С. Глуховский - Когда вырастали крылья

• Название: Когда вырастали крылья
• Автор: С. Глуховский
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1965

 Старые большевики и ветераны авиации предложили написать книгу о Баранове. Автор приносит им сердечную признательность за ценные воспоминания о своем соратнике и друге. Они использованы наряду с архивными материалами, письмами и дневниками самого Петра Ионовича. Военный историк, если он еще и специалист в области авиации, создаст куда более полную и обстоятельную биографию П. И. Баранова. Для этой книги автор привлекал те события и факты, в которых проявлялся характер П. И. Баранова, те приметы незабываемого времени, когда у Страны Советов вырастали крылья. 

---

* * *

Жили Барановы на окраине Петербурга. В Новой Деревне снимали ветхий домишко, принадлежащий купцу Половневу. Купец дорожил лишь участком и огородил его крепким забором, но покосившуюся хату не сносил - находились квартиранты.

Из ворот дома каждое утро, громыхая огромной бочкой, выезжал к Неве на дрогах водовоз Иона Баранов, мужик рослый и кряжистый, рыжебородый и горбоносый, на вид мрачный, на слова скупой.

Иона расстался с деревней после голодного года в Рязанской губернии. Сначала он нанялся в порту крючником. Винцом не баловался, часто работал две смены, чтобы скопить деньжат, обзавелся лошадкой, дрогами и стал в Новой Деревне водовозом. Петербуржцев-дачников снабжал водой днем, а кухню ресторана «Ливадия» - вечером. Этим нехитрым промыслом да небольшим огородом кормили Барановы всю семью. Сами маялись, а детей учили грамоте, ремеслу. Жила в родителях неистребимая надежда вывести ребят «в люди».

Пете минуло тринадцать лет, когда выхлопотали ему место ученика в торговой конторе «Продамет». Управляющий конторой приметил усердного и смышленого паренька и вскоре доверил ему работу счетовода. Новый кормилец появился в трудный для семьи год. Еще не старого и никогда не болевшего водовоза сразил разрыв сердца. Грохнулся он на пороге кухни ресторана «Ливадия» и уже не встал. Погоревала вдова Ирина Тимофеевна, продала лошадь, дроги, а рассохшуюся бочку ребята распилили на щепу.

После смерти мужа Ирина Тимофеевна крепко занедужила. Все время тревожилась за своего любимца Петьку, который томился в городской тюрьме «Кресты», ожидая суда. Мать знала, что Петю арестовали «за политику», и уже не чаяла повидать его. В тюрьму явились товарищи Петра с просьбой отпустить узника проститься с матерью. Старший надзиратель уныло сказал Петру:

- Отпустим тебя на сутки. Если сбежишь, то мне, конечно, вздрючка будет, но твои приятели сядут в «Кресты», а первой арестуем твою подругу Беллу. За твой побег - ей пожизненная каторга. Так и знай. [18]

И Петр поклялся:

- Вернусь!

Завидев сына, Ирина Тимофеевна хотела крикнуть и не смогла - губы только мелко задрожали. Младшая дочь Фрося солгала матери: «На воле наш Петя, на воле!» Ирина Тимофеевна скончалась на рассвете, днем похоронная процессия двинулась к церкви по окраинной улице, чтобы не привлечь внимания городовых. Дети похоронили ее, а вечером Петр уже помогал Фросе собрать пожитки - вместе с младшими братишками уехала Фрося к тетке в Старую Деревню. Петр вернулся в тюрьму.

«Что же хорошего было в моем детстве, в моей юности?»

Петр зажег огарок, склонился над тетрадкой, задумался… Была нужда беспросветная, были тревоги, тяжкие лишения. А за все и за всех в ответе - мама. Она редко улыбалась, часто плакала и… считала себя самой счастливой матерью на свете. Одиннадцать детей родила, семерых - Петр был пятым - выходила, и до вечного покоя не было у нее дня без забот.

«Прости, дорогая, за огорчения, что причинил тебе. Иначе я не мог…»

Эту запись еще можно доверить тетради, не больше. Петр погасил огарок.

Тихо в камере. Сосед устал молиться своему аллаху, свернулся на полу калачиком и заснул. Петр тоже закрыл глаза, но и в гнетущем мраке тюремного безмолвия зримо возникают видения прошлого.

7

…Зима. Февральская метель накрутила за ночь сугробы и к утру начисто замела дорогу к церковно-приходской школе. Ребята остались дома. Все помогают маме в субботней приборке. Закончив стряпню, мама прикрыла жарко натопленную печь заслонкой, села у светлого окна, скинула косынку. Не старшая дочь Пелагея, не Фроська, а он, Петька, расчесывает ее длинные гладкие волосы и рассказывает при этом удивительные истории из прочитанных книжек. Никто не умеет так слушать Петю, как мама. Она только изредка вздохнет, скажет сама себе: «До чего, господи, мир велик. Сколько стран, сколько имен чужеземных!» [19]

Потом видит Петр знакомый луг в солнечное воскресное утро. Вся Новая Деревня высыпала на луг, собралась у высокого берега реки. А на другой стороне реки - Коломяжский ипподром. Там - большой праздник по случаю окончания первой в России «Авиационной недели». Играет духовой оркестр, бойко торгуют трактирные буфетчики, и шумит, волнуется пестрая толпа, наблюдая, как соревнуются в воздухе русские и иностранные летчики.

