С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...

• Название: Весенней гулкой ранью...
• Автор: С. Кошечкин
• Издательство: Юнацтва
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

"Автор четырех сборников стихов, ряда работ о советских поэтах, в том числе о Я.Купале, Я.Коласе, М.Танке, С.П.Кошечкин много лет посвятил изучению жизни и творчества С.Есенина, опубликовал несколько книг о великом русском лирике. Книга этюдов-раздумий о Есенине Весенней гулкой ранью..., написанная в живой, непосредственной форме, дополнена этюдами о восприятии поэзии Есенина белорусскими и другими писателями и читателями."

---

особой проникновенностью?

"Совершенно изумительно, - рассказывал Горький, - прочитал он вопрос

Пугачева, трижды повторенный:

Вы с ума сошли? -

громко и гневно, затем тише, но еще горячей:

Вы с ума сошли?

И наконец совсем тихо, задыхаясь в отчаянии:

Вы с ума сошли?

Кто сказал вам, что мы уничтожены?

Неописуемо хорошо спросил он:

Неужели под душой так же падаешь, как под ношей?

И, после коротенькой паузы, вздохнул, безнадежно, прощально:

Дорогие мои... Хор-рошие...

Взволновал он меня до спазмы в горле, рыдать хотелось".

Вторая колоритнейшая личность трагедии - Хлопуша, "крестьянин Тверской

губернии" (в "Энциклопедическом словаре" Брокгауза и Ефрона - т. 37, кн. 73, Спб., 1903 г., с. 325 - указывается: Хлопуша, "крестьянин с. Мошкович, Тверской губернии". Есенин и в этой детали точен).

"Местью вскормленный бунтовщик", он шел в лагерь пугачевцев со своей

бесценной ношей: "Тяжелее, чем камни, я нес мою душу". "Отчаянный негодяй и

жулик", "каторжник и арестант", "убийца и фальшивомонетчик", Хлопуша через

Пугачева прозрел, "разгадал" собственное "значенье".

Все, что было в его жизни до Пугачева ("то острожничал я, то

бродяжил"), кажется ему ничего не стоящим, никчемным. "Черта ль с того, что

хотелось мне жить?" - восклицает он, вспоминая те десять лет, которые

растратил попусту.

Казак Бурков мыслит по-иному:

Я хочу жить, жить, жить,

Жить до страха и боли!

Хоть карманником, хоть золоторотцем...

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Научите меня, и я что угодно сделаю.

Сделаю что угодно, чтоб звенеть в человечьем саду!

Учитель нашелся. Но им оказался не Пугачев, а Творогов - презренный

изменник. Это о "философии" таких, как Творогов, говорит старик сторож в

начале поэмы:

Только лишь до нас не добрались бы,

Только нам бы,

Только б нашей

Не скосили, как ромашке, головы.

Они остаются жить - Бурнов, Творогов, Чумаков... Но "черта ль с того"?

Достойно "звенеть в человечьем саду" им не дано.

Ибо не может затеряться в этом саду страстный, рвущийся из самого

сердца голос Хлопуши:

Проведите, проведите меня к нему,

Я хочу видеть этого человека.

И не смолкнет полное неизбывной боли, безысходной тоски по несбывшейся

надежде слово "этого человека":

Дорогие мои... дорогие... хор-рошие...

5

В год завершения работы над "Пугачевым" Есенин писал об имажинистах:

"У собратьев моих нет чувства родины во всем широком смысле этого

слова, поэтому у них так и несогласовано все. Поэтому они так и любят тот

диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния

ради самого кривляния".

Как и безвестному автору "Слова о полку Игореве", Есенину в высшей

степени присуще "чувствование своей страны". Оно проявилось не только в его

стихотворениях и поэмах, но и в трагедии "Пугачев". От глубинных раздумий о

судьбах крестьянина до "всей предметности и всех явлений вокруг человека", воплощаемых в слове, образе, - все пронизано этим чувствованием.

В трагедию "Пугачев", замечал П. Юшин, Есенин внес резкие, вызывающие

тона, эстетически отталкивающие образы:

Быть беде!

Быть великой потере!

Знать, не зря с луговой стороны

Луны лошадиный череп

Каплет золотом сгнившей слюны.

И рассуждал: "Ягненочек кудрявый - месяц", "...всадник унылый, роняющий

поводья-лучи", "месяц - плывущая по ночному небу ладья, роняющая весла по

озерам", превращается в череп, а ровный желтый свет месяца, так радовавший

раннего поэта, становится гнилью, слюной, капающей на землю".

Да нет же, при чем тут "ягненочек кудрявый - месяц"? Суть-то в строках

из "Пугачева" совсем иная! Поэт говорит о зловещем предзнаменовании, создает

соответственно впечатляюще-страшный образ, а критик недоумевает: а почему не

ягненочек? Ягненочек был лучше...

