие духовную составляющую, что позволит нашему государству стать мировым лидером в XXI веке.

В новую книгу М.Ф. Антонова вошли его работы по философии и истории, статьи о Пушкине и Гоголе, актуальная публицистика о временах правления В.Путина.

---

Но Чичиков – русский человек недюжинных дарований, в котором «все оказалось… что нужно для этого мира» – в отличие от «того света», «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание…». Он – человек этого мира, забывший о другом мире, о котором непозволительно забывать никому, и потому избравший ложный идеал, в принципе чуждый, по Гоголю, природе русского человека, – в этом писатель убедился и по опыту жизни за границей, где, в отличие от России, приобретательство стало уже второй натурой человека, чертой национального характера. У нас же, говорит Гоголь на основе опыта многих родов, после смерти разбогатевшего основателя наследники «спускают, по русскому обычаю, на курьерских все отцовское добро». Но, опять-таки, не в этом главное отличие русского человека от западноевропейца, в особенности от англосакса.

Надо полагать, одной из величайших своих заслуг Гоголь считал то, что он показал, как подчас мельчайшая уступка пороку приводит к гибели всего человеческого в человеке, заставляя его «позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое».

Но почему же тогда Гоголь, отказавшись от показа «добродетельного человека», сам называет Чичикова «подлецом» и рисует его школьные годы и первые шаги на службе в довольно неприглядном свете? Для Гоголя Чичиков, употребляя более современное выражение, «сукин сын, но все же свой сукин сын». Писатель хотел показать, как исковеркала жизнь неглупого мальчика отцовская заповедь: «больше всего береги и копи копейку… Все сделаешь и все прошибешь на свете копейкой». Но Чичиков-младший, по Гоголю, намеревался, достигнув известного положения в обществе, отказаться от того образа жизни, какой был навязан ему беспросветной бедностью.

Именно средний человек частенько идет на сделки с совестью, успокаивая себя тем, что это он сегодня, в силу необходимости, отступает от нравственных норм, а уж завтра-то будет во всем поступать, как должно. Но приходит это завтра, и оно ничем не отличается от вчера, сама логика жизни заставляет продолжать ее, как она сложилась. И новая, чистая жизнь так и не наступает. Вот и Чичикова увлекла эта стихия приобретательства, и он не смог остановиться тогда, когда, казалось бы, фундамент для новой жизни был уже заложен и вроде бы настало время жить достойно.

Чичиков избрал ложный идеал и стал «приобретать» то, что плохо лежит, зная, что иначе это украдут другие, а он, по господствующим представлениям, останется в дураках. Он, следовательно, пошел в жизни не «узким путем» христианского подвига, а «широким путем», по которому идет толпа и который ведет к погибели (Мф 7:13,14), и в этом – истоки его трагедии, причина гибели его дарований. Так Гоголь, даже не упомянув имени Христа, хотел показать сущность Его учения гораздо яснее, чем проповеди штатных проповедников, да и его собственная проповедь в написанной несколько позднее книге «Выбранные места из переписки с друзьями». Это не частый в литературе случай, когда художественное произведение, правильно осмысленное, призвано было стать проповедью самого светлого и благодатного нравственного учения, способной помочь читателю выбрать достойный путь в жизни. Иначе говоря, «Мертвые души» для Гоголя были нравственным трактатом, облеченным в форму подобия плутовского романа. Но и эта проповедь художественными средствами Гоголю не удалась. Чтобы понять, почему не удалась, надо оставить на некоторое время Чичикова и обратиться к упомянутой новой книге Гоголя.

Выбраненные «Выбранные места»

Гоголя удручало положение современной ему России, произвол, взяточничество и казнокрадство чиновников, забвение дворянством своих обязанностей перед родной страной и народом, в первую очередь перед крестьянством, низкопоклонство светского общества и интеллигенции перед Западом. Глубоко огорченный тем, что читающая публика не понимает сокровенного смысла его художественных творений, Гоголь решается выступить перед ней с открытым публицистическим произведением. Так появились на свет его печально знаменитые «Выбранные места из переписки с друзьями».

Кажется, еще не выходило до того в России другой книги, которая произвела бы такой шум и вызвала такую бурю возмущения, как «Выбранные места». В далекие времена, когда я учился в школе, учителя нам объясняли, что Гоголь был умным человеком и выдающимся писателем, когда создавал «Ревизор» и «Мертвые души», но потом сошел с ума и написал эту книгу. В действительности «Переписка» – по-своему замечательное произведение, раскрывшее талант Гоголя с новой, до того неведомой миру стороны. Просто надо было подойти к оценке этой книги именно как к литературному, публицистическому произведению, но эта мысль тогда, кажется, никому не приходила в голову (возможно, потому, что все ожидали обещанного второго тома поэмы).

