Литагент Нордмедиздат - Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь

• Название: Три любви Фёдора Бжостека, или Когда заказана любовь
• Автор: Литагент Нордмедиздат
• Издательство: Авторское
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016

Это история любви рядового советского человека, имеющего, впрочем, совсем даже не рядовое начало биографии. Его отношение – правда, косвенное – к Нестору Махно и его сподвижнице Марии Никифоровой вносят определённую интригу, нет, скорее, изюминку в повествование. Первые две любви заканчиваются смертью избранниц Фёдора, третья кончается смертью самого героя. Вроде бы ничего интересного, житейская, бытовая коллизия, каких случается превеликое множество, но описанная история Бжостека наполнена той чистотой и благородством отношений мужчины и женщины, которые были свойственны предыдущим – не хочется говорить, советским или – на фоне сегодняшнего дня – поколениям людей.

---

Начал подумывать об этом и Фёдор. Атмосфера стала накаляться, и только осознание того, что лучшей пары для себя – как он, так и она – не найдут, охлаждала пыл и загоняла конфликт ещё глубже в подсознание. Дети росли вроде бы с отцом и с матерью, но в то же время им их не хватало – в своём последующем после рождения детстве они были больше предоставлены яслям, детскому садику, школе, спортивным секциям, кружкам, нежели родителям. Хорошо ещё, что не улице. Правда, с тем, что на виду, у большинства было точно так же, но главное находилось за дверью родительского дома и только от того, что за ней происходило, зависел характер и комплексы родных детей. Но мусор из избы Бжостеки не выносили, а атмосфера в доме продолжала оставаться нездоровой и напряжённой. Спасало только то, что после рождения второй девочки им предоставили трёхкомнатную квартиру и, когда тяжёлым облаком нависал семейный конфликт, было куда расходиться.

В декабре 1981 года в Польше ввели приказом генерала Войцеха Ярузельского военное положение, а чуть раньше, в июне месяце, в Москве, решением Политбюро было отдано распоряжение, эвакуировать советские семьи с детьми из Польши в СССР. Примерно в это же время поступил заказ, срочно переоборудовать четыре самолёта ЯК-40К для военных нужд, связанных, как надо было полагать, с планируемыми событиями в братской стране. Эти машины перебросили из Саратова в одну из авиационных частей близ Ленинграда, и для этих работ было привлечено несколько гражданских специалистов, и Фёдор в том числе. В армии его учили, что приказ есть приказ и его надо выполнять; сейчас он был на гражданской службе и волен был отказаться. Но это была командировка, как сказали в Штабе Военного округа, на месяц, а то и на два, что давало возможность ослабить семейную петлю, а быть может и расслабиться вообще. И он дал согласие. Света даже не очень возражала, так как подумала о перспективе их семейных отношений, по крайней мере, на этот срок приблизительно так же, как и Фёдор. И он уехал.

Условия были отличные: бесплатное питание, двойной оклад и рядом общежитие трикотажной фабрики с дивизионом молодых, незамужних женщин, которые соком исходили от недостатка – да что там недостатка, полного отсутствия – более-менее приличных, не деревенских мужиков. На фабрику они приехали по вербовке из разных регионов Советского Союза, были тут и освободившиеся из мест заключения недавние зэчки, которым был дан шанс через трудовое воспитание и отдалённость от центра, а также через систему поощрений врасти в коллектив и перевоспитаться. Соответственно был усилен районный милицейский контингент и отремонтирован местный Дом культуры. Сюда, в этот Дом, получили разрешение приходить в кино и на вечера отдыха по субботам и воскресеньям офицеры авиачасти, с семьями и без, а также рядовой состав и обслуживающий персонал. Народу всегда было много и из этого скопления обязательно вычленялось несколько пар, которые – кто на короткое время, кто на более длительный срок – становились мужем и женой. Не оставался в стороне от местной традиции и Фёдор. Директор общежития и жилсовет закрывали глаза на тот визг и писк, которые стояли по вечерам в коридорах и комнатах вверенного им учреждения. Знали про эти «вакханалии» и в Райсовете, и в командовании части, вызывали неоднократно начальников, уже в который раз читая им лекцию о морально-этическом облике советского человека, те обещали изменить ситуацию, но визги в общежитии не прекращались. Природа брала своё, и принадлежность облика к тому или иному политическому строю не играла здесь никакой роли.