Тот же критик сетовал: очень уж "образно" говорят герои. Даже сторож:

"Колокол луны скатился ниже..." Нет чтобы сказать просто: светает...

Сторож еще изъясняется: "Уже мятеж вздымает паруса".

Но так ли это далеко от тех фраз, которые произносят, например,

действующие лица в исторических хрониках Шекспира?

"Полоний: Уж вечер выгнул плечи парусов..."

Правда, эти слова звучат в устах гофмейстера королевского двора.

Но вот говорит простой воин (сцена смерти Энобарба в "Антонии и

Клеопатре"): "Смерть тронула его своей рукой". Неужели в Древнем Риме даже

простолюдины не могли обходиться без художественных тропов?

По мнению П. Юшина, "перенасыщенность... образами наблюдается в каждом

монологе трагедии". Кстати сказать, критик Г. Лелевич еще в 1926 году писал:

"В "Пугачеве"... образов больше, чем нужно".

Но кто может точно установить, сколько образов полагается на монолог?

Какое количество их должно быть в пьесе?

Есенинский имажинизм - это попытка мастера найти новые художественные

возможности поэтической речи с помощью органического, но усложненного образа

и "сгущенной" образности.

Не образ ради образа, а образ как выявление жизненных связей,

"внутренних потребностей разума".

Не отделение искусства от быта, а, наоборот, утверждение быта (жизни)

как основы искусства. Настоящее искусство невозможно без "чувствования своей

страны". Так говорит Есенин в статье "Быт и искусство", опубликованной в.

1921 году. По существу, эти же мысли он высказывал ранее в статье "Ключи

Марии".

Есенина в свое время высмеивали за "очаровательные анахронизмы":

"...Керосиновую лампу в час вечерний зажигает фонарщик из города Тамбова",

"степная провинция", "флот"...

Ну что ж, наверно, эти мелкие погрешности можно простить большому

художнику. Ведь не очень-то нас беспокоит, что, скажем, в шекспировской

"Зимней сказке" король пристает к берегам Богемии, хотя, как известно, никакими морями она не омывается.

Не в мелочах, конечно, дело.

"Пугачев" с его органическими, хотя и усложненными образами,

"сгущенной" образностью убедительно показал широту творческих возможностей

Есенина.

От этой пьесы, как верно, на мой взгляд, писал Сергей Городецкий, поэту

открывался широкий путь в театр. Недаром в разное время ее собирались

ставить Всеволод Мейерхольд и Николай Охлопков.

Не в пример критикам, сам Есенин считал трагедию своей удачей. Отрывки

из нее он с охотой читал в дружеском кругу и, выпустив тремя отдельными

изданиями, включил ее в трехтомное собрание стихотворений.

И все-таки "Пугачев" не стал венцом творческих поисков поэта. Они

продолжались.

Формально Есенин вроде бы числился по имажинизму.

Но друзья слышали от него все чаще и чаще: "Писать надобно как можно

проще. Это трудней".

Хотя и "Пугачев" дался ему нелегко...

6

...Московский театр драмы и комедии, или - привычнее и короче - Театр

на Таганке.

На сцене - помост из неструганых досок. Плаха. Топор. Цепи - они то

гремят о настил, то опутывают людей, обнаженных до пояса, в портах из

мешковины. Удары колоколов...

И вот он - человек со скуластым лицом, острыми, прищуренными глазами...

Мужицкий царь, гроза империи и мечтательный романтик.

Наконец-то я здесь, здесь!

Рать врагов цепью волн распалась...

Идет есенинский "Пугачев"...

Он, при жизни поэта исхлестанный критическими плетьми, оказался для

молодежи семидесятых и начала восьмидесятых годов живой художественной

ценностью, волнующей истинным драматизмом, глубиной чувств человеческих.

И, слушая в театре страстные монологи "буйных россиян", может статься, не я один вспоминал рассказ современницы поэта. Рассказ о том, как однажды

Есенин показал ей рубцы на своих ладонях и пояснил:

"- Это, когда читаю "Пугачева", каждый раз ногти врезаются в ладонь, а

я в читке не замечаю..."

"ПРОЯСНИЛАСЬ ОМУТЬ В СЕРДЦЕ МГЛИСТОМ..."

1

В середине 1921 года, когда Есенин заканчивал работу над "Пугачевым", в

Москву приехала американская танцовщица, ирландка по происхождению, Айседора

Дункан.

Эта, по словам Горького, "знаменитая женщина, прославленная тысячами

эстетов Европы, тонких ценителей пластики", приняла приглашение Советского

правительства и отправилась в революционную Россию не ради любопытства.

"Большинство художников и артистов полагают, что искусство идет особо,