Литагент Нордмедиздат - Норвежская спираль

• Название: Норвежская спираль
• Автор: Литагент Нордмедиздат
• Издательство: Авторское
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016

Это чисто скандинавская история. Пожилой учёный, сын русской балерины и эссесовца, родившийся в Норвегии во время немецкой оккупации, находит совершенно случайно дневник своей матери, из которого узнаёт, что она сотрудничала с немцами и, быть может, с советской разведкой тоже. Работая в очень секретном ведомстве, именуемом EISCAT, который расположен на острове Тромсё, и будучи подлинным норвежским патриотом, Гуннар Ли – а именно так зовут нашего героя – оказывается в сложной моральной ситуации. Перед ним встаёт выбор дальнейшего жизненного пути, хотя большая часть жизни уже прожита, но то, чему он её посвятил, требует срочной ревизии.

В канву повести вкрапляются виртуальные эпизоды, переносящие нас вместе с героем во времена II мировой войны, делая его участником норвежского Сопротивления и Полярных конвоев.

---

– До города не довезёте?

Открылась дверь, из него вышел крепкого телосложения лысый мужчина, и, глядя с улыбкой на профессора, протянул руку для рукопожатия:

– Непременно, ведь я, собственно, за Вами и приехал. Как добрались? Никогда не доводилось плавать на подводной лодке, к тому же ещё и военной. Впрочем, даже не знаю, бывают ли гражданские? Поэтому завидую Вам. Я Кристиан Линдберг, дирижёр арктического симфонического оркестра. Мне сказали, кроме всего прочего про вас, что Вы когда-то в молодости учились играть на тромбоне и достигли неплохих результатов. А ещё мне сказали, что Вы обожаете «Мотоциклетный концерт» Сандстрёма. Как раз сегодня у Вас есть возможность его послушать. Вот поэтому встретить Вас попросили именно меня. Так что, милости прошу, – добавил он, делая широкий жест рукой в сторону автобусного сиденья.

Профессор уже ничему не удивлялся. Не удивился он и этой метаморфозе, тем более, что ему ничего не оставалось, как смириться с поистине кинематографической сменой сюжетов и декораций на этом отрезке его биографии, и сесть в автобус в предвкушении обожаемого им концерта. Кстати, он даже не знал, что в их городе существует симфонический оркестр, к тому же, как и его университет, самый северный в мире. Да и откуда он мог знать, когда оркестру от роду был всего один год, а его интересы не простирались далее родного его Комплекса, коллекции сигарет и кинофильмов 20–30 годов.

В специально выстроенном здании филармонии было по-современному уютно и пахло лесной свежестью. Ультрасовременная конструкция его как нельзя лучше соответствовала всем зрительским и акустическим требованиям подобного рода сооружений. Мягкие кресла с меняющимся углом наклона спинки позволяли слушать музыку в наиболее удобном и раскрепощённом состоянии тела. Господин Кристиан пригласил профессора в свой кабинет, где предложил ужин, от которого тот, естественно, не отказался, так как успел съесть на подлодке только лёгкий завтрак. После сопутствующей обеду беседы, они спустились в зал. Когда зазвучали первые аккорды исполняемого произведения, профессор стал испытывать непередаваемое наслаждение. Они уносили его как на движущемся транспортном средстве то вперёд, то куда-то назад, то снова вперёд, то чуть-чуть назад и в этом колебательном движении глаза профессора стали закатываться вверх, ресницы опускаться вниз и пространство концертного зала, втискиваясь в люльку этих качелей, начало сужаться и постепенно превращаться в точку. И в этой точке, вмещающей в себе всю вселенную с её звуками и с её тишиной, которая имела свойство меняться в зависимости от фантазии и капризов композитора, неизменными оставались только три реальности, три картины: прошлого, настоящего и будущего. И настоящее из упомянутого триединства обладало свойством скользить по шкале времени вверх-вниз и, как в сказке, реализовывать желания своего подопечного.

И в какое-то мгновение в одной из этих реальностей профессор ощутил себя снова в своём времени, сидящим за рабочим пультом на Комплексе, и, как матрос, заступивший на вахту, готовящимся к очередному эксперименту. Для убедительности он ощупал себя. Всё при нём: руки, ноги, голова, которая, к тому же, отлично «варит» и соображает в реальном времени и в реальной обстановке. На нём фирменный белый халат поверх свитера, очки Cooper Vision, перед ним десятидюймовый компьютерный планшет Augen GenTouch Espresso, на стол из ящика извлечены рукописи Александра Некрасова. На огромном мониторе привычно вращается арфа со звучащим «Романсом без слов» и это означает, что до начала эксперимента остаётся ровно три минуты. И эти три минуты ввергают его в размышления. В иных схожих, хотя и не аналогичных случаях, но в экспериментах, связанных с людьми, и в других, оккупированных агрессором семьдесят лет тому назад странах, звучала, правда, другая музыка, музыка другого немецкого композитора. Однако, сравнение здесь может быть не более чем трагической метафорой, надуманным устрашением, ничего общего не имеющим с физическим истреблением человека, а быть может если даже и связанным с гибелью незначительного количества людей, так это же во имя вселенского эксперимента, не проводившегося ещё никогда в мире. Тем более, что далеко ведь не секрет, что на время подобного рода опытов или военных учений в Вооружённых силах любого государства заложен определённый процент несчастных случаев и даже погибших военнослужащих, не говоря уже о потерях в составе миротворческих сил или сил ООН, находящихся в той или иной стране.