Прежде всего, здесь Гоголь опубликовал несколько писем, в которых изложил свой взгляд на развитие русской литературы и на творчество наших выдающихся писателей, и многие из этих оценок не утратили значения до сих пор. Но эта сторона книги почти никого не заинтересовала. Бурю возмущения вызвали письма, где Гоголь высказывался по животрепещущим вопросам общественной жизни – от положения женщины в обществе, роли Церкви, значения театра и до отношений помещиков и крестьян и места России в мире.

В стране господствовал официальный взгляд на Россию как на страну всеобщего благоденствия. В противовес ему Гоголь заявлял о всеобщем недовольстве, когда в «криках на бесчинства, неправды и взятки» послышалось «не просто негодованье благородных на бесчестных, но вопль всей земли…». (Замечу, что книга вышла в России с большими купюрами, и цензурная правка значительно снизила пафос гоголевских обличений.) А причины этих неустройств – в господстве эгоистических настроений, когда «всякий думает только о себе и о том, как бы себе запасти потеплей квартирку…», в продажности правительства – этой огромной «шайки воров», в происках зарубежных недоброжелателей, которым «хотелось заварить в России кашу, среди которой можно было бы и самим сыграть какую-нибудь роль». Но он, хорошо знавший опыт Запада, не верил в благотворность революции для России своего времени, но не верил и в успех вынашивавшихся правительством планов постепенной европеизации страны. Ведь он хорошо знал, что на Западе «все друг друга готовы съесть». Не принимал он всерьез и стремления консерваторов повернуть Россию вспять, к допетровским порядкам.

Гоголь не принадлежал ни к одному из двух лагерей, на которые в его время раскололось просвещенное русское общество, – ни к западникам, сторонникам европеизации России, ни к славянофилам, ратовавшим за самобытный путь развития родной страны. Он признавал, что славянофилы были ближе к истине, но считал, что они чаще смотрели назад, чем вперед. Гоголь был убежден в том, что России предстоит выработать собственный путь развития, который в конце концов окажется магистралью дальнейшего движения всего человечества. (Думал ли он «оказачить» не только Россию, но и всю планету, неизвестно.) Поэтому России нужно как никогда мудрое слово (в том числе и его, Гоголя), которое могло бы примирить спорящие между собой лагери, каждый из которых видит лишь одну сторону истины, не замечая другой:

«Всякий из них уверен, что он окончательно и положительно прав и что другой окончательно и положительно врет». Гоголь обличает извечную человеческую слабость – односторонность воззрений: «Односторонние люди и притом фанатики – язва для общества, беда той земле и государству, где в руках таких людей очутится какая-либо власть. У них нет никакого смирения христианского и сомненья в себе; они уверены, что весь свет врет и одни они только говорят правду… Друг мой, храни вас Бог от односторонности! Глядите разумно на всякую вещь и помните, что в ней могут быть две совершенно противоположные стороны, из которых одна до времени вам не открыта». Самой необходимой для России того времени фигурой Гоголь считал примирителя:

«Знаете ли, как это важно, как это теперь нужно России, и какой в этом высокий подвиг! А миротворцу у нас поприще повсюду. Все перессорились…» – дворяне, крестьяне, честные и добрые люди. А примирителю его высокая миссия непременно должна удаться, ибо в природе человека, и особенно русского, есть чудное свойство: как только заметит он, что другой сколько-нибудь к нему наклоняется или показывает снисхождение, он сам готов чуть не просить прощения… если только станет среди тяжущихся истинно благородный, уважаемый всеми и притом еще знаток человеческого сердца».

Выход писатель видел во всенародном порыве к правде, как это бывало, по его мнению, в 1612 и 1812 годах, в подвиге всенародного нравственного очищения, когда «брат повиснет на груди у брата, и вся Россия – один человек». Вот на это и должен быть направлен труд настоящего писателя: пробудить в душе русского человека самые благородные чувства, показать нам нашу русскую Россию так, чтобы мы все сказали: «Это наша Россия; нам в ней приятно и тепло, и мы теперь действительно у себя дома, под своей родной крышей, а не на чужбине».