С Коломяжского ипподрома взлетел последний самолет. Надрывно тарахтя и заметно виляя, тянется к небу огромная, неуклюжая механическая стрекоза. И у всех на виду летчик - его голова, туловище, руки и ноги. Зрители по-разному выражают свои чувства. Ликует и рукоплещет молодежь. Кто-то декламирует: «Безумству храбрых поем мы песню». Старики осуждающе охают. Среди них купец Половнев. Он в черном сюртуке, в черном высоком картузе с блестящим козырьком. Половнев даже за бороду схватился, будто хочет пригнуть голову, чтобы не смотреть наверх. А в глазах ненависть. Как смеет человек парить выше Александровской колонны и даже самого Исаакиевского собора? Не удержался Половнев, разомкнул губы:

- Сгинь, сатана, покарай тебя бог. Покарай!

- Не каркай!

Это крикнул Лешка. Петр по голосу узнал братишку. А Лешка сначала крикнул и уж потом, обернувшись, увидел хозяина дома. Смутился Лешка, а извиняться не стал: чего, в самом деле, каркает старый ворон? Купец глазом не моргнул, только подался вперед, оторвал пятерню от бороды и дал Лешке затрещину. Еще раз замахнулся, но тут подоспел Петр.

- Пусти, бандюга! - в бессильной ярости закричал Половнев, когда Петр намертво сжал его руку. - Ты с кем тягаешься? С кем?!

А Петр и не думал тягаться. Только как объяснить это людям, привлеченным воплем купца?

- Не имеете права драться!… Здесь вы не хозяин, а такой же на празднике, как все…

- На празднике! Знаю, какого вы праздника ждете, голь бунтарская! Эй, люди добрые, помогите!

Чтобы разжечь драку, пьяные еще сильнее заулюлюкали. Кто-то повис на спине Петра, кто-то за него заступился. [20] Низко над берегом прошел самолет, толпа шарахнулась в сторону, но потасовка не прекратилась. И вдруг драчуны разбежались. Рядом с Петром оказался отец. Попасть под тяжелую руку водовоза никому не хотелось. Отец подошел к купцу, тихо сказал:

- Моих парней сам накажу, ежели они провинились. Зачем при народе шум поднимать?

И так же тихо Половнев распорядился:

- Завтра к утру убирайся со своим выводком из моего дома. Ищи другую квартиру. Смутьянов не держим.

О ссоре с купцом отец ничего матери не сказал и ни в чем не упрекнул сыновей. Но дома Лешка расхвастался, что полетит на аэроплане без страха - пусть только его научат. И отец не выдержал:

- Смолкни! Эти забавы для тех, кто с жиру бесится.

Петр тихо возразил:

- Самолеты не забава. Еще император Петр Первый сказал, что люди «будут летать по воздуху, ако птицы».

- «Ако птицы»! Не мог такого император сказать.

- А вот! Смотрите!

И торжествующий Лешка вытащил из кармана брюк вчетверо сложенный лист обложки журнала «Летун» с изречением Петра Первого. С особой многозначительностью Лешка прочел надпись под названием журнала: «Дела, мысли и мечты в области воздухоплавания, летания и быстроактной жизни».

- Какой еще там жизни? - сердито спросил отец, раздосадованный мудреным, непонятным для него словом - «быстроактной».

Петр мягко доказывал:

- На Строгановской набережной самолетный завод начали строить. Скоро полетят из Петербурга в Москву. Не для забавы это. Выкормыш Половнева не полетит, кишка тонка… А мы, если бы наша воля, наше право…

- То-то! - сурово оборвал его отец. - Если бы!

8

И еще видит Петр кружок своих друзей, единомышленников по партии.

…Никогда Иона Баранов не позволил бы Петру устраивать дома занятия кружка. Но после смерти отца Петр настоял, чтобы семья переехала на другую квартиру, [21] подальше от глаз купца-черносотенца. Мать приветила друзей Пети из конторы «Продамет» и с Черняевских общеобразовательных курсов. Собирались в комнате на втором этаже. Мать поила гостей чаем с вареньем, угощала домашними пирогами, а когда стала догадываться о тайных сходках, только насторожилась. Если Петины товарищи засиживались допоздна, Ирина Тимофеевна наглухо зашторивала окна, часто выходила наружу узнать, не следит ли кто за домом. Чуяла материнским сердцем недоброе и спасла однажды от ареста пятерых друзей Пети, а сына и Беллу отстоять не смогла. И все из-за того же Половнева.

Был субботний вечер. Поодиночке явились к Барановым Иван Акулов, Антон Булин, Василий Володин и Андрей Михельсон. Потом пришли Белла Беркович и Карл Вербицкий. Белла принесла две книжки стихов. Одна называлась «Звездные песни», другая - «Из стен неволи». В тот вечер Иван Акулов - он был самым начитанным в кружке - рассказал своим друзьям биографию автора этих стихов Николая Морозова.