А в его стране, здесь и сейчас, при его присутствии и участии в этом очередном эксперименте моделировалось искусственное, иными словами, рукотворное землетрясение, направленное на безлюдный остров в Тихом океане. Это моделирование являлось результатом точных математических вычислений, выражающихся словесным эквивалентом и формулирующимся так: «резонанс от фазовых взаимоотношений скалярных волн, передающих энергию через толщу земли». Просто, хотя и научно и, главное, без каких-либо устрашающих или настораживающих эпитетов и глаголов. И вот эта формула, состоящая из слов, воплощается в опыте. Когда часовая и минутная стрелки сошлись на цифре двенадцать, а гул антенн достиг апогея, в ту же секунду колоссальной мощности электромагнитное поле выбросило энергетический заряд в означенном направлении. Всё уложилось, буквально, в секунды. Приборы зафиксировали шесть баллов по шкале Рихтера, что следовало понимать – эксперимент после двух предыдущих состоялся и прошёл удачно. Традиционные аплодисменты в зале, улыбки на лицах, достойная сатисфакция учёным за кропотливый труд, за их расчёты, за коллективную работу интеллекта. И, в самом деле, всё прошло гладко и удачно, пора бы пить шампанское, которое заранее заготовлено и стоит в холодильнике. Но вот профессору оно в данный момент показалось бы очень даже кислым пойлом. Он перепроверил записи зафиксированного искусственного катаклизма. Да, ошибки быть не могло – всё согласно расчётам. Но отчего же тогда во рту он почувствовал этот кислый привкус, возникающий в момент досадной ошибки, страха или неверного действия? Ответ напрашивался сам собой. Дело в том, что на высвеченном мониторе профессор довольно отчётливо заметил, будто на острове именно в это время, время эксперимента, кроме морских котиков и тюленей, присутствовали так же и какие-то люди с тёмным цветом кожи, случайно, а, может быть, и нет, оказавшиеся там. Впрочем, ему это возможно, действительно, только померещилось или даже просто представилось, что могло бы показаться закономерным после произошедших с ним метаморфоз, но вот документальная запись… Впрочем, какая-то иллюзия, не более того…

…14 августа 2003 года, названное «чёрным понедельником», когда всё восточное побережье Соединённых Штатов и Канады погрузилось в хаос электрического бытия, тоже кое-кем было охарактеризовано, как иллюзия. «Реальная иллюзия» – так определил один штатный журналист это явление, хотя наша жизнь, наше бытие тоже ведь с определённой точки зрения ничто иное, как большая эфемерная иллюзия. А мы, всего лишь на всего, скользим по шкале времени от нуля до бесконечности, боремся за какие-то культурные ценности, моральные устои, материальные блага, которые в своей совокупности, ровным счётом, ничего не стоят.

– Ну, это уже началась философия, муки совести – подумал про себя профессор, промокая носовым платком появившуюся внезапно на лбу испарину. – К измеряемому конкретным результатом данному случаю всё это не должно иметь абсолютно никакого отношения.

Слегка взволнованный, даже в какой-то слепой отрешённости он отключил свою часть аппаратуры, ещё раз вытер платком лоб, вытащил свою любимую теперь «понс» и подошёл к окну. Идеально белый покров снега лежал на территории Комплекса, на деревьях, на подоконниках – идиллия, не нарушаемая ни шумом ветра, ни звуками проезжающих автомобилей, ни голосами людей. В этой северной идиллии норвежской глубинки можно было спокойно размышлять над чем угодно: над судьбами человечества, над проблемами миграции или старения населения, или над тем, какой лучше съесть стейк на обед – из лосятины или из неё же, только обёрнутой олениной? А можно было просто стоять, сидеть или даже лежать и не думать ни о чём, даже о тех людях, которые ему померещились на том злополучном острове. Да, конечно, люди это высшая ценность на земле и все имеют одинаковое право на жизнь, но их становится с каждым мгновением всё больше и больше и эта ценность через такие же отрезки времени пропорционально этому росту девальвируется. Глобальная – по большому счёту – закономерность, восходящая ещё к милитаристским выводам Мальтуса, ибо выровнять весь мир в социальном, образовательном, производственном, иных отношениях практически невозможно. И, стало быть, деятельность их Комплекса оправдана. Чушь! – профессор гонит от себя эти рассуждения: что это – гитлеровский расизм, сталинский геноцид или какая-то современная, террористическая, но гуманная разновидность того и этого?.. А может псевдогуманная?…