Дмитрий Барчук - Александрия

• Название: Александрия
• Автор: Дмитрий Барчук
• Жанр: Русское современное
• Год: 2005
• ISBN: 5-94476-061-3

Действие романа происходит в двух временных пластах: в начале XIX века и в наше время.

Два главных героя. Царь Александр I. Вступил на трон после убийства его отца Павла I. Победил Наполеона. Но его душа не находит покоя, поэтому он инсценирует свою смерть и выбирает путь покаяния. И российский олигарх Михаил Ланский, банкир и нефтяной магнат, заключенный по надуманному обвинению в следственный изолятор «Матросская Тишина» за то, что захотел стать Президентом.

Две сюжетные линии. К власти и от власти. Что движет этими неординарными людьми? Какова цена шапки Мономаха? Что значат деньги в жизни человека? Чем отличаются суд земной и суд Божий?

На эти и другие вопросы пытается ответить Дмитрий Барчук в своем новом романе в свойственной ему захватывающей и интригующей манере.

---

Я вернулся в комнату. Обошел всю квартиру. Никого. Сходил в туалет. Когда я зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало, то ужаснулся. На меня уставился совсем не знакомый мне человек. С всклоченными волосами, заросшим щетиной и заплывшим лицом. На месте, где обычно у людей расположены глаза, у этого типа вытянулись две щелочки, как у старика-якута. Как назло, отключили горячую воду. И мне пришлось бриться холодной. Я весь изрезался, пока брился. Но до конца выдержал эту неприятную процедуру. Побрызгал лицо туалетной водой. Полученный результат не удовлетворил меня, и я полез под холодный душ. Вымыл шампунем голову в ледяной воде. Насухо, до красноты, обтерся полотенцем и лишь потом почувствовал себя живым.

Включил телевизор и сразу наткнулся на выступление Ельцина. Президент России докладывал, что свобода и демократия победили, путч провалился. И тут я вспомнил, что за все эти дни я не разу не позвонил Ивану Матвеевичу, не справился об его здоровье. У меня, конечно, было оправдание. Я находился, по сути, под домашним арестом, а в присутствии Неклюдова и его свиты никакие откровения с моим покровителем, особенно по телефону, не были возможны. Но сегодня я проснулся один и в новой стране. Как мне жить и работать в ней, я не знал. Мне, как воздух, нужен был совет моего мудрого и опытного наставника. И я набрал номер его московской квартиры. Оказалось занято. Я перезванивал ему на протяжении получаса, и добился своего.

– Слушаю вас, – ответил мне родной голос.

– Что мне делать? – только и успел спросить я.

– Жить!.. – коротко ответил он и положил трубку.

Я потом еще долго пытался дозвониться до него. Но все было бесполезно, никто не отвечал. Я нутром чувствовал, что с дядей Ваней происходит нечто трагичное и ужасное. И в конце концов я не выдержал, вышел из дома, поймал такси и поехал к нему.

Еще на подходе к дому я понял, что опоздал. Во дворе стояла машина «скорой помощи», рядом милицейский «уазик». У подъезда, где жил Иван Матвеевич, собралась толпа зевак. Я протиснулся через них и увидел, как санитары поднимают с асфальта знакомое тело, кладут его на носилки и грузят в машину. Человек в белом халате громко хлопает задней дверцей. За матовыми стеклами «скорой» мне трудно что-либо разглядеть, и я перевожу взгляд на асфальт, где еще не засохла на полуденном солнце густая кровь. Милиционер дочерчивает мелом контуры силуэта. Другой опрашивает дворничиху, которая, прислонив к дереву метлу, показывает, как он летел с четвертого этажа, раскинув руки, словно крылья.

И вдруг меня кто-то сзади трогает за локоть. Я оборачиваюсь и вижу прямо перед собой Неклюдова. И мне сразу становится ясно, куда он и его громилы уехали сегодня от меня. Леонид отводит в сторону белесые глаза и тихо говорит:

– Он сам выбросился. Мы даже хотели его удержать, но не успели.

Я еще не видел его лицо таким растерянным. Я знаю, что он сейчас сказал мне правду. Пусть и не всю. Но в том, что этот прыжок с четвертого этажа был сознательным выбором моего учителя, я не сомневаюсь. Другое дело, какова была альтернатива самоубийству. Сыворотка правды? Пытки?

И это я знаю тоже. Знаю и никогда ни тебе, ни твоим патронам, ни себе я этого не прощу. И ты об этом знаешь, Леонид. С каким удовольствием ты сейчас отправил бы меня к праотцам вслед за Иваном Матвеевичем. Но ты не можешь этого сделать. Потому что без меня швейцарские гномы мигом наложат лапу на ваши (а может быть, все-таки мои?) миллионы. Поэтому вы меня будете вынуждены, дорогие товарищи, терпеть, холить и беречь. А там посмотрим, кто кого!

Глава 3. Игры императоров

Заснул я только под утро, благополучно проспал завтрак, а проснувшись около полудня, первым делом спросил Редактора:

– Скажи, Николай Дмитриевич, Александр простил или наказал убийц своего отца?

