Арнольд Гессен - Жизнь поэта

• Название: Жизнь поэта
• Автор: Арнольд Гессен
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

В последний вечер восемнадцатого столетия, 31 декабря 1800 года, у Пушкиных собрались гости. Стол был парадно накрыт. Ждали наступления Нового года, нового, девятнадцатого столетия. Читались стихи, хозяйка дома, Надежда Осиповна, «прекрасная креолка», внучка арапа Петра Великого, вполголоса подпевая, исполняла на клавесине романсы. Ровно в полночь раздался звон часов. Первый удар, за ним второй, третий... последний - двенадцатый... Гости подняли бокалы, поздравили друг друга: - С Новым годом! С новым столетием! Звон бокалов и громкие голоса гостей разбудили спавшего в соседней комнате маленького сына Пушкиных, Александра. Ему было всего полтора года. Как гласит легенда, он соскочил с кроватки, тихонько приоткрыл дверь в комнату, где собрались гости, и в одной рубашонке, ослепленный множеством свечей, остановился у порога. Испуганная, за ребенком бросилась няня, крепостная Пушкиных Ульяна Яковлева. Но мать, Надежда Осиповна, остановила ее. Тронутая неожиданным появлением сына на пороге нового века, она взяла его на руки, высоко подняла над головой и сказала, восторженно обращаясь к гостям: - Вот кто переступил порог нового столетия!.. Вот кто в нем будет жить!.. Это были вещие слова, пророчество матери своему ребенку. Пушкин перешагнул уже через два столетия. Он перешагнет и через тысячелетия...

---

* * *

Пушкин решил действовать. Началась развязка назревшей драмы. Великосветский Петербург с волнением, многие с любопытством следили за каждым шагом поэта. Но никто не знал и не понимал истинного положения происходящих событий, не предвидел рокового конца. Даже в дружески расположенной к Пушкину семье Карамзиных события воспринимались легкомысленно. С неприкрытым любопытством, например, дочь историка, Софья Карамзина, лишенная возможности быть на свадьбе Дантеса и Екатерины Гончаровой, писала брату Андрею в Париж: «Это было не очень приятно для меня, да, вдобавок, и очень досадно - я теряла надежду видеть вблизи главных актеров в заключительной сцене этой таинственной драмы...»

А заключительный акт драмы развивался стремительно. Дошедшие до нас свидетельства современников дают возможность представить себе, как развертывались, день за днем, час за часом, события тех роковых дней.

25 января 1837 года.

В этот день Пушкин посетил вместе с Жуковским мастерскую знаменитого художника К. П. Брюллова.

Они восхищались его рисунками и хохотали, когда увидели акварель «Съезд на бал к австрийскому посланнику в Смирне». Смирнский полицмейстер, спящий посреди улицы на ковре и подушке, был так комичен, что трудно было глядеть на него равнодушно.

Пушкин не мог расстаться с рисунком, смеялся до слез и просил Брюллова подарить ему. Брюллов сказал, что рисунок принадлежит уже княгине Салтыковой, и обещал нарисовать другой.

- Отдай, голубчик! Ведь другого ты не нарисуешь для меня; отдай мне этот, - просил Пушкин, стоя с рисунком в руках перед Брюлловым на коленях.

Но художник не мог отдать его...

В то время уже вышел из печати четвертый том «Современника», в котором была опубликована значительная часть «Капитанской дочки», романа, вызвавшего восторженные отзывы Гоголя, Белинского, Чаадаева.

Продолжая готовить материал для очередного номера «Современника», Пушкин написал 25 января письмо молодой писательнице А. О. Ишимовой:

«Милостивая государыня Александра Осиповна,

На днях имел я честь быть у Вас и крайне жалею, что не застал Вас дома. Я надеялся поговорить с Вами о деле; Петр Александрович (Плетнев. - А. Г.) обнадежил меня, что Вам угодно будет принять участие в издании «Современника». Заранее соглашаюсь на все Ваши условия и спешу воспользоваться Вашим благорасположением: мне хотелось бы познакомить русскую публику с произведениями Barry Cornawall. Не согласитесь ли Вы перевести несколько из его драматических очерков? В таком случае буду иметь честь препроводить к Вам его книгу...»

Тем временем Пушкин начал осуществлять свой план нанесения удара Геккерену. Извлек из Ящика письменного стола еще в ноябре написанное, неотправленное, изорванное и до случая сохраненное письмо к Геккерену. Он разложил на столе разрозненные отрывки письма, перечитал их, внес в них, учитывая события последних дней, поправки и закончил работу над черновиком нового письма.

26 января 1837 года.