За напряжённой работой и за не менее напряжённым отдыхом Фёдор как-то забыл о своей семье. Правда, несколько раз звонил, справлялся о здоровье дочерей, Светы и, получив удовлетворительные ответы, успокаивался: как бы долг выполнен, совесть была чиста. На время его отсутствия к ним приехала его тёща и стала оказывать неоценимую помощь в домашних делах. Кстати, тоже лихая казачка, видать в молодости «давала дрозда» так, что в памяти самых боевых мужчин станицы оставила неплохую память. Фёдор имел полное основание сделать такое заключение ещё и потому, что когда они сразу после свадьбы поехали на родину Светы, новоиспечённая тёща несколько раз делала ему недвусмысленные намёки. То ли по глупости, то ли по какой-то неловкости в поведении, по незнанию, как надо себя вести с новоиспечённым, да к тому ж ещё столичным зятем, а, возможно, от дававшего себя знать комплекса неудовлетворённости, перешедшего по наследству и к дочери. «Может быть, у них здесь так заведено, а может быть у них узаконен инцест?» – думал Фёдор, оправдывая это вдовством, в общем-то, ещё крепкой и здоровой женщины. И вот сейчас он почему-то вспомнил об этом. Вспомнил, как это ни покажется странным, во время охоты на лося, на которую отправилось несколько сотрудников его подразделения в специально отведённые угодья, находившиеся в близлежащих лесах. На такую охоту они получили лицензию у Охотнадзора, и вот сейчас шли с ружьями наперевес занимать свои номера, расположенные полукругом и помеченные егерем. Охотились, как это называется, загоном, при котором ружьё взводилось только в момент выстрела в шагах сорока до бегущего животного, причём целиться надо было в основание шеи или под лопатку. Так вот в данной ситуации следовало думать про лося, а Фёдору в голову всё время лезла почему-то тёща, хотя связь между ней и лосем, скорее тогда уж лосихой, была более чем абстрактной. Впрочем, наличие вполне реального, а отнюдь не абстрактного ружья в руках зятя как бы сближало действительное и желаемое и воплощало в жизнь известный анекдот про тёщу. Но, в данном случае главным героем была не она, а лось. Лосей в том году развелось огромное множество и по существующему закону разрешалось взять одного такого красавца с лопатообразными рогами, именуемого в просторечии сохатым. Но в загон почему-то ни один из них не пошёл, и взяли его чуть ли не на шоссе, где он слизывал соль, которой была посыпана дорога. Тут же выпустили из него кровь и тут же его выпотрошили и разделали, чтобы мясо не приобрело неприятный вкус. Из туши, весом почти в полтонны, каждому из охотничьей команды досталось по пятьдесят килограммов говядины. Фёдор половину из этого отдал на кухню в подразделение, а вторую часть распределил поровну: одна половина досталась коменданту общежития, чтобы та либеральнее относилась к «визгу и писку», а вторая пошла на пир с девушками. Пировали всю ночь: мясо оказалось не жирным и совсем не жёстким, водка в меру охлаждённой, а девушки податливыми и ласковыми. Через неделю выделанная шкура, доставшаяся по жребию Федору, была свёрнута в рулон и стала ждать своего часа, чтобы развернуться во всей красе и покрыть собой пол в их квартире. И хотя она ещё неоднократно разворачивалась в общежитии для любовных утех, тем не менее, продолжаться бесконечно это не могло, ибо командировка его незаметно подошла к концу. Второй семьи в общежитии он не завёл, поскольку по своей природе был всё-таки однолюбом и, как всегда бывает в таких случаях, вернулся к семье истосковавшимся мужем – по крайне мере внешний вид его свидетельствовал об этом – и соскучившимся отцом. Однако дети не оценили его ностальгию, поскольку ещё только делали свои первые шаги в этой жизни, а Света, как всегда, обвила руками шею Фёдора и вечером, ложась в постель, произнесла те сокровенные слова, которые выражали подлинное её состояние. Она, действительно, любила Фёдора, но к утру это чувство опять скатилось к нулевой отметке, видимо, не получив желаемой подпитки.

И снова потянулись будни, сменяемые выходными днями, и снова в конце этих дней можно было встретить Свету и Фёдора разведёнными в разные концы квартиры. И снова терпение и, возможно, внутренняя культура, присущая обоим, не позволяли разгореться финальному скандалу, выплеснуться ему наружу и потопить в своём водовороте семейное гнездо. А дети, между тем росли, проходили все стадии положенного им развития, и родители даже не заметили, как после детского садика они пошли в первый класс, как достигли пятого, шестого, и вот уже – так же незаметно – стали выпускницами. Родители, между тем, успели немного поседеть, набрать лишнего веса, приобрести житейского опыта и, в результате, несколько изменить свой служебный статус.

Наступили новые времена, коренным образом изменившие положение в стране. Политические коллизии, пронизавшие советскую вертикаль власти, отразились и на социальном положении населения: перестроечные волны, волны демократизации, приватизации, капитализации разбили общество на несколько лагерей. Самым большим оказался лагерь бюджетников, страдавших от хронических невыплат государственной зарплаты и бесконечных изменений программ обучения, реформирования и лечения. Меньшим лагерем стал лагерь сотрудников акционированных предприятий, неформально ставших обыкновенными трутнями, живущими за счёт распродажи имущества и товаров, оставшихся от советских времён и сдачи в наём помещений, построенных при той же советской власти. Ещё меньшим был лагерь частных предпринимателей, владельцев магазинов, ларьков и лоточков, зарабатывавших себе на жизнь, по сути, честным трудом, но строящемся по принципу «как можно дешевле купить, как можно дороже продать, а за качество пусть отвечает сам покупатель». И, наконец, самая малочисленная – её и лагерем-то не назовёшь – группа акул нарождающегося бизнеса, нахапавших (читай – наворовавших!) миллионы в силу отсутствия надлежащего законодательства и переправивших их за рубеж благодаря прорехам в законодательстве созданном. Это были первые люди, сломавшие стереотип советского мышления, не допускавшего даже в мыслях, что кроме консервной банки, именуемой «Запорожцем», человек может иметь в частной собственности грузовой автомобиль с прицепом, яхту, самолёт, к примеру, десять квартир и шикарную дачу на берегу моря. И тот же стереотип мышления не позволял усомниться в том, что приобретено всё это было на украденные деньги, хотя в 99 % случаев такая мысль соответствовала действительности. А вот наличие горстки обладателей всего этого, входящих к тому же в сотню самых богатых людей планеты, никак не соответствовало нищей действительности абсолютного большинства населения в этой стране.