Он повернулся на кровати в мою сторону, отложил газету, внимательно посмотрел на меня и ответил:

– Я думаю, что сами заговорщики даже рассчитывали на награду. Но они обманулись. Прислушавшись к мнению своего учителя, швейцарца Лагарпа, изложенному в ответном письме к Его Величеству, что убийство императора в его собственном дворце, в кругу семьи не может остаться безнаказанным, иначе будут попраны все божеские и людские законы, молодой царь решил наказать руководителей заговора. Но не сильно. Беннигсен, Панин, Пален и другие получили приказ покинуть навсегда столицу и держаться в отдалении от государя. Узнав об отставке, вернувшийся из‑за границы Платон Зубов вскоре умер. И только барону Беннигсену, когда над Европой нависла угроза наполеоновского нашествия, удалось вернуться на государеву службу. Он в сражениях кровью – французов и собственной – смыл с себя царскую кровь.

– Русское дворянство – это класс самых невежественных, самых грязных людей. Их ум ограничен…

Граф Строганов прервал свою пламенную речь на полуслове, ибо дверь отворилась и в апартаменты государя вошла императрица. Несмотря на некоторую скованность манер, она в этот день выглядела неплохо. Тонкие и правильные черты лица обрамляли золотистые волосы, а большие голубые глаза светились тихой загадочной улыбкой. Члены Негласного комитета, как по команде, дружно вскочили со своих мест и застыли в приветственном поклоне. Князь Адам Чарторыйский, оказавшийся ближе других к императрице, даже умудрился поцеловать ей руку.

– Ох, пожалуйста, простите меня, мой друг, что прервала ваше заседание, – обратилась к мужу Елизавета Алексеевна. – Я полагала, что вы уже закончили. Вы не забыли, что ваша матушка нынче вечером пригласила нас к себе на ужин в Павловское. Я уже готова, ваш брат Константин – тоже. Ждем только вас.

Царь схватился за голову:

– Прошу извинить меня, господа. Но у меня этот ужин совсем вылетел из головы. Маменька и так обижается, что я, взойдя на трон, стал редко бывать у нее. Поэтому давайте на сегодня прервемся, а в следующий вторник так же после обеда дослушаем предложения графа по реформе управления страной…

Кочубей, Новосильцев и Чарторыйский двинулись к двери, пока Строганов собирал в папку разложенные на столе листки.

Царица подошла к мужу и сказала ему тихо:

– Я очень прошу вас, мой друг, поговорите по дороге с Константином. Он становится совсем невыносимым. Я сегодня получила письмо от его жены. Анна ни под каким предлогом не желает возвращаться в Россию. Оказывается, великий князь настолько по-хамски относился к ней, что ее терпению пришел конец. Это же надо было придумать такое: среди ночи вызвать в коридор целую команду трубачей и приказать трубить зорю прямо под ее дверью! Бедную Анну чуть не хватил удар. И этот развязный, хамский тон, который он позволяет по отношению ко мне. Словно мужик из самых низов общества. Ваша матушка, думаю, пригласила нас за этим.

Константин хотел увильнуть от неприятного разговора с братом, мол, предпочитает тряске в душной карете верховую езду, но Александр настоял, чтобы он сел именно в его карету. Царица со своими фрейлинами поехала следом в другом экипаже.

– Что с вами происходит? Вы всем дерзите, пьянствуете, общаетесь с продажными девками. На вас жалуются не только придворные, но уже и близкие люди, – строго спросил император, едва только карета выехала из дворца.

Константин уставил взгляд в окно и молчал. Александр тоже. Первым не выдержал младший брат:

– Понятно, жена нажаловалась. Да по мне любая петербургская шлюха – чище, чем принцесса Сакс-Кобургская. Я не император всероссийский, чтобы терпеть гадину у себя на груди, а всего лишь великий князь, поэтому позвольте мне, Ваше Величество, в моей личной жизни поступать, как мне того хочется, а не как диктуют интересы империи.

Царь сделал вид, что пассаж относительно «гадины на груди» не расслышал, а если и расслышал, то не принял на свой счет, но лицо у него сделалось сосредоточенным.

– Положим, ваши отношения с женой – это личное. Хотя в императорской семье свои правила на этот счет. Но почему вы совсем устранились от государственных дел, этого я понять не могу. Помните, как мы мальчишками отлавливали из пруда щук, чтобы они не ели других рыб? Сейчас мы можем и должны сделать то же в обществе людей. Разве не к этому обязывает нас верховная власть? Не этому ли нас когда-то учил мэтр Лагарп?

И тут великого князя прорвало:

– Это не я, это вы, Ваше Императорское Величество, забыли уроки великого гражданина. Думаете, если убрали с площадей отцовские виселицы, разрешили круглые шляпы и длинные брюки, то хорошо усвоили уроки Фредерика Сезара! Монсеньор учил нас, что все люди рождаются равными, что наследственная власть есть дело чистого случая, что свобода одинакова для всех. Если вы это помните, то должны были, взойдя на престол, первым подготовить указ о Конституции, а второй – о собственном отречении. Вы же этого не сделали. А только просиживаете штаны со своими потешными реформаторами на своем Тайном совете, или, как вы еще себя гордо именуете, Комитете общественного спасения, и рассуждаете о свободе, равенстве, братстве, ничего реально не делая.