Утром Пушкин переписал набело подготовленный накануне черновик письма и отправил его по назначению - барону Геккерену, в здание голландского посольства:

«Позвольте мне подвести итог всему тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно уже давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным... Случай, который во всякое другое время был бы мне крайне неприятен, весьма кстати вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Остальное вы знаете: я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха...

Я вынужден признаться, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему сыну... Подобно бесстыжей старухе вы подстерегали мою жену, по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного...

Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Только на этом условии согласился я не давать хода этому грязному делу и не бесчестить вас в глазах дворов нашего и вашего, к чему я имел и возможность, и намерение. Я не желаю, чтобы моя жена выслушивала впредь ваши отеческие увещания. Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее - чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проделкам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь».

В письме этом, по выражению Вяземского, Пушкин излил все свое бешенство, всю скорбь раздраженного, оскорбленного сердца своего. Дуэль становилась неизбежной.

Утро 26 января, после отправки письма, Пушкин провел с вернувшимся из Парижа Александром Тургеневым, который познакомил его с привезенными им «парижскими бумагами» - копиями донесений французских послов при дворе Петра I. Материалы эти очень интересовали Пушкина, историка Петра Великого.

Пушкин, с своей стороны, читал Тургеневу приготовленные для «Современника» материалы и пригласил его зайти на следующий день, чтобы еще почитать.

Днем Пушкин получил два письма. Одно от А. О. Ишимовой - ответ на посланное ей накануне письмо. Не имея понятия, на грани какой катастрофы находился в те дни Пушкин, она писала ему:

«Милостивый государь Александр Сергеевич!

Не могу описать Вам, сколько я сожалела в пятницу, приехав домой спустя десять минут после Вас! И это произошло от того, что я ожидала Вас уже в четыре часа, а не в три...

Сегодня получила я письмо Ва ше, и скажу Вашими же словами: заранее соглашаюсь на все переводы, какие Вы мне предложите, и потому с большим удовольствием получу от Вас книгу Barry Cornawall. Только вот что: мне хотелось бы как можно лучше исполнить желание Ваше насчет этого перевода, а для этого, я думаю, нам нужно было бы поговорить о нем. Итак, если для Вас все равно, в которую сторону направить прогулку Вашу завтра, то сделайте одолжение зайдите ко мне. Кроме добра, которое, вероятно, произойдет от того для перевода моего - Вы этим очень успокоите совесть мою, которая все еще напоминает мне о моей неисправности перед Вами в пятницу.

Искренно уважающая Вас и готовая к услугам Вашим

Александра Ишимова».

Вечером 26 января Пушкин был на балу у графини Разумовской, танцевал, просил Вяземского напомнить Козловскому его обещание прислать очередную статью для «Современника»... И в то же время искал секунданта для завтрашней дуэли. Он обратился с этим к советнику британского посольства Медженису, но тот отказался...

Поздно ночью, после бала у Разумовской, к Пушкину явился д’Аршиак, секундант Дантеса, и передал ему письмо с вызовом на дуэль. Оно было подписано Геккереном, а внизу была приписка Дантеса: «Читано и одобрено мною».

Пушкин принял вызов, даже не прочитав письмо.

27 января 1837 года.

Жуковский кратко обозначил в своем дневнике состояние Пушкина в роковой день дуэли, причем особенно подчеркнул его настроение: «Встав весело в 8 часов - после чаю много писал - часу до 11-го. С 11 обед - ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни...»

Веселое настроение Пушкина в день дуэли, конечно, не отражало внутреннего состояния готовившегося к дуэли поэта. Это было нервное возбуждение, безмерная усталость, стремление любым путем выйти из создавшегося положения и - большая выдержка, позволявшая ему за несколько часов до дуэли работать над статьями для «Современника», писать ответные письма.

9 часов утра, после чая. Записка от д’Аршиака: «Я ожидаю сегодня же утром ответа на мою записку, которую я имел честь передать вам вчера вечером. Мне необходимо переговорить с секундантом, которого вы выберете, притом в возможно скором времени. До полудня я буду дома...»

10 часов утра. Пушкин закончил и отправил д’Аршиаку ответ. Судя по сохранившемуся черновику, он долго и нервно работал и над его содержанием, и над формой. Опасаясь расширить круг поисков секунданта, что могло привлечь внимание друзей и расстроить дуэль, Пушкин написал:

«Я не имею ни малейшего желания посвящать петербургских зевак в мои семейные дела; поэтому я не согласен ни на какие переговоры между секундантами... Так как вызывает меня и является оскорбленным г-н Геккерен, то он может, если ему угодно, выбрать мне секунданта; я заранее его принимаю, будь то хотя бы его егерь. Что же касается часа и места, то я всецело к его услугам...»